Сказал, поднял голову и замер — плакал железный Турин, не смахивая и не стесняясь слёз. — Ты про то, что он на себя руки наложил, не пиши там, — заметив, что не отводит от него глаз Шик, отвернулся Турин. — Не надо новому поколению знать об этом, чтоб пример не брали, а то войдёт в моду вешаться да стреляться… по пустяку. — Разве это пустяк, Василий Евлампиевич? — Ну, не пустяк… Всё равно не пиши. — Нет. Или всю правду, или ничего, — отложил карандаш Шик. — Кроме того, я считаю: для настоящего офицера за честь так уйти из жизни. — Ну-ну… — Турин резко развернулся. — Тогда и про предателя Губина не забудь! Про крысу, которую мы так и упустили… — Почему упустили? — Как? Тебе что-то известно? — Не всех наших арестовали, Василий Евлампиевич, — тише проговорил старик, — многие успели разбежаться. — Это хорошо, но при чём здесь мерзавец, который осиное гнездо сумел свить в розыске? — Не забыли, надеюсь, Павлушку Маврика? — Ты дело говори. — Он тоже в бегах, а перед этим успел передать Ляпину, будто ухватился за хвост той крысы. — Ухватился! Вот молодчина! Я всегда верил, что вырастет из него настоящий сыщик. Ну так что? Рассказывай. — Всё, — сник старик. — Только это и успел передать он Ляпину. Даже имя мерзавца назвать не успел. Едва ноги унёс, его Ляпин прикрыл, затеяв перестрелку. — Зачем, дурак! Ему же теперь вышак закатят за применение оружия! — Он в белый свет палил. Пугал. — Никого не задел? — Его самого подстрелили легонько. — Турин! К следователю! — рявкнул охранник из «глазка», и заскрипел замок в двери. — Жив Аркашка-то? — успел спросить Турин. — А чего ему станется? В лазарете здесь, у Абажурова бока пролёживает. — Повезло. — Вот именно… Но Турин уже не слышал, он шагал на допрос к Громозадову с высоко поднятой головой и даже чуть улыбался. Причин для этого было несколько, и первая, самая главная, что Маврик на свободе, да ещё обнаружил след ненавистного предателя, что жив и здоров Аркаша Ляпин, выручивший Маврика ценой своей жизни, что старик Шик накручивает лист за листом, стараясь накатать о его ребятах книгу, которую, конечно, припрячет для потомства пройдоха Кудлаткин… В общем, легко стало на душе, светлее как-то, и совсем бы было прекрасно, не беспокой мысль о предстоящей встрече со следователем. Начнёт Громозадов опять мурыжить, глупые вопросы подкидывать насчёт сотрудничества да признания, станет выпытывать, где скрываются разбежавшиеся сыскари… Одним словом, заведёт, зануда, душеспасительные беседы на весь день, на забыть бы про просьбу старика Шика да выманить у следователя хотя бы половинку карандаша и бумаги под предлогом жалобы писать, всё польза какая будет от встречи… IX Около полудня, как раз в самое любимое время инженера Херувимчика, когда желудок его начинало приятно подташнивать в предвкушении обеда, и он, облизываясь, жадно оглядывал на прибранном для трапезы столе приготовленные любимой Эллочкой салаты, разносолы и сладкие разности, гадая с чего начать, сердито позвонили с проходной завода и предупредили, чтобы был на месте, так как в экстренном порядке прибыла делегация и занятый директор распорядился её принять. «Небось сам домой укатил», — язвительно подумал инженер и возмутился в трубку: — Опять новые стапеля какой-нибудь делегации показывать? — Не знаем. — Сколько раз объяснять, что это не моя компетенция устраивать экскурсии для любопытствующих? — вспыхнул Херувимчик. — Опять с бондарного? Ищите мастера Хряшева. — Ничего не знаем, — последовал такой же злой ответ. — Велено вам, вот и ждите. — Но это ж не мои обязанности! — весь затрясся Херувимчик. — Приказано, — оборвали его и трубку бросили. — Вот так всегда! — всплеснул ручками толстячок и, едва не опрокинув стол, вскинулся с кресла. — Впору из кабинета удирать. Лишь время к обеду, подать всем Херувимчика! Как будто на заводе бездельников мало… Он едва успел прикрыть стол подвернувшейся газеткой. Ярости его не было предела, вероятно, поток ругательств ещё продолжался бы, но распахнулась дверь и с улыбающимися голодными физиономиями в кабинет втиснулись двое впечатляющих верзил, одного из которых инженер легко бы узнал среди тысячи: Тарас Приходько — любимчик и подчиненный Кудлаткина, забегавший к нему как-то раз в обеденный перерыв и по достоинству оценивший кулинарные способности его киски Эллочки. Посланник начальника тюрьмы Приходько, бросился его обнимать и тискать как старого, доброго знакомого: — Василий Карпович! Боялся не застать!.. С поручением к вам от Ивана Кузьмича спешил, аки на собственную свадьбу! — Голубчик, — попытался вывернуться из крепких рук молодца инженер. — Небось снова тюрьму красить? Но у нас, кроме смолы для барж, — ничего. — Ни в коем разе! Смел бы я ради мелочи беспокоить вас в такой час! — приподняв двумя пальцами край газетки, вдохнул тот аппетитный аромат, пожурив приятеля: — Говорил я тебе, Тихон, не к месту мы с тобой. Люди заняты, а мы от дел отрываем. — Ничего, ничего. Прошу к столу, — как можно любезнее выдавил из себя инженер, но, окинув фигуру приятеля Тараса, безнадёжно загрустил по фаршированной щучке, блюдо с которой явно ждала незавидная участь, и поинтересовался конкретнее: — «Красный уголок» ремонтировать? — Опять не в кон, — согрел его горячей улыбкой Тарас. — Ну, уж теперь и не знаю, — обмяк Херувимчик, обречённо смолк и смахнул газету с блюд. — Приятного аппетита, друзья! Глаза его будоражила тревога, с кислой улыбкой подавал он приборы визитёрам, — неизвестными оставались намерения беспокойного товарища Кудлаткина, который никогда просто так не отдалял от себя ценного помощника Приходько. Познакомился с товарищем Кудлаткиным инженер во время митинга на заводе по случаю наводнения и вместе они восторгались пламенной речью товарища Странникова, тогдашнего ответственного секретаря губкома. Кудлаткин сопровождал бывшего начальника тюрьмы Мансурова и был рад знакомству с инженером, а уж когда сам возглавил грозное место содержания арестантов и любимой своей поговоркой «от сумы да тюрьмы не зарекайся» встречал каждого, дружеские отношения их переросли прямо-таки в братские, только сам Кудлаткин на завод больше не приезжал, посылал с различными поручениями пробивного помощника Приходько. — Какая ж нужда в этот раз? — подкладывал щучку на тарелку тому и другому Херувимчик, оставив всё-таки себе хвостик. — Не огородить ли исправительное заведение дополнительным забором? Слышал я, большое переполнение наблюдается в его стенах в связи с делом нэпманов. В народе сплетничают, — свыше двух сотен арестовано и конца не видать?.. — Обижаете, Василий Карпович! — захохотал весельчак Приходько, лихо расправившись с фаршированной щучкой и подвигая к себе тарелку с варёными яйцами и помидоркой. — Вот, подчинённый мой, Ватрушкин, не даст соврать, живут они у нас, как в хоромах. Недавно, специально по заданию Ивана Кузьмича, — он ткнул локтем приятеля, чтобы тот особенно не налегал на закуски, — фотокорреспондентов к ним водили, в газетке олух какой-то прописал, будто тесно и воды не хватает. Одним словом, чёрное пятно бросил на нашу глянцевую сущность. Мы его потеребили потом… по-дружески; осознал, писака, прощения просил, на редактора ссылался, что велел тот покритиковать кого-нибудь, вот он, не подумав, развёл антимонию. Тихон и до редактора гнилого бы добрался… — Добрался бы, — с трудом прожёвывая кусок пирога, буркнул приятель. — Кудлаткин запретил, разъяснил, что, оказывается, критка и самокритика сейчас пользуются успехом, посоветовал самим находить недостатки в своей работе. — Да ладно тебе, — ткнул его в бок Тарас. — Не волнуйтесь, Василий Карпович, тюрьму расширять пока нужды нет. Арестанты у нас по случаю летней жары воздушные ванны принимают, их по плацу гоняют под присмотром товарища Абажурова и медицинской сестры, переписку они ведут с семьями, регулярно читают газеты и даже книжки. Их комфорту сам завидую. Гляньте на мою рубаху, взмок десяток раз, а они сухонькие да гладенькие. Что им? Сиди да покуривай. Мы им даже стрижку бесплатную отранизовали ради санитарии. Все удобства! Херувимчик встал, чтобы подать чай, так как со снедью было покончено и, глядя на мокрые пятна пота, проступившего на рубашках обоих, деликатно посочувствовал: — А что же вы не телефонировали, голубчик? Добираться к нам — путь неблизкий. Директор выслал бы в город катерок, доставили бы вас с речной прохладой. — Обходимся своими двоими, — кивнул, не унывая, Тарас на пыльные сапоги. — Боюсь я воды с детства, а ехать надо. Прикатили мы к вам как раз по случаю того уголовного дела, о котором только что заговорили. — Интересно? — замер Херувимчик и заспешил разливать чай по чашкам гостей. — Отправил меня товарищ Кудлаткин, чтобы выразить благодарность за услуги, которые вы оказывали нам и никогда не подводили, — дуя на кипяток, торжественно объявил Тарас. — Ну что там… — Херувимчик засмущался для видимости и даже, привстав, поклонился. — Всегда готовы государственным органам помогать. — Сам собирался прибыть по такому случаю, чтобы вручить пригласительные билеты в Зимний театр, где будет проходить торжество. Инженер с недоумением поднял глаза на Тараса. — Неужели не слышали? — Не терзайте душу, товарищ Приходько! — Билеты вручить для участия в судебном разбирательстве уголовного дела проклятых взяточников — недобитых прихлебателей буржуазии! — ещё торжественнее завершил Тарас. — Не все, не все, скажу я вам, дорогой Василий Карпович, удостоились такой чести. Зал в театре небольшой, придётся вам выделить столяров, чтобы его реставрировать да подвести под требуемые мерки. Стол председателю суда и его помощникам соорудить и водрузить на сцену, транспаранты укрепить, места для прокуроров обустроить, ну и надёжно оградить главных действующих лиц — подсудимых. Будет их не двести, а сто двадцать девять человек всего, плюс охрана. Разместим их, конечно, в партере… — Приходько почесал затылок, подул на чай, отпил, промочив горло, и закончил: — В общем, задачка, Василий Карпович, серьёзная и важная, но осуществимая. Ваши ребятки прекрасно себя зарекомендовали прошлые разы, особенно плотники и столяры из бригады этого?.. Как его?.. — Мастера Барышева, — подсказал инженер. — Запомнился мне молодой его помощник… темноволосый красавчик!.. Фамилию вот забыл к стыду своему. — Павел Илларионович со столярного цеха. — Точно! Пашка! Этот справится. Вы его бригаду поставьте. — Барышев — хорош! А Павел у него квартиру снимает с молодой женой. Фамилия на языке вертится, а вспомнить не могу. — Вот и здорово! Праздником для них станет пребывание в театре да ещё на суде! — Тарас привстал, выбрал из папки один из нескольких пакетов и торжественно вручил инженеру. — Где б ещё удалось увидать счастливчикам настоящий суд на театральной сцене? Привстал и Херувимчик, принимая дрожащими руками пакет и заметно волнуясь.