— И я рада, брат отца моего! С прошлых холодных дождей не виделись. Благорасполагают ли к тебе Боги левой руки? Процветает ли твой дом? — Хвала Вира-Амбани! Дом мой никогда не процветал так, как сейчас! Особенно, после того, как в Уэтамо удалось скинуть старого миэх тлатоха, а многие пиринда убрались на север к своим соплеменникам. — Счастлива слышать это, почтенный Накацтли! — А всё ведь благодаря тому однорукому вождю с низовий. Ты уже уехала к отцу, когда его люди вышли на меня и начали скупать медный камень. Скупали, как сумасшедшие! В Уэтамо никогда не велось столько работ в рудных ямах. Сейчас добывать медный камень едва ли не выгоднее, чем растить хлопок и маис. Ну, а вся торговля через меня идет. Стоило помочь беглецу — и боги отблагодарили меня за это! — И зачем ему столько меди… — Не ведаю, дочь брата моего. Поговаривают, что его мастера научились делать дивный сплав. Но где он? К четланам постоянно уходят полные мешки и лодки медного камня, а товаров из меди или ее сплава не привозят никогда. Только стек-тлу, — куитлатекский купец призадумался. — Но мне от этого только лучше! Стек-тлу покупают везде, не торгуясь. На западе есть и другие торговцы, но на востоке, выше по реке — я такой один. И сам назначаю цены. — В наших горах тоже незадешево продаешь. — Нехорошо, Звездочка, обвинять родича в нелюбви к своему народу. Я рад помогать куитлатекам. И ты знаешь, что для этого мы в Уэтамо и обосновались. Но стек-тлу делаю не я. Секрет ее изготовления мне неведом. Так что покупать приходится. И задорого покупать. А каждая партия товара может оказаться последней. — Как последней? — девушка непроизвольно прижала руки к груди. — Ты что-то знаешь? — Да нет, — беззаботно протянул Накацтли. — Рыбоедов-пурепеча Сухая Рука выжил из своих земель. И вроде бы даже замирился с ними. Но солнцеликий каконци (да сгниют его потроха при его же жизни!) такое не забывает… Хотя, дело даже не в этом. Смотрел я в глаза однорукому вождю… Есть в них что-то такое — непокойное. Не будет он сидеть свою жизнь на теплом троне. Куда-то поманит его эта искра в глазах. А тут уж всё от воли богов зависит: на дело оно пойдет или на погибель? — А… как он там живет? — с нарочитым равнодушием спросила Цитлали. — Говорят, что хорошо. Всех четлан подмял, храм большой построил. А рынок отгрохал — не хуже чем, в Чурумуко! Обычно, туда мои парни плавают, но один раз и я выбрался. Хороший рынок. И столько там дивного!.. Не женат. Да что толку от рассказов! Ты бы, Звездочка, сама съездила да посмотрела. Раньше ты была легка на ногу. — Нечего мне там смотреть, брат отца моего. Всё, что нужно — я уже видела. И на ногу я уже не так легка: мой отец и князь нашел для меня жениха. — Вот оно как, — вздохнул купец. — Почему-то мне всегда казалось, что ты, с твоим характером, сама себе жениха найдешь… И кого нашел мой брат? Этот юноша достаточно знатен? — Этот мужчина очень знатного рода. Он отмечен милостью богов, покрыт славой героя и является предводителем многих воинов. — Многих воинов? — Это не куитлатек, Накацтли. Мой жених живет на восточных озерах… — Что?! — купец вскочил и от гнева едва не разбил чашу с отваром о пол, но вовремя вспомнил, что это бесценная стек-тла. — Они все-таки решились? Я ведь четыреста раз говорил, что нельзя вступать ни с кем в союз! Что пурепеча на западе, что теночки на востоке — они сожрут нас и не заметят! Нужно лавировать, нужно возрождать величие куитлатекского союза, стравливая врагов между собой… — Брат отца моего! — Звезда тоже встала на ноги. — Ты полжизни потратил на свои мечты. И эти полжизни ты — обычный купец в Уэтамо, который остается под власти рыбоедов. — Не скажи! — разволновавшийся Накцтли замахал руками. — Последнее время, при помощи Сухой Руки я добился больших успехов. Новый тлатох Уэтамо совсем не любит рыбоедов и хочет отделить город окончательно… — Полжизни, Накацтли, — вздохнула девушка. — Ты потратил столько сил. И то повезло — попался этот четланский князь. Ты просто не хочешь признать, что время державы куитлатеков ушло. Это прошлое. Можно либо жить мечтами об ушедшей империи… либо выбрать нужную сторону. Сторону сильного, сторону тех, чьи боги по-настоящему могучи. Сторону тех, кто прикончит наших старых врагов! Торговец открыл было рот, переполненный возражениями… Но застыл, затем схлопнул челюсти и протяжно вздохнул. — И многие так думают? — Все. В горах — все. — А на равнине? — А равнинных мы не спрашиваем. Новый протяжный вздох. — Решились, значит… Не о таком объединении мечтали мы. Мы с твоим отцом, между прочим! — Боги левой руки посылают мудрость малыми крупицами. И не сразу. И не всем. — Мала ты еще, делать мне такие намеки. Зачем ты вообще в Уэтамо приехала? — За тобой. Мы с отцом зовем тебя домой. — Зачем я вам? Старый дурак, лишенный мудрости богов. — Ты важный человек в роду. Твои сыновья когда-нибудь возглавят княжество. Твои знания помогут нам. Поехали! — Я приеду, девочка моя, — после долгой паузы. — Завершу текущие дела и приеду. Хотя, пусть я и старый дурак, но, уверен, что уж в одном ты точно ошибаешься. Твой славный жених уже не даст моим сыновьям править в нашем княжестве… Нет, не даст. Разговоры в тени — 3 — Как звать тебя, сиделец? Чужак, валявшийся на циновке слева, молчал, набычившись. Плохое начало для знакомства. В тюрьме. — Может, всё-таки назовешься? Нам теперь тут вместе бедовать, надо разговаривать. Опять же, никогда не знаешь, чем тебе может оказаться полезен незнакомец. Чужак выкрикнул что-то гневное и непонятное, а потом возмущенно скрестил руки на груди. — А! Толимек, что ли? И как ты, интересно, попал в тюрьму в Излучном… Радуйся, толимек: я немного знаю твой язык, — и гость перешел на другую речь. Которой пользовался медленно и неуверенно. — Здоровья и процветания тебе, толимек. Меня звать Мацихатла. Похоже, я буду сидеть здесь с тобой. Как тебя зовут? — Зачем тебя посадили со мной? Я всегда был здесь один. — Мое прежнее место заточения стало малопригодным для жизни. Извини, но решал не я. Меня просто взяли за шкирку и бросили к тебе. Может, все-таки назовешься, чтобы я мог обращаться к тебе по имени? — Нет необходимости. Я долго тут не задержусь. Я — большой человек! — Может, и не задержишься. Ты, наверное, побил четланина? Или украл что-нибудь на рынке? — Что ты сказал?! Я — жалкий вор? Если хочешь знать, меня скрутили за то, что я поставил на место вашего князька! — Князька? Ты имеешь в виду владыку? Ты что, так его и назвал — князёк?! — Он этого заслуживает, — высокомерно заявил толимек после паузы, не сказав, таким образом, ни «да», ни «нет». — Получается, ты попал сюда за то, что оскорбил владыку. Избранника Золотого Змея. Тогда у меня для тебя плохие новости — ты здесь надолго, безымянный сиделец. Очень надолго. — Ха! — начал старательно храбриться толимек. — Ты просто не знаешь, кто я такой! — Вот именно! Я уже который раз пытаюсь это узнать, а ты молчишь! — Мое имя — Куарумхоц, — пленник гордо выпрямился, подождал немного, не дождался эффекта и добавил. — Мой брат — Тепеапили, князь Куалаканы. Я родной брат князя. — А где это — Куалакана? — невинно спросил его собеседник. Брат князя фыркнул. — Кто не знает славнейшее из княжеств Толимеки? Все прочие князья почтительно сидят в тени моего брата. — Понятно, — улыбнулся Мацихатла. — Он самый сильный. Но я тебя расстрою: Недоносок над своим величием трясется, как над родной матерью. В его случае, даже больше, ибо на родную мать ему плевать. И оскорблять себя никому не позволяет. Вот я. Когда воины владыки захватили Излучное, я говорил, что он захватчик, что власть здесь принадлежит роду славного Иттануаки… И меня сразу же схватили! Посадили в темную пещеру… Тогда даже тюрьмы этой не было. Знаешь, сколько я просидел за свои слова? Два года! Целых два года… И еще сколько просижу — неизвестно. Но, хоть с людьми теперь можно поговорить… И ты особо не надейся, толимек. — Но мой брат… — Куарумхоц растерял большую часть спеси. — А что твой брат? Сюда приходило целое войско пурепеча! Более пяти сотен воинов, могучие кенги, дикие варвары степей. И что? Отбился Недоносок! Несколько месяцев держался, но сандалии их предводителю целовать не стал. Что? Найдется у твоего брата хотя бы двадцать двадцаток опытных бойцов? А ведь Недоносок с тех пор еще сильнее стал, ему Черное Урочище покорилось и другие четланские селения. Толимек ссутулился и устало молчал. — Я так думаю, если что и сможет сделать твой брат, так только выкупить тебя. За золото. Слышал я, что Недоносок сильно золото любит. Тоже больше своей матери. Мацихатла задумался. — Ты бы лучше попросил прощения у владыки, — добавил он после паузы. — А то, глядишь, и за выкуп не отдаст. Недоносок — не бедный правитель, у него всего в избытке. Зато очень обидчивый. — Ну, вот еще! — толимек собрал в кулак имеющуюся гордость. — Я княжеского рода! Видят боги, в нашем роду никто не извиняется! — Молодец! Сразу видно истинного воина, избранного над людьми. Я рад, что судьба свела меня с таким человеком: смелым и гордым! Мацихатла снова задумался, раздираемый противоречивыми мыслями. — Нет, я все-таки не могу молчать! Слушай, толимек: если ты достаточно смел, я помогу тебе бежать. — Что?