В глазах предательски защипало. Ннака с силой ткнул кулаком в сломанную ногу, чтобы не забывать, что такое настоящая боль, а не вот эти душевные сопли. — Пришлось стать горцем. Жить, как оцколи, говорить, как оцколи. Думать. У меня не было родни, за меня в горах никто не стоял. А жизнь там суровая, слабому трудно выжить. Приходилось хитрить, юлить. Иногда просто быстро бегать. Я так старался выжить, что уже и думать забыл о своем прошлом, о своем предназначении. А потом пришел ты. Так далеко в горы воины владыки почти никогда не заходили, в набеги в долину меня не брали. Так что я живых четлан не видел много лет. А тут сразу так много. И ты еще. Крохотный скрюченный младенчик вырос в оплывшего дылду с испуганными глазами, — Ннака со смаком воспроизвел первые впечатления, которые оставил у него Сухая Рука. Какие бурные чувства тогда его обуревали. Это же брат! За столько лет — родной человек. Хотелось кинуться на шею, умолять о защите и заботе! Но липкий страх залеплял рот: ведь это ЕГО сын! Несущий проклятье. В итоге, Ннака пошел по третьему пути: прицепился к владыке, не выдавая своего происхождения. — Это был шанс вырваться из мрачных гор. И я им воспользовался. Ты тогда был наивен, как дитя… Я совсем не ощущал родство с тобой. Никакого зова крови. Но ты мне нравился, Хуакумитла. Ты был убежден, что я всего лишь дикий безродный оцколи, но держался со мной… почти, как с братом. Тогда-то у меня и зародились мысли о том, что я смогу вернуть себе положенное. Но, не борясь с тобой, а вместе с тобой! И я стал служить тебе так, как никто и никогда не служил. Я вел тебя вверх, думая, что ты и меня за собой утянешь. Твой дворец, конечно, был тогда клубком змей. Даже странно, во что он превратился с тех пор, как мы с отцом оттуда бежали. Дворец сжирал тебя заживо. И это почти случилось, когда задушили твою служанку. Странно, но тогда ты не сломался окончательно, а наоборот стал сильнее. Вообще, мне начало казаться, что внешний вид наивного дурачка — это что-то вроде маски жреца, за которой прячется кто-то другой. «Хорошие были времена, — подумал Ннака. — Несмотря ни на что». — Как говорят в Доме Удачи — я сделал верную ставку. Да, я не стал владыкой, но быть рядом с тобой, даже на втором месте — меня устраивало. Это очень близко к Золотому Змею. Да, я не буду пить кровь бога, не буду дарить ему кровь четлан, но всё равно я чувствовал его дыхание. Я так ждал признания! — Ннака весь потянулся к владыке. — Твоего признания! Но ты возвышал всегда других. Старого Кочи, врага Ицкагани, просто воина — кого угодно только не меня! — Я очень тебя ценил… — подал, наконец, голос Сухая Рука. — Ты великолепно управлял казной, и это была самая важная должность в нашей державе. Я ценил это. Я закрывал глаза на твои… проступки. — Благодарю, владыка! — едко засмеялся Мясо. — Такая честь. Должность торгаша. И я отличный торгаш. Полезный торгаш. Словно какой-нибудь инструмент. Мотыга. Или серп. Хороший серп Ннака. А то, что он подворовывает: так это ничего. Он же заработает еще больше! Выгодно? — Жаль, что ты не рассказал мне свою историю раньше, — Хуакумитла опустил глаза. — Да? Тогда бы я стал твоей самой-самой главной Рукой? — Ннака попытался поймать взгляд брата. — То есть, все-таки казначей — это не настолько уж почетная должность? А что мешало оценить меня по достоинству раньше? За то, что я делал! За то, что сидел у твоего тела с палкой, когда ты был болен после смерти той служанки! За то, что смог унять наемников-оцколи! А они мне очень дорого обошлись… — Ты всё неправильно понял, Мясо, — вздохнул владыка, качая головой. — Но теперь уже поздно что-либо менять. — Теперь поздно, — согласился пленник. — Я не смогу тебя простить. А, если и смог бы, то всё равно не смогу тебе доверять, как раньше. Но, в знак нашей былой дружбы, я могу исполнить твое желание. Хочешь, я организую для тебя изгнание? На корапиле тебя отвезут к морю: к Закатуле и дальше — к дальним городам востока. Если ты поклянешься не возвращ… — Нет! — резко отмахнулся Ннака. — Я не хочу уезжать и не буду ни в чем тебе клясться. Я знал, на что иду, и уже тогда готов был отвечать за то, что делаю. Но просьба у меня к тебе есть. Верни меня Змею! В Крыле. По старому обычаю. Хуакумитла передернулся. Многие поговаривали об этой странности владыки: тот не любил крови Не нравился почему-то ему вид текущей крови, не видел он в этом источника силы. Сам стремился смазать и укрыть любую свою рану. Вот и в походе велит пострадавшим в бою воинам сразу заматывать раны — лишает духов-покровителей платы за защиту. Говорят, даже кровь бога он пьет только во время публичных обрядов. Да и то старается лишь пригубить ее, но не глотать. Это многие замечали. — Я хочу, чтобы меня принесли в жертву в истинном храме, в Крыле. Хочу вернуться к богу нашего рода, чтобы получить возможность вернуться. Чтобы попытаться выполнить договор с Золотым Змеем. — А что за договор? — не подумав, спросил владыка. И замер. Ннака тоже замер. Он посмотрел на Хуакумитлу удивленным, пристальным взглядом. Не шутит ли его пленитель? Но Сухая Рука смутился очень по-настоящему, он так притворяться не умеет. — Ты не знаешь? — улыбка озарения расцветила его лицо, убрав тень постоянной боли. — Может ли быть такое? Твой отец не рассказал тебе о связи нашего рода с богом? О нашем родовом обещании? «Он всегда, всегда казался мне странным, — лихорадочно носились мысли в его голове. — Может быть, духи лишили его памяти? Я слышал о подобных случаях… Или… Или чужой дух поселился в его теле?! Забрал его и притворяется наследником владычного рода!». Ннака быстро опустил глаза, чтобы дух (если в теле Хуакумитлы сидит именно он) не прочитал его мысли. Владыка недовольно сопел. — Запамятовал, — наконец, с наигранным равнодушием ответил он. — В детстве отец мне что-то такое говорил, но я тогда не придал значения. И со временем забылось. «Ну да, конечно, — молчаливо язвил пленник. — Забыть такое! Да скорее можно забыть, как дышать!». — Расскажи мне, что это за договор? — после паузы спросил Сухая Рука. Голос выдавал его волнение. Бывший казначей поднял голову и рассмеялся. — Вот уж нет, володыко! Я проиграл и полностью в твоей власти, но боги перед смертью подкинули мне подарок. Я ни за что не расскажу тебе это! Можешь, начинать меня пытать, но ты не узнаешь тайну нашего рода! И на тебе прервется благословение Змея! А вот я вернусь, я вернусь снова, чтобы выполнить предначертанное! Ннака расправил спину. — Пытай меня! Зови подручных, жги мое тело — я не расскажу тебе ничего! — Не буду, — Хуакумитла грустно улыбнулся. — Ты заслужил право на эту маленькую месть. Ты умрешь, как и просил, Мясо. На алтаре, в старом храме. Он легко поднялся на ноги. Постоял. Вздохнул. — Мне очень жаль, что так всё вышло. Глава 28. Лодки! Лодки? На мне было две рубахи, но я кутался в расписной закатульский плащ, потому что на вершине храмовой пирамиды пронизывающий зимний ветер вгрызался в тело ледяными зубами. Хорошо, хоть утренний стылый дождик закончился. «Нет, надо заняться одеждой нормальной! — подумал я под зубовный стук. — А то ходим, как дикари, в тряпочки заматываемся! Нужно, хотя бы, штаны их научить делать». «Опять ты со своими колонизаторскими замашками, — зарычал папановский бас бога. — Прекращай мне проецировать на ребят свои «белые» вкусы. Не нужны им твои штаны, неудобны они. Да и нечего тут изобретать: ты же видел воинов аколуа? Там у некоторых полных доспех был — целые стеганые комбинезоны со штанинами до щикотолок». «Заставлять никого не буду, — буркнул я в ответ. — Но себе лично штанов наделаю. Ты бы лучше не гундел под руку, а рассказал, что за договор у тебя с владычным родом?». «Опять-двадцать пять! — закатил невидимые глаза Золотой Змей Земли. — Ну, мне-то откуда знать? Твое психологическое величество давно, вроде бы, выяснило, что я — это ты. Альтер-эго… Разве могу я знать то, чего не знаешь ты?». «Да, ладно, — отмахнулся я. — Мне оно и не надо. Я больше в образовательных целях». И все-таки, нет-нет, а тайна Ннаки, которую тот унес с собой, всплывала у меня в голове. Тогда мы вернулись в Крыло, и я примерно наказал всех, кто присоединился к мятежу, потом казнил и своего внезапного кузена. Как и обещал, принес в жертву со всеми почестями. Лично. Правда, мы со старым шаманом Ецли-Ицла сделали это не прилюдно, а по-тихому, чтобы не плодить в народе новых баек и легенд. Затем, стараясь забыть этот нелепый бунт, как страшный сон, я почти месяц провел в Излучном, переводя хозяйство на мирные рельсы. Задача была крайне важной, ибо война нанесла ощутимый урон экономике. Торговля зачахла. В Излучном, которое уже пятый год упорно переходило на товарное производство, возник пресловутый кризис этого самого перепроизводства. Товары некому сбывать. Я организовал пару больших торговых караванов на север, выдал самым ценным мастерам беспроцентные ссуды (хвала богам, что с медными «клювиками» это стало несложно сделать). Медно-тумбажное производство переориентировали на мирное русло, решил, что пока запасов нового оружия хватает, для экстренных случаев у меня теперь имеется гигантский арсенал каменных копий, мак, топоров и прочего. В мастерской Облачного Деда и у Луча Света начали делать инструменты для работ с камнем и обработки полей. Этой весной я собирался расширять свою «аграрную революцию» за пределы старой и новой столиц. Искал крестьян, готовых делиться опытом, договаривался с вождями, чтобы не чинили препоны. Осенний урожай в горах, кстати, оказался не очень. Отчасти из-за того, что большое количество рабочих рук было занято на войне… и не все из этих рук удалось вернуть к родным полям. К весне придется закупить зерно, либо дополнительно обобрать толимеков (чего делать не хотелось). Вообще, от краха, вызванного войной, ситуацию спасало только обилие добычи. Каждый воин принес домой несколько голов (мера веса) ценностей, а уж казна забита так, что и Ннака не смог всего утащить. Но опять же, все эти богатства почти некому продавать — зачахла торговля-то! — Нафиг-нафиг эти войны! — процедил я сквозь замерзшие губы, глядя на реку. Я, собственно, ради вида на реку сюда и залез. Гостей ждал. Мой могучий генерал Глыба оставался в Толимеке и закончил-таки войну. Причем, как я и велел, силами местных. Он собрал отряды Уекахуа, Чапопотилы и Хетци-Цинтлы, с недельку помуштровал их с помощью своих золотых — и повел на юг. У князя-пеликана уже не было сил для войны. Союзников тоже искать было негде. Атотола принялся бегать по лесам южной части Толимеки, но на этот раз его враги знали местность не хуже. В итоге не было даже какого-нибудь генерального сражения. Так, несколько стычек на марше, захват и разорение столицы (причем, толимеки вели себя с побежденными гораздо более жестоко, чем наши четлане). После Толимеку можно было смело считать покоренной и объединенной. Случилось это буквально через пару дней после того, как я казнил Мясо. Однако, узнал я об этом лишь пару недель назад, когда из Моки-Мангазеи прибыл очередной караван с добычей, пленными и радостным известием. Хабар мы радостно разгрузили, а в обратный путь я послал напутствие: пора домой возвращаться! Глыба с большей частью остававшихся в Толимеке воинов заслужили отдых. На юге останется не больше сотни четлан. За западной частью моих завоеваний будет присматривать Желтое Лицо, за срединной — Сын Обезьяны, а на востоке незаметно, но бдительно обещал следить за всем Мацихатла. Но самое главное, я велел везти в Излучное императрицу. И, честно говоря, именно Туа-Онче я больше всего и ждал. Даже морозил ради этого задницу на вершине храма, надеясь поскорее увидеть. Не то, чтобы сильно скучал по девочке… просто вся наша личная жизнь с ней шла пока как-то через задницу. Сначала пришел захватчиком, потом, не спросясь, заженихался. В целом, здесь так и принято, но мне хотелось бы поухаживать сначала. Но времени не было. Потом не было времени жениться. Наконец, свадьба заполошная — и я снова убежал воевать. Чему ей тут радоваться, скажите? Очень хотелось исправиться. Две недели мой куцый дворец, построенный для работы, а не для жилья, украшали, как только можно. В нем было тесновато, не роскошно, но я всё же надеялся, что смогу приятно удивить девоньку комфортной постелью с балдахином от паскудных насекомых; самольющимся душем прямо во дворце и уютной баней-темескалем, которую я оборудовал полками, минибассейном для охлаждения… А еще туалет! С удобной седушкой. Его надо было смывать вручную, но зато отходы по наклонной трубе убегали далеко, и туалет совсем не вонял. Да, о личном комфорте я никогда не забывал, и сейчас жаждал этим с ней поделиться. Комната императрицы начинала напоминать склад. Я достал из хранилища все более-менее яркие расписные ткани. Несколько мастериц днями напролет изготовляли вычурные накидки из перьев. Мастеров Луча Света я заставил наделать разных стеклянных украшений, особенно, из цветного стекла, которое в Излучном уже начали делать более-менее уверенно. Ювелиры-литейщики тоже не отлынивали и отлили мне украшений из золота и тумбаги килограмма на два. Часть этого я уже раскидал по шкатулочкам в покоях жены, но остальное буду дарить ей постепенно, чтобы подогревать радость. Покупаю девоньку? Да, не без этого. Конечно, будем действовать и личным шармом, но, как говорится, лучшие друзья девушек — это нефритовые проколки в нос. «На реку-то глянь», — добродушно фыркнул желтый червяк, и я оторвался от раздумий. И верно: из-за поворота, со стороны Черного Урочища уже выплывали лодка за лодкой, борющиеся со встречным течением. Я крикнул бодрое «ура» и засеменил вниз по лестнице — прочь от гадкого ветра. Впереди торжественная встреча, пир в зале, много тепла и вкусной еды! На площади перед храмом тренировались черные. Вообще, на Сухотье у них есть свой основной плац, но сейчас все три воинства активно пополнялись, и новичкам приходилось заниматься отдельно. Вот и здесь две двадцатки старательно учились ходить со щитами: быстро, ровно, четко. С понимания своего места в строю, с понимания и быстрого исполнения команд и начинается непобедимая стена щитов, которая отлично показала себя на прошедшей войне. Я ненадолго задержался, вглядываясь в новичков. Наконец, нашел его: в первом ряду, четвертым справа, почти закрыв лицо щитом, шагал Атотола. Князь-пеликан, доставивший мне столько неприятностей. Его тоже привезли с недавним караваном, как пленника номер один. После захвата столицы свои же выдали князя Глыбе за лодку богатств и прощение. Пеликан прибыл в Излучное в весьма потрепанном виде и смотрел на меня волком… койотом. Я же, наоборот, принял его, как близкого друга. Атотола стал пленником, но очень почетным. Ел от пуза, приглашался на специально утраиваемые пиры. Я изо всех сил восхищался его талантами (и вполне искренне!), хвалил героизм и мудрость. — Тебе наших знаний не хватало только, — сочувственно сокрушался я. Я рассказывал ему, что не хочу стать злобным завоевателем. Напротив, используя ресурсы Толимеки (людские, природные) и таланты Четландии, я хотел одинаково укрепить и возвысить оба народа. Тут я, конечно, включил Остапа Бендера, рассказывающего про Нью-Васюки, мешал правду пополам с огульными сказочными прожектами! — У вас есть море, а мы строим кора-пили, каких не видывали нигде в мире! Мы доберемся на них до края земли! У вас тучные земли, а у нас мудрые способы ее обработки — каждый селянин станет богачом! У вас храбрые воины, а у нас самое лучшее оружие и мудрые командиры — такое войско никто не сможет победить!.. И так далее. Я говорил, что успех любого дела решают мудрые одаренные руководители. И найти таковых очень трудно. А Атотола как раз такой. Не от того, что вождь, а по тому, что у него есть в голове и в сердце. Таких людей — один на восемь тысяч! Таких людей нужно беречь, даже если они твои враги! Потому-то я и запретил убивать Атотолу кому-либо. Льстил по полной. Но все-таки главной причиной успеха операции по сманиванию князя-пеликана стал не я, а Черный Хвост. Мой верный генерал уже давно испытывал к толимеку заочную симпатию. И буквально выпросил его «для себя». Я отдал пленника Хвосту на поруки — и это дало свои плоды. Конечно, я был не во всем искренним. Хотел попользоваться ценным ресурсом. И Атотола не мог этого не чувствовать. А вот Черный Хвост был искренним! Он помогал Пеликану, таскал его всюду, всё показывал. Раскрывал все свои тайны и секреты (я разрешил). Вот как, оказывается, можно обучать войско и управлять им! Вот, оказывается, как можно организовывать людей в бою! Хвост от всей души хотел стать другом, и пленник (тоже человек определенных моральных достоинств) не смог на это не отреагировать. И вот он стоит в одном строю с новичками (где, кстати, есть еще три толимека!), учится правильно держать щит, делать синхронные развороты. Как простой пацан-новобранец. Это мы так с Хвостом решили — пусть пройдет всю воинскую школу с низов. А дальше? А дальше Атотола станет командиром третьей сотни воинства Горы. Сотня будет состоять на 40 % из четлан, на 40 % — из толимеков и на 20 % — из оцколи и других иноземцев. Поселится эта сотня в Толимеке, возле Моки-Мангазеи. Только на другом берегу реки. Мы уже и место хорошее нашли, чуть выше Моки по течению, и князя местного уведомили. Новое поселение позволит нам контролировать оба берега Мезкалы, а у Желтого Лица под боком появится сильный отряд, который, если что, защитит Мангазею. А Мангазея защитит их. К лету, если всё будет хорошо, если я окончательно поверю в Атотолу — он поедет на место своей будущей службы. А сейчас туда уже отправлены полсотни пленников-проданных, которые корчуют лес и выжигают будущие деляны для черных воинов. Проданных у меня, кстати, накопилось невероятное количество — больше шести сотен. Всех опытных ремесленников я раздал своим мастерам — для увеличения производства и обмена опытом. Обещал за ударный труд дать свободу и даже помочь обзавестись своими мастерскими. Но всё равно оставалось более половины праздных рук. Они рубили лес, кололи камень, работали на глиняном карьере, жгли древесный уголь, но, в отсутствие крупных строек, занять их мне было нечем. И я решил строить дороги! Хотя бы, в Излучном. В конце концов, надо же и колесный транспорт создавать! Работы возглавил Горный Хлопок — безрод, который неплохо себя проявил при строительстве Аграбы. Горным хлопком — не тканью, а барашками ваты на кустах — индейцы называют снег, который видят лишь на вершинах самых высоких гор. И мой безрод-бригадир был настолько светлокож, что я даже заподозрил неладное. Но Горный Хлопок был стопроцентным четланином, просто вот так шутканула над ним Природа. Трудно было объяснить парню, что я хочу. Вернее, что — это понятно. Ровная, твердая дорога без перепадов, без ям — пригодная для колес. Но как этого добиться? Тут я сам мало что знал. Мы долго сидели и рядили с Горным Хлопком, пока, наконец, не решилистроить «гравийку». Работники Снежка будут сначала выравнивать поверхность дороги: срезать подъемы, засыпать ямы. По краям дороги станут выкладывать камни и скреплять их известковым раствором. Потом полотно дороги засыплют слоем песка, а сверху — слоем щебенки. Дороги решили вести от рынка. Одну на север — к каменоломням и месту добычи известняка. А вторую — вдоль ручья до Сухотья и дальше на юг — к глиняному производству и углежогным ямам. Эта дорога в будущем может продолжиться до Серой Воды и до самого Крыла. Горный Хлопок прикинул, сколько ему нужно будет людей, инструментов, вывел требуемые запасы еды, одежды. Я, не споря, «подписал смету». И вот уже десятый день шесть небольших бригад проданных занимались каждая своей частью общего дела. Дороги пока не было видно вообще, но я понимал, что дело это небыстрое… — Блин, лодки! — опомнился я и побежал к берегу. За рынком стояла запряженной моя церемониальная арба с двумя выросшими тапирами. Начну удивлять свою женушку с этого дивного конструкта живого и мертвого. А на берегу уже стояла стража в парадном, несколько придворных и заранее заготовленные носильщики — все-таки кроме Туа-Онче еще и добычу привезут.