– Опять? – Ага. Мне нравится. – Ну, что ж, – беру планшетник, открываю закладку на детских сказках. – «Жил-был богатый купец, у которого было три дочери и три сына…» ** Это самый скучный вид спорта, какой я только знаю. И меня просто распирает от зевоты, к тому же эту ночь я плохо спала. Сгорбившись, мощусь на лавочке, спрятав руки в карман лёгкой куртки, и наблюдаю, как Аська, вместе с полудюжиной других ребятишек, носится по полю птичника (это я так назвала детскую площадку для гольфа, огороженную стеклопластиком). С иронией слежу, как два инструктора едва справляются с этой шайкой спиногрызов. Бедолаги уже все в мыле, хотя прошло от силы минут десять, как молодняк выпустили на поле под их попечение. – Это скорее догонялки, чем игра в гольф, не находишь? – ворчу я мрачно, подавляя очередной зевок. Женя смеётся. – По крайней мере, им весело. А ты не хочешь попробовать? – Я не умею. – Я тебя научу. – У меня подходящего костюма нет. – А тут прошоп есть. Пожимаю плечами. С Женей я разговариваю через губу, но на него это не действует от слова совсем. Он сияет улыбкой, как медный таз, будто ничего и не произошло, и продолжает строить из себя заботливого друга. Ладно. Работа у него такая, не буду портить парню карьеру. Однако улыбаться ему в ответ я не обязана. Женя замечает, наконец, моё настроение: – Всё еще злишься? – Только давай без разборок, Жень. Есть как есть. Проехали. – Тогда вставай. Пойдём. Он подскакивает со скамьи и тянет мне руку. Я гляжу на него в недоумении. – Куда? – За экипировкой. – Зачем? Я не хочу, Жень. А потом, как я Аську брошу? – Не волнуйся, за ней присматривают. Присматривают? Невольно оглядываюсь по сторонам. – Ты их не увидишь, – загадочно улыбается Женя, а меня прошибает озноб. Чувствую себя персонажем какого-то шпионского фильма, сюжет которого мне не известен. Ёжусь. Хочется уйти отсюда поскорей, скрыться. И я принимаю решение. – Ну, что ж. Пошли. Женя ведёт меня к длинному, отделанному стеклом и сталью зданию, которое расположилось с южной стороны от гольф-поля. Толкая массивную дверь, он инструктирует меня: – Покупай всё, что захочешь. Или бери напрокат, если посчитаешь нужным. И не скупись, на твое имя открыт счёт. – Какая щедрость, – бурчу я, и прохожу в зал. – Здесь есть консультанты, которые тебе помогут. Не стесняйся. – Жень, – останавливаю его неуёмный энтузиазм. – Я бывала в спортивных магазинах, я справлюсь. – Что ж. Можешь не спешить. Буду тебя ждать на четвёртом поле, оно забронировано для нас на три часа. Три часа?! Что там делать три часа? Я же уже у второй лунке усну. Женя, наконец, уходит, а меня подхватывает консультантка, и, чуть ли не за руку провожает в самый роскошный шоп, какой я только видела в своей жизни. Это смахивает на сладкий сон. Здесь есть всё: начиная от нижнего белья с косметикой, и заканчивая дутыми зимними куртками и квадроциклами. Мои глаза разбегаются, как разбежались бы у любой женщины, будь она на моём месте, независимо от возраста и материального положения. Стою, немного обалдевшая, кручу головой, и в этот момент во мне зарождается план маленькой, но сладкой мести. Я иду к полю номер четыре, и ощущаю их кожей. Взгляды. Множество взглядов: оценивающих, похотливых, завистливых, призывных – всяких. Они встречают и провожают меня, цепляясь за каждый дюйм моего тела – не важно, прикрыто оно одеждой или обнажено. Зато мой взгляд выражает только одно – вызов. Я смотрю на Евгения, и ликую. Надеюсь, у того, кто сейчас наблюдает за мной в бинокль (а я на это очень рассчитываю), так же отвисла челюсть, как и у моего соглядатая. Вот теперь видно разницу между Женей «в образе» и Женей «настоящим». И первый признак его «настоящности» – он перестаёт улыбаться своей голливудской улыбкой, его челюсть сжимается, а глаза колюче щурятся. – Я не слишком долго? – промежду прочим, спрашиваю, когда подхожу ближе и беру из его неподвижных рук клюшку. Евгений молчит несколько секунд, потом облизывается и сглатывает, как голодный кот. – Такого стоило ждать. Ты выглядишь просто… сногсшибательно, – говорит он, не спуская с меня глаз. Да, я знаю. Скажу больше: именно такого эффекта я и добивалась. Это мой протест против… не знаю, против ситуации в целом. Меня использовали. Унизили. Обманули, оболгали, оскорбили. Меня ударили! Пусть и образно. Но мне было больно по-настоящему, и я не хочу молча это проглатывать. Возникла потребность хоть частично вернуть оплеуху моим обидчикам. Хотя бы некоторым из них. Больше часа я выбирала себе наряд, и не пожалела о потраченном времени. На мне была классическая коротенькая белая юбочка в крупную складку, и это единственное, что было на мне обычным. Вместо традиционной рубашки-поло я выбрала белый джемпер-лапшу под горло, с чуть прикрытыми плечами и такой короткий, что когда я двигалась, неизменно открывалась загорелая полоска живота с оголённым пупком, в котором посверкивало колечко пирсинга. Ничего особенного, в общем-то, если не считать, что лифчик я под джемпер не надела. Бесстыдница? Ещё какая! Волосы я собрала в конский хвост и пропустила через перемычку задорного кепи с козырьком. На ногах белые кроссовки с зелёными вставками. Но главный штрих моего наряда – белые гольфы-ботфорты до середины бёдер, с интригующими зелёными полосочками по резинкам, плотно облегающим мои голые, загорелые ляжки. Такие гольфы, на мой взгляд, это абсолютная провокация, атрибут «Лолиты». Словно девочка заигралась, и нечаянно забыла одёрнуть юбку. Эти сверкающие полоски обнаженных женских ляжек как магнитом притягивают взгляды мужчин, провоцируя у них обильное слюновыделение. Просто голые ноги, или ноги в колготках никогда не дадут такого эффекта непристойности, схожей с подглядыванием, как гольфы-ботфорты. Ну, и последнее: я впервые за весь отпуск накрасилась. В меру, разумеется, но я знаю, что моё лицо преображается почти до неузнаваемости (как, впрочем, у всех рыжих), стоит только нанести на него качественный макияж. А в этот раз я постаралась на славу, особое внимание уделив губам: прям Адриана Лима в «Мэйбелин». Такие губы только целовать, целовать и целовать. Нет, я не ханжа. И не скромница. Просто моя работа и образ жизни в целом, не требует каждодневного мейкапа, да и стремления выделиться у меня нет. Но я знаю, что могу выглядеть «очень даже», если захочу, и фигурой меня Господь не обидел: не высокая, зато стройная, грудь крепкая, талия тонкая, ноги длинные, руки красивой формы. Пикантности добавляет моя природная смуглость, облагороженная сейчас золотистым загаром. И, конечно же, мои волосы, выпрямленные плойкой и сверкающие сейчас на солнце яркой медью. В общем, я выглядела «на миллион долларов». По крайней мере, на это намекал совершенно осоловелый взгляд Евгения. – Ну, что, начнём? – бросаю я небрежно. – Начнём. По лицу Смирнова расползается уже совсем другая, непривычная для меня улыбка – улыбка мужика, который не прочь поиграть с девочкой в серьёзные игры, а не просто мимолётом пофлиртовать. Но, нет, Женя, поздно. Твой поезд ушёл. Впрочем, можешь помечтать. – Для начала покажу тебе, как правильно держать клюшку. И Женя пристраивается ко мне со спины в позе «две ложки» – явно ближе, чем нужно, а я позволяю ему это и одновременно кошу глаза на трибуны, где, возможно, на меня сейчас смотрит тот, кому предназначен весь этот спектакль. Глава 24. Заир. Глава 24. Заир. Взлетаю по ступенькам на крытую площадку, где Зотов оборудовал себе «гнездо кондора». Сидит, обложившись гаджетами и безалкогольным пивом, и наблюдает в монокуляр за игроками. Снаружи из-за зеркального остекления нас не видно, зато перед нами, как на ладони, всё гольф-поле, с его бункерами и рафами. Народу сегодня с утра много, но мне удалось снять небольшой практис-грин для Линары и Евгения. Там же недалеко Аська с группой ребятишек и тренером замах отрабатывает – я только что любовался на неё украдкой. Забавная такая: личико серьёзное, губки в трубочку. Старается, Кнопка моя. Похоже, нравится ей это. Думаю, когда вернёмся, запишу её в секцию гольфа. – Ну, что там? – усаживаюсь рядом с Зотовым. – Уговорил её Евгений размяться, или всё ещё сидит, дуется? Аркадий странно мычит в ответ, не отрывая глаз от оптики. – Уговорить-то уговорил. Вот только наша девочка, кажется, сильно разозлилась на нас. Готовься получить обратку, как и все мы. Беру со стола бинокль, навожу на поле, и через несколько секунд поисков, натыкаюсь на картину, от которой кровь медленно приливает к моему лицу. Это что за нах…? Она что, в «Плейбое» снимается? Это что за наряд? А Женя? Блядь, да он на неё сейчас прямо там запрыгнет, его стояк даже без бинокля видно! – Черти! – шиплю сквозь зубы, хватаю телефон, нахожу недавно вбитый номер, печатаю: «Переоденься немедленно! Или сваливай нафиг с поля!» Отсылаю. Буравлю взглядом экран: значок «получено», значок «прочитано». А потом слышу, как Зотов ржёт, аж захлёбывается. Снова приставляю к глазам бинокль, не ожидая ничего хорошего. Ну, так и есть. – Вот, сука! Порву, мерзавку! Эта… кукла, повернувшись к нам спиной, и прижав кулачок к своей аппетитной попке, аккуратненько так оттопыривает средний палец. Это она что? Это она мне?! – Заир, не кипятись, – вытирает слёзы Зотов. – Девочка на измене. Это у неё такой вид протеста, понимаешь?