– Ну, это вряд ли. Ты слишком красавчик. Я таких не люблю. Стих расцветает ещё больше. Господи, до чего мужики падки на лесть! Хуже баб. – А помнишь, я говорил тебе, что мы будем вместе до самой смерти? Ведь как в воду глядел, подумать только. Я в свою очередь криво усмехаюсь ему разбитыми губами. – Смерти нет. Есть переход в другое измерение. Но я тебя и оттуда достану, если ты что-то сделаешь с Аськой. – Ничего с ней не случится. По крайней мере, до тех пор, пока она не превратится в солидный банковский счёт в каком-нибудь островном филиале. – Как ты можешь так говорить о ребёнке, который, возможно, твой? – не выдерживаю я. Мансуров сначала не понимает, о чём речь, потом до него доходит. И тут он начинает ржать, как конь, аж слюнями брызгать. – Это Нисар тебе наплела? – Ну, не сама же я такое выдумала, правда? – Да эта шалава сама не знает, от кого её выбледок! Нас тогда человек шесть было, там такой микс, мама не горю… Мансуров вдруг захлёбывается своим смехом, и, даже я не успеваю ничего сообразить, когда Нисар дикой кошкой внезапно набрасывается на него сзади, и на всю длину, одним ударом, всаживает ему в шею иглу, одновременно давя на поршень шприца. У Рамиля глаза из орбит выкатываются. Он с рёвом вскакивает на ноги, бешено крутится, машет руками, в попытке сбросить с себя ношу. Наконец, это ему удаётся, и Нисар с грохотом падает в узкий проход ко́кпита. Тогда Стих со всей дури начинает лупить её ногами и кулаками, не переставая грязно поносить весь женский род, начиная с прародительницы Хавы. Он убьёт её, в ужасе думаю я, и заставляю себя подняться. Ноги не держат, разъезжаются в разные стороны, в глазах двоится, но я всё же собираю остатки сил, и с разбегу врезаюсь плечом в Мансурова, отпихивая его от скрюченного на полу, тела сестры. Истощив запал, валюсь рядом. – Нисар… Нисар, ты слышишь меня? Она не отвечает. Её избитое лицо неподвижно, словно маска. Спутанные волосы в крови, губы разодраны. Господи, неужели он убил её?! Нет, кажется, дышит. – Ссуки… ссуки… – Мансуров заговаривается. Вижу, что и координация у него уже поехала. Что она ему вколола, интересно? – Обеих утоплю, суки… И девчонку туда же… бабы, блядь, мрак один от вас… Чего разлеглась? Вставай, пошла! Первой будешь… Рамиль за волосы поднимает меня и с силой пихает к борту лодки. Я копчиком ударяюсь о корму. Одним махом он ставит меня на край, и теперь я возвышаюсь над ним, а сзади только море. Один рывок, и всё. И вдруг Мансуров спотыкается и начинает визжать, как резаный. Опускаю глаза и холодею от ужаса и отвращения: схватив Стиха за ногу, Нисар, впивается ему зубами в голую лодыжку и, самым натуральным образом, рвёт её. Рамиль орёт дурным голосом, дёргает окровавленной ногой, пытаясь оттолкнуть от себя Нисар, но бесполезно. Тогда он замахивается на неё, и тут вижу зажатый в его кулаке массивный гаечный ключ. У меня всего секунда на раздумье, да и той нет. С высокого борта я запрыгиваю на плечи Рамиля, петлёй накидываю свои связанные запястья на его поднятую руку, и что есть сил, тяну на себя, выворачивая её из сустава. Стих рычит, ревёт, борется с нами обеими в тесном пространстве лодочного ко́кпита. Но мы словно две гиены против буйвола – вцепились намертво. И, всё же, Рамилю удаётся пинком отбросить от себя Нисар и локтём заехать мне в бок, отчего я съезжаю вниз по его телу, и повисаю на нём, как перевязь: одна моя рука под его подмышкой, другая обхватывает шею с головой, а скованные верёвкой кисти упираются ему в грудь. Теперь я панцирь на спине огромной, уродливой черепахи. Мы связаны намертво. Но Рамиль пока ещё этого не понимает, мечется, крутится юлой, в надежде сбросить меня с себя, и, вполне предсказуемо, что в какой-то момент он теряет равновесие, и мы валимся с ним за борт. Он сильный. Он чертовски сильный. Он бьётся, как огромная рыбина, вспенивая вокруг нас воду, ослепляя, дезориентируя. Пусть бьётся, пусть тратит драгоценный кислород. Я же, задержав дыхание, продолжаю виснуть на нём якорем и тянуть вниз. Мои связанные руки не дают ему возможности разорвать наш клинч и освободиться. Мои стиснутые вокруг него ноги сковывают ему движения. Мне остаётся просто ждать, когда он окончательно выбьется из сил. В эту минуту я убиваю человека. Пусть даже ради того, чтобы дорогие мне люди жили, но я убиваю, отбираю чью-то жизнь. И я пла́чу, смешивая свои слёзы с морской водой. Оплакивая его, оплакивая себя и свою почерневшую навсегда душу. Вскоре тело Стиха расслабляется, он затихает в моих объятиях. Вот и всё. Всё кончено. Всё. Я кладу голову на широкое плечо, прижимаясь к Рамилю ещё теснее. Теперь мы похожи на двух влюблённых, которые медленно падают в бездну. До самой смерти вместе, как ты и говорил когда-то. Глава 41. Линара. Глава 41. Линара. Я уже бесконечно долгое время качаюсь на волнах, глядя в розовеющее предзакатное небо. Чайки проносятся надо мной белыми искрами. Хотелось бы мне быть такой вот чайкой и не знать забот. Так ведь нет: живи, Линара, человеком. Жри заботы ложкой, не подавись. Глушу удушающую безнадёжность, которая уже начинает зарождаться внутри меня. Заставляю измученное тело перевернуться, собраться с силами и сделать очередной рывок вверх. И снова, сдирая кожу, падаю вниз, уходя с головой под воду. Боюсь, в один прекрасный момент, я просто не всплыву – не смогу. Пропади всё пропадом. Я убила Рамиля, я победила Голиафа, можно сказать, а забраться в чёртову лодку не могу. Кормовой трап поднят, и, как бы я не старалась дотянуться до него, сделать это со связанными руками в одиночку нет никакой возможности. Обидно. Устало упираюсь лбом в пузатый борт лодки и снова во всю глотку ору: – Нисааар!! Нет, бесполезно. Не знаю, сколько я тут болтаюсь, как г....о в проруби, кружа, крича, стуча по борту. Она либо мертва, либо в отключке. Рук не чувствую, тело от холода закостенело, зуб на зуб не попадает. Еще немного, и я последую за Рамилем, как пить дать. Кстати, пить тоже хочется. Самая ужасная жажда – это жажда в море. И никакой бедуин не убедит меня в обратном. И вдруг лодочный трос, которым я обмотала себя, не надеясь самостоятельно удержаться на воде, начинает дёргаться. Я вскидываю голову в отчаянной надежде: – Нисар! Нисар!! Из-за борта выглядывает изуродованное лицо сестры. – Лина… – всхлипывает она. – Ты жива… .. Мы с Нисар молча боремся с преградой чуть больше метра высотой, будто Эверест покоряем. Наконец, она за шкирку затаскивает меня в лодку. Я валюсь мокрой тушей на пол, не веря, что снова ощущаю под собой хоть что-то твёрдое. Первое, что я прошу – воды, и Нисар приставляет к моим побелевшим губам горлышко от бутылки с минералкой. Наверное, я выпиваю сразу литр, после чего мне становится совсем худо и меня рвёт. Тело колотит от холода и смертельной усталости. Даже не замечаю, когда сестра притаскивает плед из каюты и натягивает его мне на плечи. Затем, примостившись рядом, она достаёт кухонный нож и начинает пилить размокшие на руках путы. Стараюсь не смотреть на это, потому, что нож в её руках ходуном ходит. Впрочем, порежь она сейчас мои запястья на ремни, я бы всё равно не почувствовала. – Как Ася? – Ей в больницу надо, – с трудом ворочая языком, говорит Нисар. Её и саму в больницу надо: у неё лицо распухло, как мяч. Кажется, ещё и нос сломан. Когда действие наркотиков пройдёт, она наверняка на стенку полезет от боли. Верёвки падают, и я валюсь на спину, воя в голос от ломоты в пальцах. Нисар снова что-то тычет мне в стиснутые зубы. – Вот, выпей. – Что это? – Водка. Согреешься. Без раздумий делаю два больших глотка из фляжки. Кровь нехотя начинает разгоняться по телу. Я моментально пьянею, но согреваюсь. – Где мы, знаешь? – Нет, – качает головой Нисар. – Понятно. Я с трудом принимаю сидячее положение. Меня штормит. Но спиртное придаёт мне силы. Знаю, что это ненадолго, поэтому надо торопиться. – Иди к Асе, – говорю сестре. – Делай всё, чтобы привести её в чувство. – Лина! – Что? – Я не хотела… чтобы так… – Потом, Нисар. Сейчас иди к дочери. Сестра удручённо кивает и, пошатываясь, на четвереньках ползёт в каюту. А я ползу к приборам, чтобы для начала разобраться, где мы. А потом попытаться вытащить нас из этого дерьма. И лучше бы мне это сделать поскорее. ** – Девушка, девушка! Я поднимаю голову. Почему фойе любой больницы сделаны так, чтобы ожидающие испытывали максимум неудобств? Причём что у нас, что заграницей. – Ваша сестра очнулась. Вы просили сообщить. – Да, спасибо, – тру глаза, в которых словно песок насыпали. – А племянница? – Стабилизировали, сейчас она спит. А сестру можете навестить. Вам помогли вызвать родственников? – Да, они уже едут, спасибо. – Хорошо. Вон, та палата. Только старайтесь не волновать вашу сестру, она ещё очень слаба. Миниатюрная медсестричка торопится дальше, а я пытаюсь оторвать затёкшее тело от жесткого стула и, когда мне это удаётся, тащу его по коридору в палату.