– Спасибо, Ирина Витольдовна за оперативность. Насчёт продуктов не беспокойтесь, я сам всё устрою. С меня два билета на «Лебединое», как и обещал. Пришлю сегодня же с курьером. – Ой, спасибо, Заирчик! Ты мой зайка, повезло же Линке… Не дослушав, отключаюсь. Мы с Витольдовной прямо подружками стали. Эта запитая, потрёпанная путана, просто тащится от балета, могла бы часами о нём говорить, если бы я периодически не прерывал её, переводя разговор на Линару. Из этих разговоров я много чего подчерпнул. Например, что у Линары до меня было всего два парня. Причём первый был девственником, как и она сама. И в один прекрасный новогодний вечер они просто договорились по-дружески лишить себя такого затяжного «счастья». Со вторым Линара встречалась почти год. Студент-медик. Уехал потом куда-то на север, когда закончил учёбу. – И что, больше никого не было? – с потаённым страхом и надеждой спрашиваю я. – Не-а. Я предлагала познакомить её с кем-нибудь – о, у меня такие экземпляры водились, закачаешься! Не, правда! Но Линка только отмахивалась. Жила, как монашка, и это с её-то данными! – вздыхает сердобольная соседка, стрясая пепел в блюдце, потому, как пепельницы в квартире Линары, где мы с Ириной иногда коротали уютные зимние вечера за чашкой чая, так и не нашлось. .. Она прилетела в один из мартовских ненастных дней. Погода была просто препаршивой. Я переживал, что рейс отменят, или ещё что. Но, слава Богу, наши славные пилоты справились на ура. Долго ждал выхода пассажиров. Наконец увидел Её. Вот она. Моя русалка. До боли родная. До скрежета в зубах желанная. Любимая. Янтарная моя девочка. И снова дежавю – ни подойти, ни обнять, ни прижать к груди. Стою в стороне, смотрю издалека, страдаю. И улыбаюсь одновременно от переполняющего меня счастья. Держись, Тураев. Сейчас ты должен всё сделать правильно. Линара проходит мимо меня, катя за собой небольшой чемоданчик. В какой-то тонюсенькой курточке, в сапогах, скорее демисезонных, чем зимних, в вязанной шапке с помпоном, шея замотана в шарф. А на улице минус, ветер, снег… Шубу куплю. Норковую. Заверну в неё, что б только нос один торчал. И сапоги на меху до колен. Впрочем, можно и так, всё равно на руках носить буду всю оставшуюся. Лыблюсь как идиот, от своих мыслей, следом иду, взглядом её между лопаток сверлю, пока она в такси садится. Едим долго, часто стоим в пробках. Я точно за их машиной, никого между нами не пропускаю. На помпон от её шапки всю дорогу любуюсь. Наконец, подъезжаем к дому. Наблюдаю, как выходит перед своим подъездом. Устала моя русалка. Вымоталась. Волоком тащит чемодан, а тот бултыхается по намерзшей наледи из стороны в сторону. Того и гляди сам свалится и хозяйку за собой потянет. Линара протискивает его кое-как в подъезд, и дверь за ней захлопывается. На улице ещё день, но пасмурно. Да и во дворе старых хрущовок всегда сумрачно, поэтому жду, когда она зажжёт лампу в комнате. Морщу лоб, вглядываясь в верхние этажи через лобовое стекло. Ага, вот. Уютный жёлтый свет полился из окна. Штора колыхнулась за Бенджамином. Ну, всё. Русалка моя дома. Утыкаюсь лбом в руль, закрываю глаза и выдыхаю. Ещё одна ночь, и всё. Дождался ты, Тураев. Дождался. Глава 45. Линара. Глава 45. Линара. Март в Москве это ещё один зимний месяц. С ветрами, сырыми снегопадами, тёмной слякотью и непременными сосульками – это чтобы мы не забывали, что на дворе всё-таки весна. Моя турецкая курточка не спасает от ветра и мокрого снега, который встретил меня по прибытию. Вообще, мы, пассажиры, даже боялись, что рейс развернут из-за непогоды куда-нибудь на запасной аэродром. Но всё обошлось. Такси я заказала заранее, поэтому с этой стороны проблем не было. А ещё я похвалила себя за предусмотрительность, потому, что заранее позвонила Ирке-соседке, которая следила за квартирой в моё отсутствие, и предупредила о своём возвращении, а так же попросила купить для меня что-нибудь съестное – молоко там, яйца, хлеб. Не представляю, как бы я сейчас потащилась в магазин, с вытаращенными от голода и бессонницы, глазами. Поковыряв, с непривычки, в замке ключами дольше обычного, я открываю дверь, захожу в квартиру, включаю свет и оглядываюсь. После многомесячного отсутствия, она показалась мне вполне жилой и на удивление чистой. Когда мы с Аськой уезжали, я в спешке оставила за собой приличный бардак, однако, сейчас моя однушка сияла чистотой. Даже мой когда-то чахлый «фикус Бенджамина», одиноко стоящий на подоконнике, заметно подрос и окреп. Мне кажется, мой отъезд только пошёл ему на пользу. Отставив чемодан в сторонку, я разделась и поковыляла в ванную. Соблазн влезть с головой в горячую воду был велик, но кушать хотелось больше. Поэтому ограничилась быстрым душем. Но вот заглянув в холодильник, я малость оторопела. Мясная нарезка, заливная рыба… а это что? Даже не знаю, как называется, но выглядит аппетитно. Ирка сдурела что ли? В ресторане мне еду заказала? Ладно, потом ей деньги отдам, думаю я, пока с энтузиазмом мечу на стол харчи. – Мммм… – у меня глаза закатываются от восхитительного вкуса. Я, не стесняясь, уплетаю деликатесы за обе щёки, запивая их превосходным белым вином, и повышая Иркин статус от «Блудливой коровы» до «Волшебницы-крёстной». Наверное, она в чём-то проштрафилась передо мной, поэтому откармливает, чтобы задобрить, к такому выводу я прихожу, отваливаясь на кухонном стульчике и допивая остатки вина из чайной чашки. Что ж. Она добилась своего. Заранее прощаю ей все грехи. Засыпать я начала прям на стульчике, поэтому быстренько ползу в кровать. Последняя мысль была: «Я что-то не помню этих простыней. Шёлк? Да ну, не может…» .. Хмурое утро я провела, обзванивая по списку агентства по перевозке крупногабаритных грузов в складские помещения. Результат удручал: никто ничего скоро не обещал. Самое ближайшее – через две недели. Собственно, что-то подобное я и ожидала. Зато с адвокатом, забрасывавшим тётю письмами, договорилась на удивление быстро. Он сказал, что будет ждать столько, сколько нужно. – Спасибо, – поблагодарила я его и, сильно озадаченная такой покладистостью, положила трубку. Набрав следом Роксану, я отрапортовала ей о первых результатах и, получив от неё десятиминутный отчёт о прошедших часах после моего отъезда, направилась, собственно, на саму квартиру, чтобы хоть с чего-то начать. Прикупив по дороге внушительную пачку картонной упаковки, с которой мне пришлось тащиться в метро, а потом с трудом протискиваться в двери подъезда, я поднимаюсь на второй этаж и предвкушаю сомнительного рода удовольствие от того, что мне сейчас придётся рыться в чужих вещах. Впрочем, у тёти работала горничная, так что не я первая. Фуф! Я прислоняю пачку к стенке, отмыкаю замок, втаскиваю себя и пачку внутрь, и… Картонки выпадают у меня из рук, и грохот эхом разносится по совершенно пустой квартире. Впрочем, не совсем пустой. Стуча подошвами по голому шпоновому полу, я медленно подхожу к белому дивану, одиноко стоящему посередине большой светлой комнаты. Перед ним столик старинной работы, на нём ваза, с роскошным букетом тигровых лилий. А под ним, на инкрустированной перламутром столешнице, два красно-оранжевых мандарина. Машинально стягиваю с себя шапку, шарф – они тоже падают на пол, а я, как лунатик, обхожу кругом диван, глажу пальцами его кожаную обивку, трогаю нежные лепестки лилий, перламутр на столешнице, беру мандарин и подношу к лицу. Сажусь на диван и, закрыв глаза, вдыхаю запах, который для меня навсегда слился с образом той безумной лунной ночи на вершине мира. Лёгкий скрип, и последующие за ним звуки шагов, заставляют меня открыть глаза. Заир стоит, прислонясь широким плечом к косяку двери, в чёрном пальто, припорошенном снегом, который уже начал таять и превращаться в капельки дождя. В его тёмных коротких волосах тоже сверкают капли. Его руки спрятаны глубоко в карманах. Он смотрит на меня неотрывно. А я на него. Мандарин вдруг выпадает из моих ослабевших пальцев и катится к нему. Наклонившись, Заир подбирает его, кладёт в карман, подходит, с тяжёлым вздохом встаёт передо мной на колени, берёт мои ладони, разворачивает кверху и неторопливо гладить. А потом утыкается в них лицом, опаляя кожу горячим дыханием. Неподвижно сидим так какое-то время. Я наклоняюсь и касаюсь губами его макушки. – Я ждал тебя. Прикрываю глаза. Господи, как давно я не слышала этот голос. Как я скучала! – Правда? – трусь щекой о его волосы. Они влажные и прохладные, и пахнут снегом. – Правда. Почему так долго не приезжала? – Я нужна была там. – Здесь ты тоже нужна. Мне. Нам. Заир поднимает голову, смотрит на меня, дотрагивается до моих волос, бровей, щеки, словно проверяет: не сон ли я? – Поехали? – Куда? – Домой. Аська ждёт. Целыми днями ходит в розовой драной юбке, машет кривой палкой и углы заговаривает. Честно, мне уже жутко от этого делается. Я смеюсь. Но смех мой быстро прерывается. – А как же Марина? – Нет никакой Марины. С тех пор, как я узнал тебя – никого нет. Только ты. Всюду ты. Всегда ты. Даже во сне. Не могу сдержать улыбки, смущаюсь, краснею от осознания накатившего вдруг счастья – такого нежданного, негаданного. В смятении прячу глаза, в которых уже скапливаются сентиментальные слёзы. Оглядываюсь, не выпуская из рук его горячую руку, которая тоже крепко сжимает меня. – Значит, квартира это лишь предлог? – Ну, мне же надо было как-то вытащить тебя из тёплой Турции в холодную Москву. – А просто позвонить? Нет? Упрёк? Ну, так, небольшой. Я порой мечтала, чтобы он хотя бы случайно набрал мой номер, сказал пару слов… – Как бы я просил у тебя прощение по телефону, не видя твоих глаз? – А ты хочешь попросить прощение? – Хочу. Простишь? – Прощу. – Примешь? – Приму. – Линара… – Что? – Это навсегда, Линара. Слезы всё же катятся по моим щекам, но я не вытираю их, потому, что это от счастья. – А по-другому у нас с тобой и не получится, любимый.