– Нам необходимо полное обслуживание, – ответила Рабия. Куолити-сквер Ладлоу, Шропшир Как оказалось, пришло не такси, а скорее такси-малолитражка. Бабушка Миссы устроила целое шоу из переговоров об оплате в оба конца авансом – до центра и обратно, – так чтобы, как она объяснила, всем было понятно, чего ждать в этом смысле: ничего. – Надеюсь, вы это поняли, приятель, – со значением сказала она таксисту. Мужчина едва говорил по-английски, так что у Динь появились сомнения в том, что он сможет довезти их до Куолити-сквер, не говоря уже о Сент-Джулианз-Уэлл. Но тот кивнул Рабии и устроил показательное выступление, усаживая Динь и Миссу на заднем сиденье своего «Ауди». По мнению Динь, наличие «Ауди» должно было означать, что бизнес не так уж плох. Но, с другой стороны, то, как машину занесло на скользкой дороге при повороте за угол, говорило о том, что покрышки пора менять. Тем не менее она откинулась на сиденье, сжала руку Миссы и сказала: – Мы проведем этот вечер здорово до неприличия. Мы обе это заслужили. По правде говоря, заслужила это только Мисса, так как Динь никогда не упускала случая здорово провести время, едва появлялась такая возможность. С Миссой же все было по-другому. Давным-давно Динь завела привычку искать в Гугле информацию на любого человека, с которым планировала завести дружбу, а здесь, уже после трех совместных лекций по математике, она решила для себя, что привлекательная полукровка с идеальной кожей и очаровательной щербинкой между передними зубами заслуживает того, чтобы познакомиться с ней. Она набрала имя в Интернете, перешла по паре ссылок и выяснила, что Мисса Ломакс была одной из трех сестер, средняя из которых умерла десять месяцев назад. Еще она выяснила, откуда Мисса родом, – из Айронбриджа[14]. Ее отец был фармацевтом, мать – врачом-педиатром, а бабушка Рабия, когда-то танцевавшая в ансамбле варьете, – учительницей на пенсии и победительницей Лондонского марафона в своей возрастной группе. Динь любила знать о людях все. И полагала, что все вокруг нее чувствуют то же самое. Так что для нее каждый раз было открытием то, что другие не шарят по Интернету в поисках информации на тех, кого рассматривают в качестве подруги или друга. А вот Динь такие «поиски» экономили массу времени. Всегда полезно знать, нет ли у кого-то тенденции к психопатии. Поездка от Сент-Джулианз-Уэлл до Куолити-сквер была не очень долгой, хотя снегопад и сделал ее дольше, чем обычно. Из-за погоды улицы оказались практически пусты – что было необычно для дня окончания семестра, – но Корв-стрит и Булл-ринг, тем не менее, были ярко освещены, а лампочки праздничной иллюминации обрамляли магазинные витрины и создавали праздничную атмосферу, в которой казалось, что вот сейчас на углу появятся рождественские певчие из романов Диккенса. Динь не ждала Рождества. Она вообще никогда не ждала праздников. Но была готова, в случае необходимости, надеть маску веселья, поэтому сейчас ее переполнял энтузиазм. – Красота вокруг просто офигительная. Как в сказке, правда? – сказала она. Мисса смотрела в окно, и на ее лице Динь могла увидеть сомнения, обуревавшие сейчас подругу: ее волновала не красота улиц, по которым они ехали, а сам факт участия в вечеринке, на которую их тащила Динь. – И ты думаешь, что кто-нибудь еще выберется сегодня из дома? – спросила она. – В конце семестра? Когда все экзамены позади? Да народу будет куча, особенно там, куда мы едем. Динь хорошо знала адрес лучшего места в городе, поскольку жила практически среди зданий, относящихся к Вестмерсийскому колледжу и проводила значительное количество вечеров, выпивая со своими друзьями в одном и том же пабе – «Харт и Хинд» на Куолити-сквер. Малолитражка подвезла их так близко к месту, как это только было возможно. Они находились в самой старой части Ладлоу и сейчас двигались мимо средневековых зданий по узкой улочке в сторону Касл-сквер, где развалины замка XII века смотрели на длинный отрезок земли, вымощенный булыжником и галькой. Здесь, в павильонах на открытом воздухе, вот уже сотни лет на ежедневных рынках продавалось все, что угодно, от пирогов со свининой до посуды. Здесь же сходились узкие улочки, застроенные покосившимися зданиями, в которых располагались магазины, гостиницы, кафе и рестораны. Проехав по Кинг-стрит, малолитражка подвезла их к единственному проходу на Куолити-сквер. Это был короткий и узкий переулок, по которому решались проехать, если хотели, лишь смелые водители. Но когда они выезжали на площадь, то другого выезда с нее не существовало, так что единственными, кто решался рискнуть и попасть на нее таким образом, были местные жители, жившие над магазинами, бутиками и галереями, обрамлявшими площадь с трех сторон. Четвертая сторона представляла собой мощенное булыжником пространство, ведущее к большой террасе, куда Динь собиралась отвести Миссу после того, как водитель вручил им номер своего мобильного, по которому они должны были позвонить, когда придет время забирать их. – Поторапливайся, детка, – сказала Динь, пока Мисса с благодарной улыбкой брала карточку с номером и засовывала ее в сумку. – Нас ждут великие дела. Они нырнули в проход и осторожно двинулись по булыжникам – ходить здесь в чем-то кроме обуви на плоской подошве значило вывихнуть себе лодыжку. За проходом находилась сама площадь; ее булыжники стали скользкими от снега, и по тротуарам было трудно передвигаться. Они протиснулись между двумя машинами местных жителей и прошли мимо галереи, перед которой стояла скульптура женщины, одетой в металлические кружева, укрытая, казалось, пальто из снега. Ветви вечнозеленых кустарников, окружавших ее, гнулись под белым гнетом. Как и предполагала Динь, они были не единственными, кто шел в этом направлении. Когда девушки оказались на пространстве, составляющем четвертую сторону площади, на террасе перед собой они увидели, несмотря на сильный снег, большую группу курильщиков, расставивших свою выпивку на подоконниках паба, в то время как другие сидели на одеялах за столами, которые располагались под наружными обогревателями, отгонявшими холод. Это, сообщила подруге Динь, и был постоялый двор XVI века «Харт и Хинд» – любимое место проведения пирушек студентов Вестмерсийского колледжа. Динь признавала, что в городе есть много пабов, но этот уже давно был выбран всеми студентами не только потому, что любой мог напиться здесь в стельку после окончания учебного дня, но и потому, что владелец закрывал глаза на переход денег из рук в руки в обмен на «запрещенные препараты, расширяющие сознание». – Динь, я не буду принимать наркотики, – заявила Мисса. – Ну конечно, нет, – согласилась Динь. – Только не теперь, когда ты еще даже не выпила. – И продолжила секретничать: – А еще здесь наверху есть комнаты. Как и в любой другой старой гостинице. Но он о них молчит. – Кто это он? – Джек. Владелец заведения. Их две – я имею в виду комнаты, – так что если есть деньги, то ими можно воспользоваться. – Но если он о них молчит… – Мисса нахмурилась. – Тогда для чего они? «Ради всего святого, ты и сама знаешь», – чуть не сказала Динь. Но все дело было в том, что Мисса ни за что не догадалась бы, если не сказать ей прямо в лоб. Динь давно поняла, что для подруги ее девственность – это настоящий свет в окошке. Как будто она была из другого века и хранила ее до того момента, когда появится принц с хрустальным башмачком в руках и в поисках девственницы, чтобы оказаться такой единственной в радиусе тысячи миль. Сама Динь лишилась невинности в возрасте тринадцати лет. Она сделала бы это и раньше, но никто не обращал на нее внимания, пока у нее не появилась приличная грудь. Когда это произошло, Динь почувствовала колоссальное облегчение: она наконец покончила с собственной дефлорацией и теперь у нее было на одну проблему меньше. Динь никак не могла понять, для чего Мисса хранит свою девственность. Ее воспоминания о Великом Событии начинались с того момента, когда она заявила пьяным, но испуганным голосом: – Ты что, хочешь засунуть эту штуку в меня? После чего ей пришлось поудобнее устроиться на деревянной скамье в самом конце церкви Святого Иакова, что недалеко от Мач-Уэнлока[15]. Закончилось же все девятью толчками тазом со стороны ее партнера – на десятом он хрюкнул в знак того, что кончил. Когда они сквозь толпу приблизились к входной двери, та открылась. Их оглушила музыка. «Это “Би Джиз”, – подумала Динь. – О боже, так и до “Аббы” недалеко». Она схватила Миссу за руку и потащила ее туда, где коридор, декорированный старинными дубовыми панелями, был полон голых плеч, ног, платьев с блестками, звездами и снежинками, узких брюк, и дрожал от криков «раз-два, взяли!» молодежи, танцевавшей под звуки «Stayin’ Alive». Коридор заканчивался помещением бара. От музыки пол ходил ходуном. Это грохот должен был вызвать желание танцевать, что вело к жажде, которая, в свою очередь, приводила к покупке новых порций эля, сидра, пива, коктейлей и тому подобного. Динь пришлось применить силу, чтобы протиснуться сквозь толпы подростков, вращавших бедрами в такт музыке, писавших эсэмэски и делавших селфи, и добраться до еще одной толпы, оккупировавшей стойку бара, за которой бармен и его племянник изо всех сил старались всех обслужить. На ходу Динь слышала обрывки разговоров: – Он ни за что… – А вот и сделал. – …и он промазал в писсуар на целый километр. Ребята… – …после праздников, и я сообщу тебе… – …чертовом южном побережье Франции на Новый год, и только не спрашивай меня… – …думает, что если я с ним трахаюсь, то он может… В самом центре толпы Динь чуть не потеряла руку Миссы, но смогла удержать ее – и в этот момент увидела одного из двух своих соседей по квартире, сидевшего за столом под несколькими картинами, на которых был изображен Ладлоу в незапамятные времена. Это был Брюс Касл, с которым Динь часто спала. Друзья называли его Бруталом, прикалываясь над его небольшим ростом, и, насколько Динь могла судить, он пил сидр. Если два пустых пинтовых[16] бокала что-то значили, то Динь догадывалась, чего он добивается, – хочет напиться до такой степени, чтобы было чем объяснить возможный хороший пинок от девчонки, к которой он попытается забраться под юбку. Как всегда, Брутал был безукоризненно одет. Когда Динь с Миссой уселись за стол, первое, что он сказал, было: – Очь круто, – по поводу обтягивающих одеяний Миссы. – Сядь рядышком, чтоб я мог прикоснуться к плоти. Динь уселась рядом с ним, заставив подругу опуститься на один из стульев. – Закрой свою грязную плевательницу, – сказала она. – Ты что, действительно думаешь, что женщинам нравится, когда с ними так разговаривают? Казалось, что Брутал совсем не смутился. – Не знаю, за чё у нее хвататься в первую очередь – за задницу или за сиськи, – продолжил он. И получил удар по руке, который пришелся точно в самое болезненное место. – Динь, кой черт тебя укусил?! – последовало вслед за этим. – Принеси нам выпить, – велела Динь. – Но я не… – начала было Мисса. – Я не про ту выпивку, которая в выпивке, – отмахнулась от нее подруга. – Просто сидр. Тебе понравится. – При этом она взглянула на Брутала. Тот заставил себя подняться и, пошатываясь, направился через толпу к бару. Динь хмуро смотрела ему вслед. Она не любила, когда он напивался. Слегка навеселе – прекрасно. Сильно навеселе – сойдет. Но когда он напивался, Брутал переставал быть Бруталом, поэтому девушка никак не могла понять, почему он каждый раз срубался в хлам в самом начале вечера, выпадая, таким образом, из всех намеченных планов. Динь заметила, как Мисса осматривает бар, впитывая все, что видит вокруг: толкающуюся, хохочущую толпу скудно одетых девушек и юношей, стоявших к первым как можно ближе и старавшихся их уболтать. Интересно, а ее подруга видит то, что происходит возле бара? – подумала Динь. Там бармен Джек Корхонен передавал ключ подростку, который одной рукой обнимал потрясную девчонку в вечернем платье без бретелек. Парень взял ключ и повернул девочку лицом к лестнице. Брутал вернулся. В руках у него было три бокала по пинте каждый. Когда он поставил один из них перед Миссой, Динь внимательно проследила за тем, как ее подруга сделала первый глоток. Она хотела посмотреть, заметит ли Мисса алкоголь в напитке. Та не заметила. Напиток был газированным и очень вкусным – отличный способ развеселиться как можно быстрее. Брутал подтащил свой стул ближе к Динь. – Ты сегодня пахнешь как богиня, – прошептал он ей на ушко. И засунул руку между бедер. А потом стал двигать ее повыше. Она схватила его за пальцы и резко вернула руку назад. – Черт! – воскликнул ухажер. – Да что с тобой сегодня такое?! Девушка не успела ответить, как к столу подошел их третий квартирант. – Да чтоб тебя, Брутал, – сказал он. – В следующий раз попробуй быть поромантичнее. – А я о чем? – откликнулся Брутал. – Хочу, чтобы меня кто-нибудь романтично трахнул. – С нетерпением жду, когда это произойдет, парень. – Финн Фриман взял стул за соседним столом, не обращая внимания на крик «здесь все занято!» от девчонки, которая там сидела. Плюхнувшись на стул, Финн схватил сидр Брутала и сделал громадный глоток. – Черт побери, – сказал он с кривой гримасой, – как можно пить это дерьмо? Динь заметила, что, услышав эти выражения, Мисса опустила глаза. Это была еще одна черта подруги, которую Динь находила очень милой. Она никогда не ругалась сама и даже не пыталась скрыть свое смущение, когда кто-то ругался в ее присутствии.