– Все это будет слишком коротко для меня, Динь, – сказала Мисса, указывая на юбки, лежащие на кровати. – Короткое сейчас в моде, и кому какое до этого дело? – Я не смогу ехать на велосипеде. – Это все, что сказала Мисса, которой как раз было до этого дело. – В такую погоду никто не ездит на велосипеде. Эти слова произнесла Рабия Ломакс, как раз вошедшая в комнату Миссы в фиолетовом тренировочном костюме, мешком висевшем на ее гибкой фигуре, и с ногами, на которых не было ничего, кроме лака для ногтей. В соответствии с сезоном ногти были окрашены в зеленый и красный цвета, а на ногти больших пальцев был нанесен дополнительный золотой растительный орнамент. – Вы поедете на такси, – продолжила она. – Я заплачу за дорогу в оба конца. – Но Динь приехала сюда на велосипеде, Ба, – заметила Мисса. – Она не сможет… – Необдуманно смелый поступок, Дена Дональдсон, – заявила бабушка Миссы. – Ты можешь поехать на такси, а велосипед забрать в другой раз, правда? – Спасибо, миссис Ломакс, – поблагодарила Динь с облегчением. – Мы потом вернем деньги. – Не говори глупостей, – произнесла Рабия. – Достаточно будет того, что вы хорошо проведете время. – Забудь про учебу хотя бы на один вечер, – она повернулась к Миссе. – Жизнь – это не только учебники, к удовольствию родителей. – При этих словах Мисса бросила взгляд на бабушку, но промолчала. Рабия быстро продолжила: – Итак, что здесь у нас? Она подошла к кровати и, бросив на одежду один-единственный взгляд, сразу же выбрала черную юбку. Мисса заметила, что Динь расплылась от удовольствия. – Надевай вот это, – велела Рабия. – Посмотрим, как она на тебе сидит. Я одолжила бы тебе что-нибудь из своего, но сейчас мой гардероб состоит лишь из костюмов для танцев и для тренировок. Чего не скажешь об обуви. А тебе она понадобится. Женщина щелкнула пальцами и направилась в сторону спальни. Тем временем Мисса сняла кроссовки и джинсы, а Динь стала рыться в ящиках комода в поисках «хотя бы одной пары колготок, которые не выглядят как полученные в “Оксфаме”»[12]. Мисса напялила на себя юбку Динь. Тот факт, что юбка тянулась, позволял носить ее, хотя она и врезaлась в живот девушки, как повязка. – Фу-у-у, я не знаю, Динь, – произнесла Мисса. Динь отвернулась от ящиков, обнаружив наконец пару черных колготок. – Круто! – воскликнула она. – То, что надо! Парни просто одуреют, когда увидят тебя в этом. – Да я не очень хочу, чтобы они одуревали. – Нет, хочешь. Это не значит, что ты должна с ними что-то делать. Вот, возьми. У меня есть кое-что специально для тебя. – Она передала колготки и вернулась к своему рюкзаку, из которого извлекла кружевной бюстгальтер. – На меня он ни за что не налезет, – сказала Мисса. – Это не мой, – пояснила Динь. – Это мой досрочный подарок тебе на Рождество. Вот. Возьми. Он не кусается. Мисса никогда не носила ничего кружевного. Но было ясно, что никакого отказа подруга просто не примет. – Потрясающая вещь, – прокомментировала Рабия, увидев бюстгальтер в руках у Динь. – Откуда это? – Мой подарок Миссе, – объяснила ей Динь. – Пора бы ей уже вырасти из нижних рубашек. – Я не ношу нижних рубашек, – заметила Мисса. – Мне просто не нравится… Кружево кусается. – Небольшая плата за… – сказала Рабия. – Дена Дональдсон, это что, «пуш-ап»?[13] Динь захихикала. Мисса почувствовала, что краснеет. Но она взяла бюстгальтер и, скромно повернувшись ко всем спиной, надела его. Взглянув в зеркало и увидев холмики своих грудей, покраснела еще больше. – Смотрите, смотрите, смотрите! – Динь схватила пуловер с блестками, который лучше всего демонстрировал эффект бюстгальтера с «пуш-ап», и Мисса покорно натянула его. – Кру-у-уть, – объявила девушка. – Ты сама посмотри! Миссис Ломакс! Потрясно! Это что, тоже Миссе? Мисса увидела, что подруга имеет в виду туфли. Взглянув на них, она задумалась, когда ее бабушка носила их в последний раз. Та Рабия, которую она знала, ходила обычно в кроссовках, когда не была босиком или не танцевала кадриль. Она отказалась от всего хоть чуточку модного, уйдя на пенсию из общеобразовательной школы. Но эти туфли казались гораздо старше любых из тех, которые относились к периоду преподавательской деятельности Рабии. Эти, должно быть, принадлежали к раннему периоду ее увлечения танцами. – Я не знаю, – протянула Мисса. – Глупости, – ответила Рабия. – Ты легко сможешь ходить в них. Надевай. Посмотрим, подходят ли они. Они подошли тютелька в тютельку. И Рабия заявила, что Мисса будет именно в них. – И не надо глупить. Ты же не собираешься ездить на велосипеде в такую погоду. Итак, Дена Дональдсон, я подозреваю, что в своем рюкзаке ты притащила и мейк-ап, так что займись украшением Миссы, пока я вызываю такси. – Брови выщипывать будем? – отозвалась Динь. – Нам необходимо полное обслуживание, – ответила Рабия. Куолити-сквер Ладлоу, Шропшир Как оказалось, пришло не такси, а скорее такси-малолитражка. Бабушка Миссы устроила целое шоу из переговоров об оплате в оба конца авансом – до центра и обратно, – так чтобы, как она объяснила, всем было понятно, чего ждать в этом смысле: ничего. – Надеюсь, вы это поняли, приятель, – со значением сказала она таксисту. Мужчина едва говорил по-английски, так что у Динь появились сомнения в том, что он сможет довезти их до Куолити-сквер, не говоря уже о Сент-Джулианз-Уэлл. Но тот кивнул Рабии и устроил показательное выступление, усаживая Динь и Миссу на заднем сиденье своего «Ауди». По мнению Динь, наличие «Ауди» должно было означать, что бизнес не так уж плох. Но, с другой стороны, то, как машину занесло на скользкой дороге при повороте за угол, говорило о том, что покрышки пора менять. Тем не менее она откинулась на сиденье, сжала руку Миссы и сказала: – Мы проведем этот вечер здорово до неприличия. Мы обе это заслужили. По правде говоря, заслужила это только Мисса, так как Динь никогда не упускала случая здорово провести время, едва появлялась такая возможность. С Миссой же все было по-другому. Давным-давно Динь завела привычку искать в Гугле информацию на любого человека, с которым планировала завести дружбу, а здесь, уже после трех совместных лекций по математике, она решила для себя, что привлекательная полукровка с идеальной кожей и очаровательной щербинкой между передними зубами заслуживает того, чтобы познакомиться с ней. Она набрала имя в Интернете, перешла по паре ссылок и выяснила, что Мисса Ломакс была одной из трех сестер, средняя из которых умерла десять месяцев назад. Еще она выяснила, откуда Мисса родом, – из Айронбриджа[14]. Ее отец был фармацевтом, мать – врачом-педиатром, а бабушка Рабия, когда-то танцевавшая в ансамбле варьете, – учительницей на пенсии и победительницей Лондонского марафона в своей возрастной группе. Динь любила знать о людях все. И полагала, что все вокруг нее чувствуют то же самое. Так что для нее каждый раз было открытием то, что другие не шарят по Интернету в поисках информации на тех, кого рассматривают в качестве подруги или друга. А вот Динь такие «поиски» экономили массу времени. Всегда полезно знать, нет ли у кого-то тенденции к психопатии. Поездка от Сент-Джулианз-Уэлл до Куолити-сквер была не очень долгой, хотя снегопад и сделал ее дольше, чем обычно. Из-за погоды улицы оказались практически пусты – что было необычно для дня окончания семестра, – но Корв-стрит и Булл-ринг, тем не менее, были ярко освещены, а лампочки праздничной иллюминации обрамляли магазинные витрины и создавали праздничную атмосферу, в которой казалось, что вот сейчас на углу появятся рождественские певчие из романов Диккенса. Динь не ждала Рождества. Она вообще никогда не ждала праздников. Но была готова, в случае необходимости, надеть маску веселья, поэтому сейчас ее переполнял энтузиазм. – Красота вокруг просто офигительная. Как в сказке, правда? – сказала она. Мисса смотрела в окно, и на ее лице Динь могла увидеть сомнения, обуревавшие сейчас подругу: ее волновала не красота улиц, по которым они ехали, а сам факт участия в вечеринке, на которую их тащила Динь. – И ты думаешь, что кто-нибудь еще выберется сегодня из дома? – спросила она. – В конце семестра? Когда все экзамены позади? Да народу будет куча, особенно там, куда мы едем. Динь хорошо знала адрес лучшего места в городе, поскольку жила практически среди зданий, относящихся к Вестмерсийскому колледжу и проводила значительное количество вечеров, выпивая со своими друзьями в одном и том же пабе – «Харт и Хинд» на Куолити-сквер. Малолитражка подвезла их так близко к месту, как это только было возможно. Они находились в самой старой части Ладлоу и сейчас двигались мимо средневековых зданий по узкой улочке в сторону Касл-сквер, где развалины замка XII века смотрели на длинный отрезок земли, вымощенный булыжником и галькой. Здесь, в павильонах на открытом воздухе, вот уже сотни лет на ежедневных рынках продавалось все, что угодно, от пирогов со свининой до посуды. Здесь же сходились узкие улочки, застроенные покосившимися зданиями, в которых располагались магазины, гостиницы, кафе и рестораны. Проехав по Кинг-стрит, малолитражка подвезла их к единственному проходу на Куолити-сквер. Это был короткий и узкий переулок, по которому решались проехать, если хотели, лишь смелые водители. Но когда они выезжали на площадь, то другого выезда с нее не существовало, так что единственными, кто решался рискнуть и попасть на нее таким образом, были местные жители, жившие над магазинами, бутиками и галереями, обрамлявшими площадь с трех сторон. Четвертая сторона представляла собой мощенное булыжником пространство, ведущее к большой террасе, куда Динь собиралась отвести Миссу после того, как водитель вручил им номер своего мобильного, по которому они должны были позвонить, когда придет время забирать их. – Поторапливайся, детка, – сказала Динь, пока Мисса с благодарной улыбкой брала карточку с номером и засовывала ее в сумку. – Нас ждут великие дела. Они нырнули в проход и осторожно двинулись по булыжникам – ходить здесь в чем-то кроме обуви на плоской подошве значило вывихнуть себе лодыжку. За проходом находилась сама площадь; ее булыжники стали скользкими от снега, и по тротуарам было трудно передвигаться. Они протиснулись между двумя машинами местных жителей и прошли мимо галереи, перед которой стояла скульптура женщины, одетой в металлические кружева, укрытая, казалось, пальто из снега. Ветви вечнозеленых кустарников, окружавших ее, гнулись под белым гнетом. Как и предполагала Динь, они были не единственными, кто шел в этом направлении. Когда девушки оказались на пространстве, составляющем четвертую сторону площади, на террасе перед собой они увидели, несмотря на сильный снег, большую группу курильщиков, расставивших свою выпивку на подоконниках паба, в то время как другие сидели на одеялах за столами, которые располагались под наружными обогревателями, отгонявшими холод. Это, сообщила подруге Динь, и был постоялый двор XVI века «Харт и Хинд» – любимое место проведения пирушек студентов Вестмерсийского колледжа. Динь признавала, что в городе есть много пабов, но этот уже давно был выбран всеми студентами не только потому, что любой мог напиться здесь в стельку после окончания учебного дня, но и потому, что владелец закрывал глаза на переход денег из рук в руки в обмен на «запрещенные препараты, расширяющие сознание». – Динь, я не буду принимать наркотики, – заявила Мисса. – Ну конечно, нет, – согласилась Динь. – Только не теперь, когда ты еще даже не выпила. – И продолжила секретничать: – А еще здесь наверху есть комнаты. Как и в любой другой старой гостинице. Но он о них молчит. – Кто это он? – Джек. Владелец заведения. Их две – я имею в виду комнаты, – так что если есть деньги, то ими можно воспользоваться. – Но если он о них молчит… – Мисса нахмурилась. – Тогда для чего они? «Ради всего святого, ты и сама знаешь», – чуть не сказала Динь. Но все дело было в том, что Мисса ни за что не догадалась бы, если не сказать ей прямо в лоб. Динь давно поняла, что для подруги ее девственность – это настоящий свет в окошке. Как будто она была из другого века и хранила ее до того момента, когда появится принц с хрустальным башмачком в руках и в поисках девственницы, чтобы оказаться такой единственной в радиусе тысячи миль. Сама Динь лишилась невинности в возрасте тринадцати лет. Она сделала бы это и раньше, но никто не обращал на нее внимания, пока у нее не появилась приличная грудь. Когда это произошло, Динь почувствовала колоссальное облегчение: она наконец покончила с собственной дефлорацией и теперь у нее было на одну проблему меньше. Динь никак не могла понять, для чего Мисса хранит свою девственность. Ее воспоминания о Великом Событии начинались с того момента, когда она заявила пьяным, но испуганным голосом: