– Можно спросить где? – У Даниэля дома, – выкрикнула она ему в лицо. – В его семье любовь, уют, забота, понимание, у нас же нет ничего, просто жалкое подобие. – О да, его семья, – Роберто принял вызов, кивнул головой. Если его что-то и останавливало до этого момента, то сейчас нет. То, что так боготворила Виктория в Кристине, разрушило его жизнь, пусть смотрит. Он повернулся к двери и распахнул ее. – Нет, Роберто, – закричала Рамона. – Не надо. – Заходи и смотри, – Роберто приглашал дочь войти внутрь. Виктория ужаснулась от увиденного, от хаоса и беспорядка, творившегося в кабинете. Все было разрушено. – Я не понимаю тебя, – она сжала руки на груди. Роберто обошел дочь сзади и взглянул с ее стороны. – Вот это любовь, все что ты видишь – это любовь, вот, что она творит с людьми, – Роберто наклонил голову к самому уху дочери и шептал, – вот это самая ее главная сторона, вот это то, о чем умалчивают, расписывая любовь, это восхитительное чувство, так ты мне говорила. Заходи, смотри, наслаждайся, – он подтолкнул дочь в кабинет и захлопнул дверь перед матерью, покачав головой, чтобы та даже не смела вмешиваться. – Я не понимаю, – Виктория растерянно смотрела на отца. – Вот это любовь. Вот, что она делает с людьми. Та, что пожирает тебя изнутри в сознании, без обезболивающего, на живую, изо дня на день. Это такое сладостное чувство, что хочется лезть на стену, крича от боли, но кричать то не получается, потому что воздуха не хватает, не чем дышать оказывается, – Роберто говорил это, наклонившись к уху дочери, у которой слезы текли по щекам, – это такое радостное чувство, которое не дает покоя ни ночью, ни днем, изъедая твою душу и посыпая солью открытые раны. Любить, о избавь, больше я не хочу любить, не желаю. – Папа, папочка, прости меня, – Виктория повернулась и обняла отца, но Роберто отстранил ее, держа на расстоянии и не позволяя обнять себя. – Такое полное чувство, пронизываемое холодом до костей, хочется согреться, а не получается, хочется обнять, а рядом пустота, никто не может дать тебе это тепло, потому что все было просто иллюзией, обманом, фарсом. Вот истинная сторона любви, а не поцелуи в темноте, вздохи в укромном месте. Это когда на самом восхитительном моменте полета исчезают крылья. И ты падаешь вниз, на скалы, но не можешь разбиться, потому что все еще падешь, устремляешься, и нет этому падению конца и края, так как ты находишься в вакууме, один на один с самим собой. – Папа, папочка, я не знала, я не знала, что ты…, – Виктория заплакала. – Ты можешь плакать, можешь кричать, но поверь мне, легче тебе от этого не станет. Когда ты познаешь любовь, слезы не помогут, ничто не поможет, ничто не излечит твою боль и не избавит от одиночества, если ты познал любовь, искупался в ней, – Роберто повернулся и вышел из кабинета. – Папа, не уходи, пожалуйста, не оставляй меня, прости, – Виктория начала плакать навзрыд. – Нигде не будет места, всегда гонимый самим собой в поисках утраченного и осознавая, что все тщетно. Нельзя забыть, нельзя удалить из своего сознания, – Роберто шел к двери, пытаясь покинуть эти стены. Слишком горько, слишком больно. – Говоришь, что хочешь всего этого – пожалуйста, я не буду больше мешать. Ты превратила меня в монстра, робота, так вот именно любовь меня и сделала таким, хочешь сама стать такой, иди вперед. Дерзай. Я лишь хотел тебя уберечь от всего этого. Прости меня, если я не так любил тебя, как ты этого бы хотела, – Роберто вышел из дому. Виктория опустилась на колени в кабинете, стук входной двери, позволил ей зарыдать, не сдерживаясь. Рамона ничего не могла сказать, в шоке осматривая то, что осталось от кабинета ее сына. Палома поставила бокал, в котором было еще вино и пошла наверх. Все разрушено. Их души истерзаны, искалечены. Жизнь загублена. Медсестра пыталась увести Августу, но та вырывалась и повторяла всего одно лишь два слова «грех», «кара». – Алехандро, ты можешь мне объяснить, что у вас тут происходит? – спросил Херардо. – Зачем ты забрал Августу из больницы, если она не до конца прошла курс лечения? – Карлос, что ты сделал? – Алехандро не слушал отца, он сразу же налетел на сына. Наконец-то медсестре удалось ее увести с помощью Бруно. В комнате она сделала ей укол, чтобы та успокоилась и уснула. – Ничего, я вообще не знал, что мама дома. Вернулся, чтобы взять свои работы, мне они нужны, дедушка это Сабрина. – Очень приятно, сеньор, – сказала она. – Не думаю, что наше знакомство состоялось в благоприятной обстановке, – проговорил Херардо, – но вы в этом не виноваты. Извините нас за семейные разборки. – Все в порядке, сеньор Херардо, я знаю, что сеньора Августа не очень хорошо себя чувствует. – Карлос, – Алехандро подошел близко к сыну. – Почему ты всегда создаешь проблемы? – За что ты так меня ненавидишь? – Карлос решился. Ему было жутко неудобно перед Сабриной, но эти постоянные нападки, да и слова, услышанные днем, не выходили из головы. – Потому что ты…, – начал Алехандро. – Сеньор Алехандро, ваша супруга успокоилась, – вмешался в разговор Бруно, остановив Алехандро. – Почему, отец? Тебя раздражает все, чем занимаюсь. К чему стремлюсь. Тебе неприятен сам факт моего существования. Так зачем вы вообще меня родили? – Карлос, успокойся, – Сабрина держала его за руку. – Не надо. Увидев руку Сабрины, на руке Карлоса, и то, как та его успокаивала, он понял, что спровоцировало приступ Августы. Она испугалась того, что брат встречается с сестрой. – Тебе не следовала приводить в дом эту девушку. Твоя мать больна. Ты это прекрасно знаешь, она не может воспринимать незнакомых людей в период обострения. Ты виноват, как всегда. – Алехандро, хватит, – Херардо хмурился. Здесь явно что-то было не так. – Хватит обвинять сына в том, в чем он не виноват. Он же ясно тебе сказал, что не знал, что Августа дома. И позволь мне узнать, чем именно ее могла напугать эта девушка? Сабрине было неудобно присутствовать в этой семейной драме. – Карлос. Извини меня, может я подожду тебя на улице, – Сабрина пыталась выйти. – Нет. Ты никуда не пойдешь. Ты пришла со мной, со мной и уйдешь. Нравится это моему отцу или нет. Но ты теперь со мной, – Карлос цеплялся за Сабрину, понимая, что она становится смыслом его жизни, в которой он наконец-то увидел проблеск. – Ты сам не понимаешь, о чем говоришь, – Алехандро стало не по себе, осознав, что именно происходит. – Вам нельзя встречаться. Вы из разных кругов. – Мне все равно, что ты думаешь, отец, так же как тебе все равно, чем живу я, – Карлос, держа Сабрину за руку, пошел к лестнице. – Я долго не задержусь здесь. Я возьму только самое необходимое. Я не останусь здесь сегодня. Мне невыносимо здесь больше находиться. Алехандро схватил сына за руку, останавливая его, но того в свою очередь взял за руку Херардо. Алехандро остолбенел, отпуская руку Карлоса. Отец впервые за эти годы дотронулся до него. – Оставь своего сына в покое. Ты уже достаточно ему сегодня наговорил. Алехандро смотрел, как Карлос и Сабрина поднимаются по лестнице. – Ты сам не понимаешь, что натворил, останавливая меня, но не переживай, я со всем разберусь, как всегда, отец. – Оставь молодых людей в покое, – Херардо сжал левую руку. Сердце сжалось. – Нам надо поговорить. Бруно, оставь нас одних. – Пройдем в кабинет. Я так понимаю, что ты сегодня намерен выяснить то, что тебя так беспокоит. И позволь узнать – с чего это ты так заинтересовался моей жизнью? – Я никуда не пойду, разговаривать будем здесь. Меня же беспокоит Августа. Что с ней происходит? – Как пожелаешь, отец, ваше слово – закон для меня, – Алехандро раскинул руки, – я весь в вашем внимании. – Хватит паясничать, – осек его Херардо. – Моя жена немного приболела, – отмахнулся Алехандро. – Теперь это так называется? То, что я увидел сегодня, явно не просто приболела. И потом, она была в ясном уме, это не было похоже на приступ. – К чему такой интерес? Она моя жена, я сам со всем разберусь, не вмешивайся. Откуда тебе знать, как должен проходить приступ, он всегда случается в разное время и проходит по-разному, – отмахнулся Алехандро. – Сегодня днем ты говорил совершенно по-другому. Что происходит? – А не поздно ли ты задаешь мне этот вопрос? – Думаю, что нет. Когда умирал отец Августы, он поручил мне заботиться о ней. – Да, и лучшее, что ты придумал, женил меня на ней. Херардо смотрел на сына, кого же он породил? – Женил, чтобы ты наконец-то осознал, в жизни не бывает все только по прихоти. По щелчку твоего пальца. – Отец, как же ты ошибаешься. Бывает. И я тому прекрасное доказательство. – Сегодня я увидел, что Августа чего-то испугалась. – Незнакомого человека, – Алехандро не хотел, чтобы сейчас отец вмешивался в его дела. Он столько лет ждал этого, и сейчас, когда его отец сам пришел к нему, оказалось, что именно этого ему в данный момент и не нужно. – Она уже знакома с Сабриной, – проговорил Карлос, спускаясь по лестнице вместе с Сабриной. – На вечере все произошло смутно, она не поняла, а сегодня, после больницы, ей просто стало не по себе. – Так не по себе, что родная мать, смотря на меня, кричала, что я грех, что я кара? – Карлос всегда смущался отца, не понимал отрешенности Августы, если ранее всегда проявлял снисходительность, то сейчас ему было все равно. Он совершенно безразличен своим родителям, так зачем ему стремиться к тому, чтобы заслужить их доверие и внимание? – Карлос? – Алехандро был искренне удивлен поведением сына. – Да, я Карлос. Только что с того? – молодой человек крепко держал руку Сабрины. Она придавал ему силы. – Ты никуда не пойдешь, тем более с этой девушкой.