И жизнь становится, как черное пятно… У каждого из нас есть луч надежды И кто-то очень близкий и родной Не даст тебе упасть в пучину бездны И скажет: "Ты не бойся, я с тобой! Анжелика Веденеева Весь следующий день пребывала в состоянии полной моральной и физической разбитости. Из дома не выходила, почти ничего не ела. Маме писала, что со мной все в порядке, хотя держалась из последних сил. К документам не притрагивалась. Не до того было. Раз за разом прокручивала события кошмарных снов, которые, как назло, сохранились в памяти в мельчайших деталях. Кровавая колыбелька так вообще преследовала неустанно, стоило лишь ненадолго прикрыть глаза. При мысли, что все это проекция нашего нерожденного малыша, хотелось выть от горя. Вроде бы я уже успела смириться с потерей, но нет. Рана лишь слегка покрылась тонкой корочкой. А боль схоронилась где-то в подкорке, ожидая удобного часа, чтобы вырваться на волю. Вот и вылилось в итоге все тщательно сдерживаемое в эти кошмары. Точно плотину прорвало. Только эту плотину восстановить нельзя. Остается только пережить. Однако сказать легче, чем сделать. Поэтому и продолжала маяться весь день, тщательно отгоняя от себя сон. Несколько раз принимала холодный душ, растирала лицо до боли, стоило глазам начать слипаться. Пила кофе кружками, не считая количества. Но и это не помогло. Около девяти вечера устроилась на диване в гостиной, включив телевизор и монотонно щелкая кнопки пульта. Потом просто прикрыла глаза, слушая глупые диалоги какой-то мыльной оперы и потирая виски. Казалось, прошло всего мгновение, но когда я открыла глаза — за окном давно рассвело. Часы показывали шесть утра. Ужасно затекла спина и болела шея, зато выспалась. И без всяких кошмаров, к счастью. Поняв, что больше оставаться здесь не могу, снова вернулась в родительскую квартиру. И действительно, словно подпитавшись энергией, смогла собраться и нормально провести день. А вечером решила взяться и за проклятые документы. Сначала, правда, долго сидела за компьютером, открывала папки, рассматривая старые фотографии. Снимки из прежней, счастливой, но отныне безнадежно разрушенной семейной жизни. При этом в голове звучала старая песня группы «Ночные снайперы»: Секунду назад было нежно и сладко Ты спал, я тобой любовалась украдкой Касалась лица Снимки из нашей первой поездки в Сочи, свадебные фотографии, снимки сделанные во время медового месяца и последующих путешествий. Я падаю с неба сгоревшей кометой Я лбом прижимаюсь к стеклу до рассвета Венеция, Милан, Лондон, Кипр. Так много красивых мест, так много интересных воспоминаний. Я прогоняла это все в памяти, воскрешала на секунды, а потом прощалась. Мы страны делили все поровну вместе Но в них без тебя мне неинтересно Зачем мне теперь красота? Я без тебя сирота Закончила я только ближе к полуночи. Глубоко вдохнув, взяла ручку и подписала то, что требовалось. Посмотрела на дело рук своих, сморгнула непрошеные слезы и твердо решила, что завтра утром поеду в офис и передам Косте документы лично. Посмотрю в глаза, попытаюсь поговорить в последний раз, попросить прощения. Заодно и сдам пропуск в здание, лежащий в сумочке. С этими мыслями и отправилась спать. И в эту ночь кошмары тоже обошли меня стороной. * * * К зданию компании «Троймедиагруп» я подъехала в половине двенадцатого. По понедельникам в это время Костя всегда был в офисе, разбирая бумаги в кабинете. То ли привычка, то ли традиция с годами остающаяся неизменной. Чем я не преминула воспользоваться. Звонить ему я не рискнула, боялась, что муж либо не возьмет трубку, либо попросту запретит приезжать. А мне жизненно необходимо было его увидеть. Перед выходом из дома тщательно привела себя в порядок. Нанесла немного макияжа, чтобы скрыть бледность кожи и темные круги под глазами, волосы собрала в высокий хвост. Из одежды выбрала темные джинсы и блузку бирюзового цвета с длинными рукавами. Вроде вышло неплохо. Перед тем как зайти, минут десять сидела в машине, собираясь с духом. Затем, поняв, что дальше тянуть резину не получится, решительно вышла из машины и пересекла стоянку. Встретили меня в компании на удивление тепло. Приветствовали, улыбались, пожимали руку, сожалели о моем уходе. Я отвечала стандартными фразами, старательно держа лицо и параллельно размышляя. Интересно мышки пляшут. Походу о нашем разводе никто еще не знает, даже самые заядлые сплетницы. Но мне это только на руку. Пусть чешут языками потом, когда я этого не буду ни слышать, ни видеть. — Таяночка, милая, уже и не ждала тебя увидеть, — как только я вошла в приемную, Инна Владимировна, секретарь Кости, тут же подорвалась с места и начала щебетать. Это была дородная женщина пятидесяти лет, мама троих детей и просто хороший человек. Ко мне она всегда относилась с теплотой и я не отказала себе в удовольствии поболтать с ней пять минут. От старательно предлагаемого кофе, впрочем, отказалась. — Шеф у себя? — спросила, когда пыл собеседницы немного поутих. — Да, — кивнула она. — Константин Сергеевич просматривает отчеты. — Мне доложить? — Не надо, я ненадолго зайду и сразу обратно. — Таяна, — Ирина Владимировна по-матерински приобняла меня за плечи, — надеюсь, ты к нам еще вернешься. Восстанавливайся поскорее и возвращайся. Здесь всем тебя будет не хватать. Помни об этом. — Восстанавливаться? — озадаченно посмотрела на секретаря. Ее слова сбили меня с толку. — Ну как же… — разводит та руками и понижает голос. — Выкидыш очень тяжело перенести любой женщине. И физически, и морально. Правильно, что Константин Сергеевич решил вас не напрягать работой. Ах, вот как. Получается, Костя тут хорошо расстарался, наплел с три короба. Выставив на всеобщее обозрение нашу общую драму. Мне стало очень неприятно от этого. В груди на мгновение сдавило, в глазах защипало, но титаническим усилием воли все же удалось сдержать себя. Хотя, с другой стороны. Чего я хотела? Чтобы он развесил везде плакаты с надписью «моя жена — шлюха»? Представив сию картину, передернулась всем телом. Нет уж, лучше слушать слова сочувствия, чем терпеть оскорбления. Свою долю позора я уже хапнула с лихвой. Лишнее мне ни к чему. Скомканно поблагодарив Ирину, направилась к двери, ведущей в кабинет мужа. Вошла без стука, тихонько закрыв за собой дверь и замерев на пороге. Костя, как обычно, сидел, зарывшись в бумаги. Такой же сосредоточенный, каким я привыкла его видеть. Такой же родной и любимый. На лбу периодически возникали глубокие складки, которые мне всегда так хотелось разгладить. Вот и сейчас мне безумно захотелось подойти к мужу, обнять, поцеловать в лоб, помассировать напряженные плечи. Только он меня теперь к себе не подпустит. Для него я теперь падшая женщина. — Привет, — наконец решаюсь начать разговор, видя, что Костя по-прежнему меня не замечает. От звука моего голоса Белов тут же вскинулся. Поднял голову, одарив меня тяжелым, мрачным взглядом. Таким и убить недолго. — Что ты здесь забыла? — рявкнул так, что у меня поджилки затряслись. — Не кричи, — поморщилась от его крика и направилась к столу. Удивительно твердой для моего состояния походкой. — Незачем пугать своих сотрудников. Я всего лишь принесла документы. Твой экземпляр. Достала из сумки конверт и положила на стол. Костя тут же просмотрел бумаги, убедился, что все подписано и небрежно отбросил их в сторону. Вот так просто, так легко. Словно совместно прожитые годы ничего для него не значили. А я столько времени мучилась, чтобы поставить подпись. — Могла не утруждаться и передать с курьером, — одарил презрительным взглядом и повелительно махнул рукой в сторону двери, как какой-нибудь девице легкого поведения. — Все, свободна. И больше приходить сюда не стоит. — Впредь не побеспокою, не психуй, — с трудом проглатываю очередное унижение и выкладываю на стол служебный пропуск. Затем ловлю суровый взгляд темных глаз, мечтающих, чтобы я поскорее вымелась из кабинета, но все же присаживаюсь на самый краешек стула. Я должна сделать то, за чем пришла. — Костя, спасибо за то, что помог отцу и нашел клинику. Я тебе очень благодарна. — Не за что меня благодарить, — он резко разворачивает кресло, поворачиваясь спиной ко мне. Взгляд устремлен в окно, руки в карманах брюк. — Не ради тебя это делал. Мне нравятся твои родители. Они не виноваты в том, что их дочь решила пойти по рукам. — Костя, не надо, пожалуйста. — говорю тихо, обхватив себя руками, чтобы скрыть дрожь. — Я ведь говорила, что не хотела этого. Ты даже не представляешь, как мне плохо сейчас. Прости меня, прости, пожалуйста. Что мне сделать? Что? Хочешь на колени встану? — последние слова говорила в слепом отчаянии, не осознавая, что делаю. — На колени, говоришь? — муж резко встает и обходит стол, приближаясь ко мне. Глаза горят свирепым огнем. — Ну так вставай давай. Покажи, насколько сильно раскаиваешься. Ну, чего ждешь? Мучительно медленно, как лунатик под нейролептиком, встаю, а затем опускаюсь на колени. Взгляд на мужа поднять не смею. — Прости, я ведь люблю тебя, очень люблю, — шепчу и пытаюсь обнять его колени, но Костя брезгливо отпихивает мои руки. — Что ж, продолжай. — отходит чуть поодаль, — и выставляет вперед ногу в безупречно начищенном ботинке. — Любишь, говоришь? Тогда целуй… — Что? — неверяще поднимаю глаза вверх, чтобы увериться в том, что не ослышалась, и холодею. Любимые губы снова искривились в издевательском оскале. На этом ожесточившемся лице больше нет ни следа человечности, былой нежности и любви. Только желание унизить и наказать. Он и правда хочет, чтобы я облизывала его обувь. Боже, меня же сейчас стошнит. Я борюсь с собой, меня штормит, мысли разбегаются в стороны. Да, я виновата, но равносильно ли наказание степени вины? Разве недостаточно я уже наказана? Хочет меня окончательно сломать? Так пусть получает, что хочет. Если ему будет легче от этого.