— Глуши мотор, говорю, — огрызаюсь я. — Деньгами не обижу. — Пятерку вперед и хоть до ночи можешь тут торчать, — поумерив хамский тон, начинает торговаться таксист. Сунув ему две мятые пятерки, переключаю фокус внимания на главный вход. Мудила затыкается, довольно кряхтя и любовно расправляя купюры. Вот ему подфартило с пассажиром. День прожит не зря. — Ты ждешь, что ли, кого? — вполне миролюбиво любопытствует водитель. — Что ли, — киваю я. Внутри зудит от желания снова позвонить Крис и стрясти с нее номер Олега. Понимаю, что это перебор, и она, скорее всего, упрется рогом, но телефон не даст. Только какие у меня варианты? Торчать здесь до ночи? Я могу, конечно, от меня не убудет. А смысл? — Ты совсем отмороженный, Макс? — выслушав мою просьбу, отчитывает меня Кристина. — У Олега мать при смерти, а ты ему звонить собрался? Зачем? — Сашка не отвечает. Я волнуюсь. — И правильно делает. Волнуется он! — фыркает в трубку Крис. — Пойми ты, что не до тебя сейчас. — Если ты такая понимающая, то адрес больнички зачем мне дала? — импульсивно хамлю в ответ, понимая, что проблему это не решит. — Я же не думала, что ты с башкой совсем не дружишь, — не отстаёт от меня в грубости мамина подружка. — Ты там сейчас? — чуть успокоившись, уточняет она. — Ага, — признаюсь, не сводя взгляда со стеклянных дверей. — В палату хотя бы не суйся. — Не дурак. — Сомневаюсь. Ладно, сама попробую ей дозвониться. — Окей. Мне потом набери… — осекаюсь, заметив знакомый силуэт, выскользнувший из гипнотизируемых мной дверей на больничное крыльцо. — Хотя нет. Отбой, Кристин. Не звони ей, — сбивчиво бормочу я, скидывая вызов. Сашка… Смотрю на нее и дыхание перехватывает. Сердце ускоренно качает кровь по венам, а нервные клетки нещадно дохнут. Жадно впиваюсь взглядом во вцепившуюся в перила Снегурку, подмечая и потерянный вид, и нервозность жестов, и распахнутую шубку. Хрупкую фигурку шатает от усталости, холодный ветер раздувает темные пряди, бросая ей их в лицо. Оторвавшись от перил, Саша тяжело приваливается к ним спиной и растирает лицо ладонями. Плачет. Черт… Неужели там всё настолько плохо? Почему, сука, именно сейчас? Меня до последнего не отпускало подозрение, что болезнь Сашкиной свекрови намеренно преувеличена Олегом. А теперь смотрю на убитую горем Снегурку и понимаю, что здорово просчитался. Горло сжимает спазм, острое желание метнуться к ней и утешить заглушает все протесты рассудка. Дергаю на себя ручку автомобильной двери, вдыхая носом морозный воздух. Утопив ботинок в грязном снегу, поддаюсь всем телом вперед, но из машины так и не выхожу. Застываю, уставившись на приближающегося к Сашке мужа, и раздраженно плюхаюсь обратно на скрипучее сиденье. Как бы я ни хотел стереть из Снегуркиной жизни этого манерного хлыща в профессорском пальтишке, сейчас очередное махание кулаками ни хрена не докажет и не перетянет чашу весов в мою сторону. Скорее, поставит жирную точку в наших с Сашей отношениях. Еще одной сцены с мордобоем она мне не простит, да я и сам отлично понимаю, насколько сейчас неуместны семейные разборки. Однако смотреть на то, как Олег обнимает мою Снегурку, поглаживая по спине, и, склонив голову, что-то нашептывает в темноволосую макушку, оказывается выше моих явно переоцененных сил. Никакие здравые доводы и самоуговоры не срабатывают. Ревность испепеляет, корежит, царапает изнутри. — Твоя, что ли, с мужиком? — хмыкает проницательный водила, добавляя масла в огонь. — Что ли, — снова киваю я, сжимая кулаки до хруста в суставах. В висках бешено бьется пульс, перед глазами багровая пелена. Когда Саша обнимает мужа в ответ, меня конкретно кроет. Одеревеневшие от напряжения мышцы словно пронзает сотней острых игл, в груди предательски ноет. Я, блядь, ни дышать, ни думать, ни двигаться не могу. По телу волнами то опаляющий жар, то ледяной озноб. Если это и есть любовь, то к херам такую адскую пытку. Мгновенья эйфории не стоят вот этого всего. Отходняк, сука, как у конченого наркомана. И хотя я этой дряни с роду не пробовал, уверен, что ощущения один в один, если не хуже. Стискиваю зубы до скрежета, глядя, как Олег ведет Сашу к подъехавшему желтому такси, заботливо открывает перед ней заднюю дверь и, обнимая за плечи, помогает сесть в салон, после чего ныряет следом. Такси тут же трогается с места, медленно огибает парковку и, сделав «круг почета», выезжает на трассу. Куда именно они направляются у меня сомнений нет. Разумеется, домой. Домой, бля… — За ними или как? — участливо спрашивает таксист, повернув ключ в замке зажигания. — Минуту мне дай, — неопределённо тряхнув головой, я выбиваю сигарету из пачки и прикуриваю дрожащей рукой. — Хозяин барин, — пожав плечами, водила опускает стекло с моей стороны. — Вообще-то в моей тачке не курят, но для тебя сделаю исключение. Вижу, что скрутило не на шутку. Если надо выговорится, валяй. За десять штук так и быть… — Нормально всё, мужик. Не лезь, — грубо обрываю надоедливого таксиста. — Борзый ты пацан, да не на того скалишься. Слабо было рожу любовнику своей девки набить? — хамит он в ответ. — Я — любовник, а он — муж. И набил уже. Не помогло. — Ну дела-а-а…, — ухмыляется водила и, стрельнув у меня сигарету, тоже закуривает. — Может, хуй с ней, а? Ты не урод и деньги водятся. Какие твои годы? Лучше еще найдешь. — Она тоже так считает, — губы кривятся в ядовитой усмешке. — Да и все вокруг. — А ты прислушайся, парень. Чужая жена хороша, пока твоей не стала. Гулящую кошку, как говорится… — душные философствования таксиста прерывает звонок моего мобильника. Вызов принимаю, не глядя на экран. Внутри штиль и апатия. На то, что Снегурка сподобилась мне набрать, даже не надеюсь. И все же в груди тревожно ёкает, когда в динамике раздается женский голос. Я не сразу улавливаю суть, потому что обращаются ко мне на английском языке. Переключаюсь с заминкой, бегло посмотрев на имя вызывающего абонента, записанного в списке контактов, как «батя». — Давайте еще раз. Помедленнее, — прошу я, чувствуя незримый удар в область солнечного сплетения. — В телефоне Довлатова Эдгара Маратовича ваш номер указан как экстренный. Могу я узнать, кем он вам приходится? — делая паузы между словами, тактично интересуется женщина. Внутри зарождается леденящий страх, потому что таким тоном обычно сообщают самые дерьмовые новости. — Отец, — глухо выдыхаю я. — Меня зовут Максим. — Эдгар мне много о вас рассказывал, Максим. Мое имя Хельга Аккерман… — Почему вы звоните с его телефона? — бестактно перебиваю я, подсознательно пытаясь отсрочить оглашение цели звонка. — Прошу вас, не нервничайте, — женщина снова делает паузу. — Максим, сегодня утром ваш отец перенес операцию по удалению злокачественной опухоли… — Я не понимаю, о чем вы говорите! Отец в Куршавеле. Я на днях с ним говорил… — Ваш отец в госпитале в Берлине, — мягко возражает фрау Аккерман. Я делаю глубокий вдох и закрываю глаза. Значит, в последний раз мне не померещилось, что с папой что-то не так. Но, сука, я и предположить не мог… — Он проходил у нас лечение два года назад и все прошло удачно. Болезнь удалось купировать на ранней стадии. Но в этот раз он поступил в запущенном состоянии. К сожалению, экстренная операция не принесла ожидаемых результатов. Опухоль проникла в соседние ткани и… — С ним было все в порядке, — хрипло цежу сквозь зубы, отказываясь слушать то, что мне упорно пытаются вдолбить в голову. — Максим, я понимаю ваше горе, — отвечает она дежурной фразой, а потом добивает с поистине немецким хладнокровием: — Но, если хотите застать отца живым, вам стоит поторопиться. Глава 17 Москва. Полгода спустя Александра Начинать все с чистого листа всегда нелегко, но иногда это жизненно необходимо. Январь две тысячи двадцать четвертого года разделил мою жизнь на до и после, и только спустя несколько месяцев я понимаю, что в те новогодние каникулы прогорела до пепла. И я готова воскреснуть только сейчас, через полгода, когда страсти в душе улеглись, и пришло простое и банальное осознание, пробирающее до мурашек, — кроме меня никто мою жизнь не построит. И если раньше я большую долю ответственности перекладывала на бывшего мужа, то теперь понимаю: я одна гребу в этой лодке на данный момент и помощи ждать не от кого. Но я обязательно выгребу, выплыву, доберусь до вольных вод и гордо расправлю широкие паруса своей новой жизни, которую сейчас собираю по кусочкам, по кирпичику. Медленно, но у меня получается. Как там? Москва не сразу строилась. Еще две недели назад в этой крошечной съемной квартире в Строгино меня встречал остывший суп на плите и колонка «Алиса», уже уставшая без конца проигрывать треки Анны Асти про неразделенную любовь и разбитое сердце. Иногда, общаясь с ней, я чувствовала себя как в фильме «Изгой» — одинокая женщина, застрявшая на необитаемом острове, периодически болтающая с выдуманной личностью. На сегодняшний день я решительно отказалась от сопливых треков и завела настоящую, живую, мягкую и пушистую Алису — мою отраду, мою самую ласковую на свете девочку. Она со мной уже две недели — ровно столько прошло с официального дня моего развода. — Ну что, Алиска? Как прошел твой день? — нежно бормочу я, наспех кидая ключи на полочку у входной двери, и тут же наклоняюсь к заждавшемуся меня комочку шерсти. Алиса успевает игриво потереться об мою лодыжку и промяукать голодный клич, но резко обрывает свою типичную «мур-мяу» песню, как только я беру эту голубоглазую красотку на руки. Шотландская вислоухая всегда была моей мечтой, но у Олега была аллергия на кошек, поэтому подобное счастье я прежде не могла себе позволить. Алиса стала для меня символом новой жизни и того факта, что мечты сбываются. Я уже шесть месяцев живу одна, около двух недель мы с Олегом разведены официально. Ощущение «новой главы» в жизни не отпускает, и я стараюсь верить в то, что она будет куда лучше предыдущей — темной и долгой, как бесконечная зима. Я постараюсь написать ее сама, выкарабкаться из глухого одиночества и депрессии, оттолкнуться со дна, полететь к звездам… ведь он бы сказал мне именно это. В самые трудные моменты я все еще вспоминаю его. Того мужчину, который на короткий миг вдохнул в меня жизнь. Сначала встряхнул душу, а потом вытряхнул ее, словно ни в чем не бывало. Проехался по мне кантом сноуборда, но оставил глубокий и яркий след на сердце. Конечно, речь о Максиме. И несмотря на то, что он оказался ублюдком, расставшимся со мной по смс, я до мелочей помню свои эмоции рядом с ним. Не было ни дня, чтобы я не скучала по нему, хоть и не хочу признаваться в этом. Даже самой себе. Он давно у меня везде в черных списках, потому что мне было проще сжечь все мосты, чем ждать, что он напишет, объявится, заберет свои слова обратно. До недавних пор я не знала, почему он поступил так. Даже не встретился со мной, резко оборвал общение, оставив после себя туман несбывшихся обещаний. Случайная встреча с Ликой внесла некую ясность в произошедшее шесть месяцев назад: сначала Макс был с отцом, а после — потерял его навсегда. Я бы поддержала его. Я бы была рядом, как только уладила все с Олегом и его семьей. Я бы… Много чего бы мне хотелось сделать, но я думаю, что он был вполне категоричен и прозрачен в своем сообщении, которое отправил мне, когда я еще сутками сидела у постели Марины Васильевны. Короткое СМС от Макса расставило последние точки. «Между нами все кончено, Саш. Вернулся в Москву и понял, что наигрался. Отлично повеселились, но ты же понимаешь, что все это был лишь отпускной вайб и не более. Пусть у тебя все будет хорошо. С Новым годом, с новым счастьем».