– И я мстил, – исподлобья смотрел Черниговский. – Обвинишь меня в том, что я человек? – А еще мой сын лично изымал кости погибших из камер, ставших могилами. Не оставил без внимания прах от прогоревшей плоти, запрятанный в общей яме. Для каждой удалось определить родство, – мрачно уронил Мстиславский. – Так услышьте меня, князья Акчурины, князья Вяземские, князья Куракины, князья Шехонские, князья Гагарины… С гулким эхом треснула скрученная в княжеских руках трость, оставшись в руке острым осколком. – Князья Ишеевы, князья Мещерские, князья Пожарские… – гремел под сводами исполненный силы и решимости голос, вещая, казалось, бесконечный список. И звучали отодвигаемые от стола кресла, и оправлялись тяжелые меха, когда очередной князь, заслышав свое имя, поднимался на ноги. Много их было – под три десятка, кто смотрел на князя Черниговского. – Ботинки! Ботинки от него оставьте! – волновался Давыдов, ерзая на месте. Подниматься вместе со всеми ему мешала присяга. – Осталось найти хозяина тюрьмы, верно? – упрямо смотрел на Мстиславского Черниговский. – Верно говорю, уважаемые князья, алкающие мести?! Вы же поднялись не для того, чтобы броситься на первого же, на кого укажут пальцем?! – Верно говоришь, – одними губами улыбнулся Мстиславский. – Складно и красиво. Виден порядок в твоих рассуждениях. – А тебе он не по нраву, как я смотрю? – зло улыбался ему в ответ Черниговский. – Я порядку только рад. Не было бы железного порядка в твоем ведомстве, как бы тогда я нашел приказы на перевозку беспамятных людей вертолетом из Москвы в Екатеринбург? Как бы я отыскал распоряжения и рапорты, в которых ты обязывал снабжать твоих людей спецсредствами? Как бы нашел должностную записку на выдачу удостоверения сотрудника с фотографией твоего бастарда?.. Зачем мне слова, когда есть бумага за твоей подписью? Смотрите сами, честные люди, – взял Мстиславский бумаги из папки и не глядя протянул справа от себя, а там перехватили и передали дальше. – Все это бред, чушь и фарс!!! – чуть истерично прокричал князь Черниговский, глядя, как бумаги расходятся по рукам. – И пока я еще гость, как и вы сами, то я дойду до хозяина дворца и потребую у него этот фарс прекратить! Резким движением князь отодвинул кресло и злым, размашистым шагом направился в Кавалергардский зал и прошел его насквозь. Отмахнувшись от попытавшихся заступить ему дорогу слуг, оттолкнул от себя створку двери и, в ярости двигая зрачками, пытался отыскать какого-нибудь хозяйского приказчика, чтобы провел его к императору. Но первым нашелся сам великий князь Роман Глебович, весьма удачно оказавшийся по пути. – Князь, что происходит?! – чуть не схватил его Черниговский за мундир. – Где император? Я желаю с ним говорить немедленно! – Успокойтесь, князь… – все же на всякий случай отшагнул от него дядя императора. – Я, право, не знаю, что с вами стряслось, но… – Будьте любезны, сопроводите меня к императору, – сжал Черниговский губы до двух белых тонких полос. И две пары ботинок зашагали к внутренним покоям дворца: одна – ступая раздосадованно, делая короткие остановки в попытках разговорить собеседника, а вторая – вышагивая нетерпеливо и раздраженно, легко опережая замешкавшегося сопровождающего и не желая замедляться ни на секунду. Именно таким темпом они подошли к неприметной двери в восточном крыле дворца. Не размениваясь на стук, Черниговский вошел в просторный кабинет, утопающий в полумраке из-за плотно задернутых штор, с одиноким писчим столом под хрустальной люстрой, и закрыл дверь до того момента, как Роман Глебович попытался в нее просочиться. Ему не нужен был свидетель, потому что душа его желала требовать громко, шумно и вовсе не так, как подобает верному слуге государства. Но вполне достойно того, кто пошел навстречу, выплатил огромные деньги за чужой просчет и был беззастенчиво брошен на растерзание озлобленной своре. – Кажется, я выполнил свою часть сделки! – загремел голос Черниговского под высоким потолком. – В полной мере! И сделал это в срок! Отчего я заслужил твою немилость на этот раз?! Император покосился на шумного гостя и отложил в сторону бумагу, которую до того изучал. – Какая радость, что ты нашел время и зашел ко мне, – спокойным тоном ответил он. – Там, там! – ткнул пальцем в сторону двери Черниговский. – Три десятка князей, желающих моей смерти! Потому что ты бросил меня! Чему же ты рад, твое величество?! Безумию неведомо что выдумавших князей?! – Ты же понимаешь, что все можно исправить? – хмыкнул великий князь. – Поэтому ты здесь. А еще ты тут, потому что у меня есть претензии к качеству денег, которыми ты уплатил свой долг. – Чем тебе не нравятся мои деньги?! Чем мое золото хуже, чем у остальных?! – ярился Черниговский. – Его источник тебе знаком? – жестко произнес император. – Он мне не нравится. – Ах, ты про это!.. – осенило князя, переполненного злобой за собственное унижение. – В тебе проснулось чистоплюйство, я смотрю? Деньги от наркотиков тебе не нравятся? Нос воротишь, ты, у которого казна на десять процентов собирается с водки и табака?! Мои деньги тебе казну пачкают?! Или в тебе жалость к людям проснулась, которые сдохнут без потомства? А сколько уродов от твоей спиртяги будет, ты не считаешь по роддомам? Сколько от рака загнутся, твоему величеству интересно?! Вот и мне – плевать! Люди хотят силу, они ее купят – и счастье, что у меня, а не у иностранного посла, который их вербанет на раз-два! Ты же знал, за что я тебе плачу! Я уважаю твое право на долю – так забирай! А раз забрал, то, будь так милостив, вернись со мной в зал и уйми этих бешеных псов!.. Черниговский в наступившей тишине тяжело пытался отдышаться от запальчивой речи. Даже с клубами пара дышал – прохладно тут, оказывается, а он не заметил сразу… – Я хотел сказать, – задумчиво произнес император, поднимаясь из-за стола, – что золото, которым ты заплатил, фальшивое. Черниговский недоуменно смотрел на его величество, не совсем осознавая его слова. А потом и вовсе как-то отстраненно удивился, когда в полумраке комнаты начали проглядывать человеческие силуэты – будто засвеченные фотографии людей, проявляющиеся в полный рост. Первый, второй… Десяток… В мундирах и тяжелых шубах, при орденах и с портупеей поверх скромной гимнастерки… – Что?.. – запнулся Черниговский. – Как – фальшивое? – Но то, что ты мне чистосердечно рассказал, гораздо интереснее, – повеяло от императора загробным ужасом и ненавистью. Как и от двух десятков теней прежних императоров, окруживших князя Черниговского. Князь взвизгнул не своим голосом, подал Силу в перстень на пальце и буквально впрыгнул в ближайшую тень, на мгновение опередив движение призрачных рук, желавших вцепиться ему в горло… Вывалился он в полумрак гостиничного номера – в собственной комнате, тщательно зашторенной и затененной. – Князь? – взволнованно окликнул его порученец, поспешно отходя от окна. – Что с вами, князь?! – кинулся он помогать. – Отстань, – оттолкнул его Черниговский, поднимаясь самостоятельно и одурело потряхивая головой. Руку тронуло холодком – то перстень, отработав свое через дворцовые защиты, распался в пыль. – В гостинице все спокойно? – Не удержавшись на давших слабину ногах, Черниговский привалился к стене с ощущением пустоты в голове и бездны вместо живота. – Внутри – да. Находимся на усиленном режиме, – бодро рапортовали ему. – На улице какое-то шевеление, но Игнат Валентинович сказал, что защиту держит. Гарантии одного из клановых «виртуозов» успокаивали… Могли бы успокоить… Да, могли бы: например, вчера… – Что? Что на улице? – глухо произнес князь. – Там эти восточные люди, в белом и золото?м. Смотрят, не атакуют. Да и вокруг – Москва, – пожал порученец плечами. Князь закрыл глаза, пытаясь подавить возникший по всему телу тремор. – Тебе кольцо выдали? На случай неприятностей? – сглотнув, произнес князь. – Да, господин! Неотлучно с собой ношу. Инструктаж прошел. – Дай его сюда. Проверю заряд, – закрыл глаза князь и вытянул руку. – Спасибо, господин! – замешкавшись на секунду, с огромным почтением вручили ему в ладонь перстень. Черниговский быстро надел его на палец и подал Силу. Чтобы через мгновение вывалиться на мраморные плиты родового дворца в Чернигове. Родной дом встречал его теплом и не торопился встречать осень. Слышался звук близкого фонтана. Где-то рядом звонко звенел детский смех. Закрыв голову руками, Черниговский дико и по-звериному взвыл. Глава 29 Общеизвестно, что самые дурно пахнущие вещи происходят в тени грандиозных событий, к которым приковано все внимание. Вот и сейчас князь Давыдов тайком надевал сапоги на портянки недельной давности за спинами напрягшихся князей, готовых к кровавой свалке. – Хоть эти не ушли от меня на чужих ногах… – буркнул гусар, натягивая голенища поверх узких форменных брюк-чакчир. Князья все еще возвышались над столом – почти три десятка обозленных супротив шести. Шестеро, мягко говоря, были тому совершенно не рады, однако продолжали стоять, потому как оставался шанс, что князь Черниговский вернется с императором об руку и рассадит всех по местам. Но вместо того у стены за спиной легонько хлопнул потревоженный воздух, замещая объем пространства внезапно исчезнувшей свиты Черниговских. И вот тогда-то настало время для неловких улыбок, отведенных в сторону взглядов и попытки шестерых рассесться обратно. – Стоять! – гаркнул Мстиславский. – Ну что же вы, князь… – примирительно вставил слово князь Долгорукий, тоже стоявший на ногах. – Вина этих господ неочевидна и не доказана. За что удостоился благодарных взглядов. Ненадолго. – А пока она не доказана, уместны только обеспечительные меры, – мягко завернул говоривший. – Предлагаю взять имущество этих господ на хранение. – За что?! – вскинулся Шемякин. – За то, что стояли подле?! Шуйский, не твоего ли внука беззаконно обвиняли в том же?! – Твой друг обвинял, – тяжелым взглядом смотрел на него князь. – А ты ему потворствовал. – Я ратовал за справедливое разбирательство! Есть его правда – значит, он прав. Есть твоя правда – так честь тебе и хвала! – Так заговорил, значит… – хмыкнул Шуйский. – А нас губить за что? – дрожал губами князь Шемякин. – За незнание? За радение чужой беде и человеколюбие? Люди!!! А не вы ли пожимали руку князю Черниговскому, не вы ли обнимали его часом ранее? – обернулся он к сидящим князьям. – Что теперь, всех губить, кто рядом был? – Не губить, – прицениваясь, смотрел на него Юсупов, – гарантировать исполнение приговора, если таковой будет. Мы же за правду, против кривды. Как и ты. Будет твоя правда – честь тебе и хвала. А до того средства, которые пострадавшим пойти могут, мы с братьями от трат побережем. – Так пусть будет расследование, которому я подчинюсь! Но дом и достояние мое до суда трогать не позволю! – упрямо стоял на своем князь Шемякин. И пять голосов стоящих подле него поддержали его мрачным одобрительным хором.