– То есть если бы нашелся человек, заинтересованный в исполнении вашего плана, вы отдали бы ему капиталы? Вот просто так? – Юноша, ни один честный человек сейчас не возьмет эти капиталы и не притронется к этим бумагам, – поделился горечью Колобов. – А другие князья просто заберут все деньги себе. Панкратов – он хоть заинтересован в сохранении предприятий на уже своей земле. Остальным на чужих людей наплевать. – И все же: если бы нашелся? – продолжил я настаивать. – Вы не себя ли имеете в виду? – с грустной усмешкой произнес он. – Знаете, юноша, у меня есть чутье на людей, и быть может, вы бы не оступились на этой опасной дороге честности и долга. Но вас сомнут и растопчут. Даже меня почти растоптали. Я еле спас свою семью… – И все же я бы хотел услышать ответ. – Я бы сказал вам – да, если хотя бы три ваших перстня оказались подлинными, – словно закрывая тему, качнул он ладонью. – А до того – это все пустая дрожь воздуха, разминка для ума… Как бы было, если бы… – Аркадий Алексеевич, а как проверить, подлинные или нет перстни? Вернее, как их проверяют? – Если бы вы были одаренным, достаточно подать Силу, – откинулся он на спинку кресла и прикрыл глаза. – Вот как… – заинтриговало меня. – Интересно… Подал Силу в перстень Самойловых – и кольцо черного дыма крутанулось вокруг руки, на мгновение образовав передо мной силуэт сгорбленного чудовища, закрытого туманным плащом. Надо же, и Федор молчал!.. Перстень Юсуповых – вспышка искр, тут же сформировавшихся в силуэт дракона, под треск электричества деловито усевшегося на руке и распахнувшего крылья. Перстень Борецких – и аквамарин в перстне пошел волнами, а в ушах зашумел звук необоримой волны, уже разогнавшейся на просторах океана. Перстень Долгоруких – дымка холодного тумана, обволакивающая ладонь. Перстень Тенишевых – и с идеально чистого потолка вдруг падает известка, а под ногами ощущение дрогнувшей земли. Перстень Шуйских – холод весеннего леса и его свежесть, бьющая в лицо. Перстень Де Лара – раскаленный жар солнца, лучом пронзивший панорамное окно и прожектором озолотивший руку. Перстень Рюриковичей – немедленно образовавшееся зеркало, из которого с удивлением посмотрел цесаревич Сергей. – Извините, ошиблись номером… – чуть нервно улыбнулся я и стянул перстень. Окошко пропало. Фух… Что-то тихо как-то. Будто не хватает чего-то. Или кого-то. Глянул направо. Увидел шокированное и ошарашенное лицо Колобова. – Восемь – это ведь больше трех? – поинтересовался я у него, стягивая остальные перстни. – Д-да… – только и мог он произнести. – Тогда пойду поздороваюсь с князем. Час уже, – покосился я на часы. – Нечего нам тут сидеть, дел полно. – Юноша… Максим… Господин, наденьте перстни обратно, умоляю! Панкратов – страшный человек! Но их он убоится! – отчего-то кинулся к моей руке Колобов. – Бояться надо не моих перстней, – все же завершил я дело и положил их рядом с ним на диван, подхватив папку с распечатками, – бояться надо меня. К счастью, в мире это пока мало кто понимает. Даже будущая жена – и та не в курсе. Глава 8 Время собиралось из вязких секунд чужих решений и выводов, сокрытых за этажами княжеской высотки. Ощущение одиночества в прохладе кондиционированного зала не могло ввести в заблуждение. Нас видели, нас слышали, нас пытались просчитать еще до встречи, но аттракцион с перстнями обязан был внести коррективы в их замыслы и планы. Значит, совсем скоро кто-нибудь возьмет на себя ответственность и примет решение. И из того, что он может сотворить на данный момент, самое ужасное для меня и правильное для них – это вежливо отменить мне встречу. Как шулер, обнаруживший честную колоду вместо крапленой – так и здесь сошлются на срочные дела и внеплановое совещание, чтобы вывести лишнего игрока из здания и перераздать чуть позже на двоих. Еще немного, и у них найдутся верные слова для Колобова. Еще чуть-чуть, и появится осознание, что просто деньги Фоминских – не так и плохо. Лучше, чем ничего. Я замер возле стола секретаря и прикрыл левую ладонь телом и высокой столешницей. Гроздь ярко сияющих звездочек стекла с пальцев вниз, охотно прилипая к кабелям связи и питания, скрываясь под пластиком и резиной изоляции. Дрогнул и замерцал свет люстр над головой, неслышно погаснув. С щелчком отключился факс на столе и выдохнул вентиляторами принтер. Жалобно пиликнул звуковой сигнал источника бесперебойного питания за столом секретаря и тут же замолчал. Даже если решение уже принято, пусть оно немного запоздает – на количество ступеней в лестничных маршах, что нас отделяет. На длину коридоров и огромных залов. В мире без электричества и связи, даже самой острой мысли предстоит пробежаться вниз или вверх по огромному зданию. Мне же в общем-то не нужно много времени – сразу за местом секретаря уходил круто вправо коридор к княжескому кабинету. Мне, как говорят в таких случаях, всего лишь документы передать да уточнить пару моментов. Например, зачем Самойлов из мещан понадобился им в одном зале с упрямым Колобовым? Понадобился срочно, без типичных для таких аудиенций проверок и предварительного собеседования с чиновниками рангом ниже. Обычному человеку этого не узнать – как не знает свою судьбу пешка, стоящая перед ладьей. И не узнает, пока не дойдет до последней клетки на шахматной доске. Нам же такой долгий путь преодолевать не надо – вот она в конце пути, дверь из массива светлого дерева ценной породы, отчего-то подпертая бруском, чтобы не закрывалась. Странная деталь для обстановки кабинета одного из могущественнейших людей по эту сторону Уральских гор. По ту сторону гор, впрочем, у персон такого уровня тоже полно странностей. Это ж надо – отваживать от меня невест… Или пытаться меня сожрать… В общем, копеечный брусок и створка из цельного массива дерева-исполина – это еще вполне нормально. Я прошел по коридору с мозаикой из мрамора на полу и окрашенными под известняк стенами. Ближе к середине справа находился проем персонального лифта, с погасшим по причине отсутствия электричества индикатором этажа. Проходя мимо, покосился на циферблат подаренных часов – можно. И здание заполошно вздохнуло подключенной энергией резервного источника питания – зашелестели кондиционеры, загудел лифт, отрабатывая противопожарный маневр и отправляясь на этаж подземной парковки. Перезагружались АТС, равнодушно относясь к проклятьям нервничающих людей, набирающих княжеский номер. Совсем скоро они дозвонятся, но до этого… Я тихонько зашел внутрь кабинета. Просторное помещение пятнадцать на двадцать метров украшалось самым дорогим, что есть в этом городе, – видами на центр Москвы из двух панорамных окон, образующих угол стен справа и передо мной. Слева темное дерево облицовки закрывали карты шести континентов, выполненные в масштабе достаточном, чтобы Антарктика касалась паркета, а Арктика подпирала выбеленный потолок в шести метрах над головой. Где-то на карте даже красовались разноцветные флажки, отражая области интересов и клановую собственность, а по углам стен кантом шли гербы подчиненных городов, коих было около двух десятков. Стена же справа и слева от двери в кабинет закрывалась рядом крупных телевизоров, призванных отражать презентации и отчеты для высшего руководства. Сверху все это освещалось десятком ламп дневного света. Обычное в общем-то рабочее пространство для приема людей со стороны и собственных подчиненных. Ничего общего с личным кабинетом, вход в который наверняка располагается здесь же, под участком фальшстены, но куда точно не приведут случайного человека с улицы. Вот там будут и стеллажи с документами и книгами, на форзацы которых любопытно взглянуть; найдется место для фотографий семьи и предков, памятных предметов и деталей, характеризующих хозяина. Тут же все было достаточно стерильно в плане влияния личности на обстановку. Обычный деловой кабинет под стандартные нужды. Должен был быть. Но сейчас вся мебель – все эти кресла за длинным столом для совещаний, вместе с ним самим, были сдвинуты вплотную к стене с картой. В ту же сторону был скатан мягкий ковер, а пол вместо него покрывала уложенная внахлест черная пленка – точно такая, как в пакетах для мусора. Единственное, что оставалось на своем месте в кабинете по логике вещей, – это отдельный стол руководителя возле панорамного окна напротив. Только вместо документов, которые все равно накапливаются так или иначе, на нем был разложен хирургический набор из медицинской нержавейки – приборов на тридцать, закрепленных каждый в персональном кармашке специально предназначенного для такого черного чемоданчика. Интересно. За тем же столом обнаружился и сам хозяин кабинета, он же князь Панкратов – нестарый на вид мужчина с высоким лбом, седым ершиком волос и волевым подбородком. На нем армейская рубашка в камуфляже песочной расцветки, с нашивкой в виде княжеского герба над сердцем. Михаил Викентьевич был занят тем, что пытался навязать свою княжескую волю компьютеру, который не хотел нормально работать, несмотря на титулы и высокий боевой ранг хозяина. – Да включайся ты, железка! – чертыхался он, пытаясь легкими постукиваниями по корпусу и нажатиями на кнопку включения призвать электронику к благоразумию. Электроника уходила в бесконечную перезагрузку. – Час дня, – сверившись по часам, озвучил я информацию, стоя у самого порога и не наступая на черный полиэтилен. – Ну надо же, заработало, – удовлетворенно хмыкнул князь, не отводя взгляда от экрана. – Час уже? Заводите этого. – Этот уже здесь, – мягко ответил я. – Сам явился… – Цепко посмотрел он на меня – вернее, в пространство за приоткрытой дверью. – Григорий Андреевич где? – Снаружи, – ответил я правду, откинул брусок дерева в сторону носком ботинка и плотно закрыл дверь, – отговорился делами клана. – Дверь не нужно было закрывать, молодой человек, – попенял мне князь, выражая тоном угрозу и недовольство, от которых невольно потянуло вернуть все как было. – Не следует распоряжаться в чужом доме. – Прошу простить, – произнес я без особой искренности, не тронув дверь, и сделал несколько шагов в сторону княжеского стола. – Смею думать, позже вы одобрите мое самоуправство. Под ногами хрустнула складка пластика. – Быть может, – поднявшись из-за стола, он встал от него сбоку и задумчиво тронул пальцами длинный хирургический ланцет. – Все может быть. Вряд ли вас порадует мое одобрение… Итак, Самойлов Максим, верно? – заглянул он в листочек на своем столе. – Абсолютно. Изволите ознакомиться с бумагами? – взял я папку обеими ладонями и обозначил движение в его сторону. – Вы знаете, Максим, – не отреагировал он, вновь переключившись на созерцание хирургического инструмента, – по своей первой профессии я – военный врач. Полевой хирург. Спас, смею думать, сотни и сотни жизней. И еще столько же непременно спасу, – остро посмотрел Панкратов на меня. – Вы знаете, что самое неприятное в этой профессии? Даже не гибель пациента, Максим. Самое неприятное, когда тебя отвлекают по пустякам. Если и были ранее тени вариантов, то сейчас судьба пешки проявилась четко и без альтернатив. Я же медленно зашагал в сторону князя. – Смотря что считать пустяком, – мягко возразил я. – Является ли им жизнь человека? – Человека, который считает свою жизнь потерянной из-за финансовых споров? – с гневом фыркнул Михаил Викентьевич. – Я дам вам сравнить ваши эмоции – сейчас и позже: с отрезанной рукой и потерянным глазом, с оторванной ногой и кишками, вываленными из живота! У нас, молодой человек, идет война. Из-за вас, из-за потерянного на вас времени умрут десятки моих людей. Я хочу, чтобы вы ответили за их смерть. – Он достал из крепления нехороший на вид нож. Резко зазвенел телефон на столе. Легкое движение ножа – и провод телефона, расположенный в полуметре от его руки, распался надвое. – Думаю, для вас жизнь этого человека не пустяк, – был я по-прежнему доброжелателен и сделал еще пару шагов ему навстречу. – Предлагаю посмотреть на бумаги. – Я видел ваши бумаги, Максим. Но вы продолжайте подходить.