И мгновением позже, выглядывая из-за солдата, что удерживал перед собой тактический щит, показался давешний референт – изрядно бледный на вид. – Совещание ближнего круга – через полчаса, – отрывисто распорядился князь. – И все вон! – Михаил Викентьевич, я пытался до вас дозвониться, но не мог! – затараторил референт. – Этот юноша – он не тот, за кого себя выдает! – Я знаю, – перевел на меня взгляд Панкратов. – Вон. Помещение очистилось куда быстрее, чем наполнялось. – Но я не знаю, кто вы, – сказал он уже мне. – Я просто хочу, чтобы этому мальчишке не пришлось искать себе деда самостоятельно, – улыбнулся я. – Пусть он не будет лишен детства. Пусть его не втравят в чужие планы. Пусть через него не станут мстить его родне. – Это сильный поступок… – протянул князь и распрямился, – который не будет забыт. Князь вышагнул из-за стола, подал мне руку вместе с движением вперед и неловко запнулся за край черного пластика, которым был накрыт участок пола. Рукопожатие пришлось аккурат на момент, когда он посмотрел на постеленные везде полотна от мусорных мешков, перевел взгляд на хирургические приспособления, умудрился даже смутиться и отвести взгляд в сторону. – Ну что вы, Михаил Викентьевич… – понял я его неловкость. – Если бы я стал убивать всех тех, кто желал мне смерти в первые моменты знакомства, мне бы совершенно не с кем было работать. Князь покосился как-то странно и забрал свою руку. – Это, право, недоразумение, – скомканно отозвался он, одной рукой закрывая чемоданчик с ланцетами и ножами. – Отличный у вас набор, – похвалил я, вспомнив остроту явно зачарованного ножика, – работа настоящего мастера. – Штучная вещь, верно, – посмотрел он на чемодан. – Я действительно хирург. Очень помогает в работе как с магией, так и без нее. Сверхтонкие сечения, возможность бесконтактной работы. Каждый предмет – отдельный артефакт. – Не подскажете, где такой можно приобрести? С девушкой поссорился, думаю, чем задобрить. Она у меня тоже хирург. – Думаю, Максим, вам проще будет подарить ей квартиру, а то и не одну, – улыбнулся он одними глазами, – в хорошем районе. – Да я к ней свататься собрался, – осталось только вздохнуть и повернуться к двери. – А тут поссорились, я сам виноват… Теперь она на порог не пускает. А отец вообще о сватовстве не желает даже слушать. – Странно, что с вашими талантами – и такое отношение. Так получилось, что я двинулся к двери – не будут же меня терпеть тут вечно, у людей совещание – а князь вроде как самолично подрядился сопроводить. И вроде только до дверей кабинета, мелочь. Но в этом кабинете умещалось немало, я вам доложу, шагов. – Пристрастное отношение отца, – пожал я плечами. – Аристократы, старшая дочь. – Неравный брак, – кивнул Панкратов, но тут же замер на полушаге. – Быть может, Максим, моя помощь придется ко двору? – Михаил Викентьевич, ну как же я могу вас беспокоить?.. – принялся я отнекиваться. – Нет, я настаиваю, – ухмыльнулся Панкратов. – Пусть попробует отказать такому свату, как природный князь. – Признаюсь, вы меня очень обяжете, – прижал я ладони к груди. – Тогда договорились, – хмыкнул князь довольно. – А что за род девушки? – заинтересовался он только сейчас. – Так Еремеевы… – похлопал я ресницами. Стараясь не подавать вида, что замечаю, как мрачнеет его лицо. Потому что забыть тех, кто косвенно был виноват в гибели его сына – путем потери контроля над вертолетом, – он не мог. – Это не самый лучший выбор, юноша. – Любовь зла, – философски ответил я. – Быть может, вам нравится кто-то еще? – задал он слегка беспомощный по содержанию вопрос. Потому что обещание он уже дал. – Увы… – Максим, может, я познакомлю вас с хорошей девушкой из нашего клана? – И он сцепил челюсти. – Уверен, они все прекрасны. Но Ника – это боль и муза моей сердечной мышцы. – Правильно говорить: «сердца», – механически поправил он, что-то напряженно обдумывая. – А если я вас познакомлю с моей племянницей? Вы хороший, перспективный юноша… – рассуждал он вслух, словно себя убеждая. – Михаил Викентьевич, а в чем причина? – Если я приду сватом к ним, это будет означать, что я их простил. – Словно от зубной боли, скривилось его лицо. – А я не простил. Они повинны в гибели Вячеслава! – Михаил Викентьевич, а истинных виновников той беды нашли? Простите за бестактность… – Да, – нахмурился князь. – Я его нашел. Его казнили. Не «я казнил», а «его казнили». Большая разница. – Еще раз прошу извинить: а вы видели тело? – внимательно посмотрел я на него. – ИСБ не отдает тела, – буркнул Панкратов. – Я знаю время и место. – Помните, я говорил, откуда ко мне попали документы по Ольге? В числе тех бумаг был внутренний рапорт об угоне конвоя ИСБ в составе трех машин: двух патрульных и одной для перевозки заключенных. Подставные сотрудники дорожно-постовой службы заставили конвоиров выйти из транспорта и оглушили спецсредствами. Князь чуть замедлил шаг, но в его тоне не было особых эмоций. – Документы, Максим. Подлинные печати, верные подписи. Я знаю, как их проверить. – Внутри угнанных машин были чистые бланки с подписью руководства, это отмечено отдельно. Визируют их массово, по факту выпуска приказа о переводе заключенных в бланк вписывают имена. Обычное дело, когда подписывать бумаги должен высокородный, унаследовавший высокий пост и место службы. Не на рабочем же месте ему сидеть целыми днями… – Угон расследовали? – Конвой пытались использовать для перевода опасного преступника из одной тюрьмы в другую. Руководство тюрьмы что-то заподозрило, машину и всех, кто был внутри, сожгли в момент прорыва с территории. На этом расследование было закрыто: мотивы налетчиков понятны, бланки списаны. Более деятельность похищенного конвоя не отмечена. – Мне нужно посмотреть на этот рапорт, – медленно, с расстановкой произнес князь. – Кроме бумаг вам наверняка предъявили кое-что еще, – выдержал я последовавший быстрый и яростный взгляд с его стороны. – Вы бы не отдали свое просто так. Вам наплевать на приказы. Вы хозяин своей земли. – Вы забываетесь… Но вы правы. – Я дам вам этот рапорт. У вас достаточно влияния, чтобы прояснить его подлинность. Уверен, достаточно сил, чтобы довести дело до конца. Значит, совсем скоро вам понадобится очень много ненависти. Так зачем ее растрачивать впустую на каких-то Еремеевых? – Моей ненависти хватит на всех. – Сойдемся на том, что я эту Еремееву лично накажу, – вздохнул я. Пока не знаю как, но «Хатико» она у меня как минимум трижды посмотрит. Вертолет прошляпила, самолет уронила… – Любимую девушку? – хмыкнул князь неопределенно, доведя меня до самой двери. – Она будет плакать и рыдать. Рыдать и плакать, – уверенно пообещал я. – Ну, если так, – мрачновато, но улыбнулся уголком губ Михаил Викентьевич. – Буду тебе сватом. – В субботу, в девять, – уточнил я, – иначе никак ее отца не поймать! И вы там не один будете, не беспокойтесь! – Да я и не беспокоюсь, – собственноручно открыл он передо мной дверь и рявкнул на заполонивших коридор бойцов клана: – Не препятствовать! В темноте подвального уровня огромного здания было много страха. Не того страха, что пахнет кровью, болью и пыткой. И не тех эмоций, что сжимают разум безумца. Это был чистый и рафинированный страх людей с высшим образованием, подкрепленный знаниями и опытом. Страх того, что обязательно должно случиться. Двое энергетиков из дежурной смены во все глаза смотрели на содрогающийся вибрацией кожух газотурбинного генератора, служащего резервным источником энергии княжеской высотки. Вибрация передавалась в пол, вибрация отдавалась дрожью в пальцах, хотя не разобрать, было ли там больше дрожи собственной или отраженной. – Леха, у меня рука онемела. И лицо, кажется, тоже, – осипшим голосом произнес старший, комкая пальцами свободной правой так и не зажженную сигарету. – Руки вверх подними. Так, а теперь улыбнись. Нормально, не инсульт. – Какой, к чертям, нормально – мы же сейчас все сдохнем!.. – произнес тот затравленно, глядя на то, как шедевр интеллектуальных технологий, сплошь обвитый блоками защиты и автоматики, сходит с ума и содрогается прямо в паре десятков шагов от них.