— Сколько у нас времени?.. Рекомендации?.. С паспортом знаешь, что сделай?.. Это верно, что виноват и осознаешь. Личное мнение? Если нет, передай трубку старшему бригады… Михаил Викентьевич на линии. Что именно у вас происходит в двух словах?.. Князь выслушал, завершил вызов и вернул сотовый референту. — Что говорят, ваша светлость? — Осторожно уточнил тот. — Происходит что-то непонятное, — абсолютно спокойно вымолвил князь, сложил руки за спиной и направился к окну за своим столом. — По результатам которого нас всех уничтожит с гарантией. Сирена в коридорах продолжала заливаться ревом, отголоски которого все равно доносились тревожным набатом. — Но тогда вам надо бежать, ваша светлость! Немедленно! Умоляю вас! — Вот что. Позвоните в холл. Пусть отпустят этого Самойлова и Колобова. — Что вам их жизни, господин?! О своей подумайте, молю! — Молчать. Исполнять. Князь склонил голову и напряженно вгляделся через стекло вниз — в сторону парковки перед входом. — Их выпускают, господин, — донесся со спины обескураженный и очень испуганный голос. — Звони энергетикам. Пусть не вздумают ничего учудить. Я запрещаю приближаться к генератору. Сигнализацию отключить, людям вернуться на рабочие места. — Н-но как же это… Это «что-то непонятное»? — Оно уже уходит, — внимательно проследил Михаил Викентьевич за парой из спокойно идущего к машинам юноше и семенящего вровень с ним нескладного мужчины. — И мы оставим это просто так?! — Вопль негодования князь встретил резко дернувшимся углом губы. Он что, обязан давать отчет?! — Разумеется, не оставим, — тем не менее ответил князь, поворачиваясь обратно. — Ответим самым страшным, что может быть для юноши его возраста. Сейчас полезна определенность, уверенность и чувство целостности клана. — Дежурные рапортуют, что им удалось исправить неполадку, — будучи постоянно в режиме конференц-связи, отрапортовал референт. — Ну да, ну да… — Прошествовал Михаил Викентьевич к собственному столу, соединил скруткой перерезанную самим же собой линию и по памяти набрал длинный номер, в котором не было кодировки ни единого существующего города, либо страны. Абонент не отвечал довольно долго — телефон шел в канцелярию князя Юсупова, и уже там выясняли, может ли его светлость принять вызов и каким образом скоммутировать его, чтобы не раскрыть истинного географического положения. И тем не менее, трубку взяли. — Долгих лет жизни вам и вашим супругам, ваша светлость… Как здоровье наследников?… А погоды какие стоят, полностью с вами согласен… Бывали у Шульгиных на прошлой неделе? Чудная пьеса получилась… И что говорят, опять зерно подорожает?.. Но здоровье, разумеется, самое главное… Текла спокойная и размеренная беседа ни про что, и ни о чем конкретном. Зряшный перевод времени и мощностей шифровальных служб — все для того, чтобы интересующее было спрошено в самом конце, за мгновение до того, как произнести насквозь ложное пожелание долгой жизни и здоровья. — Я тут с сыном вашим встретился, Максимом зовут, — чуть напрягся Панкратов. Если принц сошел с нарезки и чуть не начал войну, то есть надежный способ вправить ему мозги — отцовским подзатыльником в полную силу. А там и виру взять за потраченные нервы, не говоря о возврате Колобова. — Не знакомы с таковым? — Неловко подвис вопрос буквально через мгновение. — Быть может, я не верно расслышал имя… А кто из ваших достойных юношей сейчас в Москве?.. Роман с Александром? Нет-нет, этих благородных молодых людей я знаю в лицо… Видно, я обознался. Князь Панкратов отложил трубку и откинулся на спинку стула. — Тогда кто у нас сегодня был? — Постучал он пальцами по столешнице. — Что-то непонятное, — поддакнул референт, и еле увернулся от запущенной в его сторону ручки. — Что-то непонятное влезло в снабжение клановой больницы! — Гаркнул князь на остатках запала и тут же успокоился. — Самойлова переодевали? Вещи все еще у нас? Неси сюда. Совсем скоро аккуратно сложенные вещи, вместе с положенными сверху документами, часами и телефоном оказались на княжеском столе. И документы, разумеется, заинтересовали князя в первую очередь. — Мы тщательнейшим образом проверяли! — Попытался вставить слово Григорий Андреевич, но был проигнорирован. — Вы, верно, знаете разницу в словах «я с таковым незнаком» и «у меня нет такого сына»? — Произнес Панкратов, вглядываясь в спокойное и уверенное в себе лицо на фотографии. — Бездна отличий для понимающего человека. — Документы подлинные, — вновь отметил референт. — Разве могут быть документы иными у тех, кто вправе их выдавать? — Князь листнул на страницу с пропиской. — Но есть некоторые детали, которые обязательно включают в такие обманки на непредвиденный случай. Григорий Андреевич, вы ведь проверяли адрес прописки молодого человека? Тут написано: улица Ясеневая, дом шестьдесят, квартира сто девять. — Проверяли, как можно! — Истово закивал тот. — И вы, быть может, по памяти ответите мне какого типа дом, сколько в нем подъездов? — Типовая панелька в три подъезда, — чуть напрягши память, все же выдал референт. Работает голова — все-таки признал князь. Только уже регулярно работает куда-то не туда… — И по сколько квартир на этаже в таких домах? — Скучающим голосом уточнил Михаил Викентьевич, продолжая смотреть на адрес. На ту самую очевидность, которую обязаны были усмотреть проверяющие. — Так, четыре, господин, — подозревая подвох, осторожно ответил старик. — Девять этажей, верно? На три подъезда у нас будет сто восемь квартир. Самойлов проживает в сто девятой. — Уже устало завершил Панкратов. — Давайте я угадаю, на Ясеневой шестидесятый дом — последний? — Я проверяю, господин, — сжав губы зубами, референт заполошно вводил информацию на планшете. — Истинно так, — с заминкой произнес он. — На Ясеневой шестьдесят домов. — Следующая за Ясеневой какая улица? — Алая, — одними губами прошептал Григорий Андреевич. — Что в доме один на Алой улице? — Малый княжеский дворец Юсуповых. — Чуть качнувшись, предобморочно ответил старик. — Всех аналитиков — копать траншеи вокруг нашей больницы. — Распорядился князь, откладывая паспорт в сторону. Хотел уже было начать отповедь на повышенных тонах, предназначавшуюся лично референту, как начальнику над всеми этими олухами. Как взгляд коснулся небрежно оставленных на одежде часов Самойлова. Очень знакомых часов, весьма известных среди очень узкого круга людей. Словно гюрзу или гадюку, подцепив ручкой, Панкратов повернул их циферблатом к себе и посмотрел на то поле, что обычно показывает день недели. — Небо услышало наши молитвы! — Радостно произнес Григорий Андреевич, тоже опознав вещицу, и как и князь, пристально смотревший на цифру один, что почти сменилась нулем. Еще, быть может, пара дней. Максимум — неделя. И владелец часов умрет. Всегда и все умирали, и ничто не связывало эту смерть с имперским кланом Черниговских князей, весьма любивших одаривать такими часами очень сильно не угодивших им людей. — Твои мысли? — Внимательно посмотрел на подчиненного Панкратов. — Так это же прекрасно! Совсем скоро Колобову снова станет некуда деваться! Князь с горечью покачал головой — так ошибаться на должности личного референта нельзя. Это уже становится действительно опасно — для рода, для клана. — Дай поручение этим горе-аналитикам. Пока копают, пусть просчитают стратегию поведения исходя из ситуации, что Черниговских князей очень сильно задвинут. Отдельно — если уничтожат до последнего человека. Стратегия нужна на ближнюю перспективу, начинать надо уже сегодня. — Но это же чушь, — фыркнул референт. — Как распорядишься, представь мне свою замену. Сегодня же. Старик, изрядно потрепанный событиями этого дня, дернулся, как от удара, и опустил подбородок на грудь. — Разрешите идти? — Григорий Андреевич. Клан ценит все, что вы сделали. И в награду за долгую и верную службу… В глазах старика зажегся огонь надежды. Неужто в потомственные слуги рода… — Клан защитит вас от наследника Юсуповых, которого вы так опрометчиво решили убить. Нога референта подогнулась, внезапно ослабнув, а сам он чуть не упал. Но умудрился удержаться и уже почти развернулся к двери. — Да, вот еще. — Встал князь с места и посмотрел в лицо человека, из-за ошибки которого он мог никогда не узнать о существовании родного внука. Панкратов тронул чемоданчик с хирургическим инструментарием и развернул его на столе, касаясь любимого ланцета. — Если не ошибаюсь, вы проспорили мне руку.