— Все в порядке, — быстро заверяю я ее. — На самом деле, мне больше нечего делать. Лука хочет, чтобы я запомнила имена всех этих людей в организации, с которыми я могла бы однажды встретиться на ужине или еще где-нибудь, но… — Я бросаю взгляд на бледное, осунувшееся лицо Катерины и замолкаю. — Впрочем, это не имеет значения. Я рада, что ты пришла, вот и все. — Это было просто… — Катерина прикусывает нижнюю губу. — Это было так неожиданно. Из ниоткуда. Я просто была с ней в твоей комнате, прежде чем это случилось, а потом мы спустились и позавтракали, пока ждали тебя и Луку. Мы жаловались на яйца, о боже мой… — она прижимает руку ко рту, подавляя рыдание. — Последнее, что я сказала своей матери, было то, что яичница-болтунья сухая, и я просто… Она начинает плакать, и я оставляю чай, как можно быстрее пересекаю комнату, чтобы пододвинуть стул и сесть перед ней, протягивая к ней руки, чтобы сжать их в своих. — Я знаю, — шепчу я. — Моя мать умерла не просто так. Она какое-то время болела. Но мой отец умер иначе. Я ждала, когда он вернется домой, а моя мать сказала мне, что он умер. Я помню, какой она была бледной, как она едва держалась на ногах, она выглядела так, словно хотела раствориться от горя, теперь я это знаю, но она держала себя в руках достаточно долго, чтобы рассказать мне. Я не хотела в это верить. Катерина тяжело сглатывает. — Я тоже не хотела, — шепчет она. — Мне сказали в больнице, я потеряла сознание от всего этого дыма и очнулась на больничной койке. Я была в порядке, на мне не было ни царапины, просто болело горло, а потом вошла медсестра с Франко и сказала мне… — она подавляет очередной всхлип. — Я сказала им, что они, должно быть, ошибаются, они, должно быть, перепутали ее с кем-то другим, но… Я сижу с ней, как мне кажется, очень долго, каждая минута тянется за другой, пока она тихо плачет, собранная и элегантная даже в своем горе. Мне тоже знакомо это чувство. я никогда не была такой элегантной, как Катерина, но мне знакомо чувство необходимости что-то скрывать, что если ты позволишь всей щемящей грусти в твоей груди уйти, ты развалишься на части. Ты разобьешься вдребезги и будешь плакать, и плакать до тех пор, пока не начнешь кричать, пока не перестанешь дышать, и ты боишься позволить этому случиться. Рано или поздно это всегда случается. Это случится и с Катериной, но когда она будет одна, когда она уверена, что находится в безопасности, она может сломаться, когда никто не увидит, как она рушится. Сейчас она тихо плачет, ее руки сжимают мои, пока не побелеют костяшки пальцев, и я позволяю ей прижаться ко мне. Когда рыдания постепенно стихают, я встаю, приношу ей коробку салфеток и снова включаю микроволновку, чтобы подогреть остывшую воду, и Катерина благодарно улыбается мне. — Спасибо, — мягко говорит она. — У меня не так уж много друзей. Люди склонны сторониться меня, они слишком боятся моего отца. И я не могу, я знаю, это звучит странно, но я не могу так плакать перед Франко. Я просто не могу. — Это совсем не звучит странно, — успокаиваю я ее. — Не думаю, что ты любишь его, не так ли? Катерина качает головой. — Нет. Я не знаю, — признается она. — Я даже на самом деле не чувствую, что должна… я не думаю, что моя мать любила моего отца, не так, как нам говорят думать о любви. Ей нравилась безопасность, которую он давал ей и семье, она любила меня, и у нее не было бы меня без него. Но она не любила его. Я всегда знала, что моего мужа выберут для меня. Мне повезло, что он молод и красив. — Она пожимает плечами. — Он тоже меня не любит. Но я не ожидала любви. Я ожидала — она колеблется. — Уважения. Я смотрю на нее с любопытством. — Ты не чувствуешь, что Франко тебя уважает? — Я не знаю. — Катерина закусывает губу. — Я не должна была этого говорить. — Я никому не скажу. — Я немного смеюсь, качая головой. — Кому бы я вообще рассказала? Луке? Вряд ли. Катерина улыбается на это. — Думаю, что нет. Между вами не все хорошо, не так ли? Я качаю головой. — Мы здесь, чтобы поговорить о тебе, — настаиваю я. Я не готова делиться тем, что произошло между мной и Лукой, я даже не знаю, чем можно было бы поделиться. Конечно, не о наполненных похотью встречах, которые у нас были за последние недели. Не о его соглашении защищать мою девственность, которое ее отец заставил его нарушить. И что из этого? Не совсем похоже, что у нас были настоящие разговоры о чем-либо. Каждый раз, когда мы пытаемся поговорить, мы заканчиваем ссорой. Это что-то значит? Я не знаю. Если бы это были нормальные отношения, я бы сказала "да", конечно. Но в моих отношениях с Лукой нет ничего нормального. Катерина колеблется, и я могу сказать, что она хочет спросить больше о Луке, но, к моему облегчению, не делает этого. — Я думала, Франко будет более внимательным, — тихо говорит она, возвращая разговор к нему. — Это звучит эгоистично, я знаю, но я дочь бывшего дона. Он… ну, у него неоднозначное прошлое в семье. Давным-давно возникли вопросы о том, кем был его отец. Все прояснилось, но я подумала… я не знаю, я думала, он будет благодарен за то, что мой отец выбрал его для меня. Вместо этого он ведет себя сейчас почти так, как будто я была у него в долгу. Особенно с тех пор, как Лука стал доном, а Франко младшим боссом, он более самонадеян, чем когда-либо. — Ты думаешь, он тебя не ценит? — Я не знаю. Я думала, что ценит, но вчера на похоронах я чувствовала себя такой одинокой. — Мне жаль, что меня там не было, — тихо говорю я. — Я хотела быть. Но Лука сказал, что для меня идти было опасно. — Вероятно, он был прав. — Катерина вытирает лицо, устало улыбаясь мне. — Это не твоя вина, София. Ничего из этого не твоя вина. Такое ощущение, что так оно и есть. Я не могу не думать, что все это каким-то образом из-за меня, хотя и не знаю почему. Я никогда не считала себя кем-то особенным. Но с той ночи в клубе все, кажется, все больше и больше выходит из-под контроля. — Знаешь… — Она делает глубокий вдох. — Виктор появился на похоронах. Не так, как все… — быстро добавляет она, видя выражение моего лица. — Но Лука пошел поговорить с ним. Он пытался прийти к каким-то условиям с ним, уладить все. Но это не сработало. Я не уверена точно, почему, но он сказал, что дату моей свадьбы придется перенести. — Что? — Я пораженно моргаю, глядя на нее. — После того, что только что произошло, как он может ожидать, что ты выйдешь замуж раньше? Ты только что потеряла свою мать. — Он извинился за это. Но, очевидно, это важно, я могу сказать, что с ним не собиралась спорить. Короче, моя свадьба через неделю. А теперь… — У тебя нет мамы, чтобы помочь тебе спланировать это. — Я могу только представить, что она, должно быть, чувствует. Моей мамы уже давно нет, но я ужасно скучала по ней за неделю до моей свадьбы, какой бы поспешной она ни была. Я даже не приложила руку к ее планированию. Катерина все это время планировала вместе с Джулией. Джулия, вероятно, была взволнована тем, что наконец-то помогает своей дочери со свадьбой. И теперь все это исчезло в мгновение ока. — Да. — Катерина прикусывает нижнюю губу. — Я даже не знаю, как двигаться дальше. Я не знаю, как притворяться счастливой по любому поводу, когда ее нет рядом… — Она делает паузу, качая головой. — Я должна завтра снова пойти в магазин за платьями. Мы уже сходили туда однажды. И теперь я просто хочу купить платье, которое больше всего нравилось моей матери. Даже если оно не было моим любимым. — Я пойду с тобой. — Я сжимаю ее руку. — Ты не должна делать ничего из этого одна. — Лука тебе не позволит! Он даже не позволил тебе приехать на похороны… — Я разберусь с этим, — обещаю я, вставая, чтобы принести ей заваренный чай. Когда я передаю его, Катерина с благодарностью берет чашку, обхватывая ее руками, как будто ей холодно, хотя в пентхаусе всегда тепло. — Я поговорю с ним. Честно говоря, я не думаю, что смогла бы убедить Луку позволить мне что-либо сделать. Особенно после прошлой ночи. Но я знаю, что должна хотя бы попытаться. * * * Как я и опасалась, Лука чуть ли не смеется мне в лицо, когда я прошу его позволить мне покинуть пентхаус с Катериной. — Ни за что, — категорически заявляет он. — Все, что я делаю, это стараюсь обезопасить тебя, а ты хочешь отправиться за покупками свадебного платья? Я даже не уверен, что верю в это. Я сказал тебе, что ты остаешься здесь, и я это имел в виду. После всей этой холодности я не ожидаю стука в дверь на следующий день. Но примерно в десять утра, когда я доедаю миску йогурта и мюсли, которые мне удалось приготовить вместе, я поражена именно этим. Я открываю дверь и вижу высокую рыжеволосую женщину в черном платье с запахом, которая стоит там, лучезарно улыбаясь. — Привет! — Весело говорит она. — Я Энни. Я работаю в Kleinfeld's. Мы с моим помощником пришли на прием к Катерине Росси? Я смотрю на нее, слегка ошарашенная. Катерины здесь, очевидно, нет, и я в замешательстве смотрю на нее секунд десять, пока не слышу звук открывающейся двери лифта в конце коридора. Мгновение спустя за ее спиной появляется Катерина. — У меня здесь моя помощница и платья, могу ли я их принести? — Улыбка Энни не ослабевает ни на секунду, когда я отхожу в сторону, все еще немного ошеломленная, и светловолосая ассистентка и Катерина следуют за ней вместе с вешалкой для одежды, заваленной шелком, атласом и кружевами. Я, конечно, сразу же отважу Катерину в сторону, пока Энни и ее ассистент готовятся. Мне требуется всего пять секунд разговора с ней, чтобы понять, что произошло. Лука позвонил ей после нашего разговора и договорился о том, что финальная встреча с платьем состоится в пентхаусе, а не в салоне. Что, конечно, он мог бы сказать мне, что собирается сделать, но он этого не сделал. Вместо этого он решил позволить мне думать, что ему все равно, и позволил этому случиться из ниоткуда. Как всегда, это оставляет меня в замешательстве относительно того, что чувствовать. Я была так зла и разочарована на него за то, что он отказался отпустить меня, а потом он оборачивается и делает что-то вроде этого, что-то доброе для Катерины, что-то, что позволяет мне быть рядом с ней, несмотря на ограничения. И все же я все еще злюсь на него за то, что он вообще не позволил мне выйти из квартиры. Лучше бы я никогда его не встречала, думаю я, опускаясь на диван и наблюдая, как Катерина тихо разговаривает с ассистенткой, рассматривая каждое платье, прикасаясь к нему. Лучше бы ничего этого никогда не происходило. Но даже сейчас, когда я так думаю, я уже не совсем уверена, что это правда. Без Луки и нашего принудительного брака я бы через несколько недель закончила колледж, готовясь отправиться в Париж, а затем в Лондон. Я была бы на пути к тому, чтобы навсегда покинуть Манхэттен, стать опытным участником оркестра, начать новую жизнь вдали от здешних воспоминаний. Однако, когда я представляю это сейчас, это похоже на сон. Как будто жизнь, которая принадлежала кому-то другому. И мысль о том, что я больше никогда не увижу Луку, заставляет меня чувствовать, что я почти что-то теряю. Как наркотик, где я не хочу признавать, что становлюсь зависимой. — Я примерю это, — говорит Катерина, вырывая меня из моих мыслей. — Что ты думаешь, София? Это красиво? Я бросаю взгляд на каскад кружев, который она держит в руках, и заставляю себя улыбнуться. Предполагается, что сегодня я должна поддерживать ее, а не погружаться в собственные мысли. — Оно великолепно, — говорю я ей, что легко сказать. На ней все было бы хорошо. Она примеряет несколько платьев, переодевается в ванной на первом этаже, а затем выходит, чтобы я посмотрела. Все они прекрасны. Первое — приталенное белое кружевное платье с v-образным вырезом и рукавами до локтя, другое — кружевной лиф без бретелек и юбка из летящего тюля, а третье — изящная русалка из плотного простого белого атласа. А затем она выходит в четвертой части. Платье простое, сшито из плотного белоснежного атласа, с вырезом без плеч и облегающим лифом, переходящим в пышную юбку. В нем нет ничего сказочного или похожего на принцессу. Это элегантное, великолепное платье, в котором Катерина выглядит как королева. Ее загорелая кожа сияет на фоне нежно-белого атласа, платье красиво облегает линии ее тела, не будучи слишком сексуальным, и когда ассистентка прикрепляет вуаль к ее волосам, расправляя тюль вокруг нее, я чувствую покалывание слез в уголках моих глаз. — Это то, которое нравилось маме — тихо говорит Катерина. — Я думала, мне нужно что-то более богато украшенное. Но теперь, когда я снова надела его… — она колеблется, глядя в зеркало, которое установила для нее ассистентка. — Я думаю, оно идеально. — Она оглядывается на меня, прикусив губу. — А ты как думаешь, София? У меня сжимается грудь, и мне требуется мгновение, чтобы обрести способность говорить. Мы не так уж хорошо знаем друг друга, только благодаря обстоятельствам мы вообще знаем друг друга, и я хочу сказать правильные вещи. Это важный момент в ее жизни, которым она должна поделиться со своей матерью, или сестрой, или близким другом, с кем угодно, кто ей ближе, чем я. Но я — все, что у нее есть. — Я тоже думаю, что оно идеально. — Это правда, я не могу представить более совершенного платья. Другие были великолепны, но это подходит Катерине так, как будто было сшито для нее. — И ты почувствуешь, что она там, с тобой, по крайней мере, немного. — Я тоже об этом думала. — Катерина закусывает губу, подходит к дивану и опускается на него рядом со мной, все еще в платье. Она тянется к моим рукам, берет их обеими своими и улыбается сквозь слезы, которые начинают стекать по ее лицу. — Большое тебе спасибо, София. Я не могу передать тебе как много для меня значит, то, что ты была со мной сегодня. Такое чувство, что у меня есть друг. Моя грудь сжимается от эмоций, когда она сжимает мои руки. Как и в тот момент на вечеринке в честь моей помолвки, когда я мельком представила, какой могла бы быть моя жизнь с Лукой, если бы мы действительно любили друг друга, в тот момент, когда мы шутили и поддразнивали друг друга, я вижу проблеск того, какой могла бы быть моя жизнь, если бы я действительно была частью этой семьи. Если бы я согласилась стать женой Луки, я бы старалась быть хорошей женой, поддерживать его и любить его. Катерина была бы моим другом, замужем за подчиненным боссом Луки. Я представляю ужины, которые мы бы устраивали, вечеринки, на которые мы ходили бы вместе, мероприятия, которые мы помогали бы организовывать. Я не могу представить день, когда Ана не была бы моей лучшей подругой, но я вижу место в моей жизни, которое заняла бы Катерина, и место, которое я заняла бы в ее. И это было бы неплохо. Вероятно, это была бы даже хорошая, счастливая, наполненная во многих отношениях жизнь. Но для того, чтобы иметь это, мне пришлось бы отказаться от всех идей, которые у меня всегда были о том, какой будет моя жизнь. Мне пришлось бы смириться со своими чувствами по поводу того, что Росси и его головорезы сделали с моей матерью, и с фактом того, что Лука теперь занимает место, которое раньше занимал Росси, и того, как я была втянут во все это. Я не знаю, смогу ли я это сделать. Я не знаю, смогу ли я найти здесь место, когда я так сильно возмущена тем, как все это началось. Когда я даже не понимаю своих чувств к собственному мужу. Когда я попеременно не уверена, тот ли это человек, в которого я могла бы влюбиться, или тот, кого я должна бояться. Но я знаю одну вещь… Я сжимаю руки Катерины в ответ, глядя на нее с улыбкой на лице. — У тебя действительно есть друг, — твердо говорю я ей. И я знаю, что именно это я и имею в виду. Больше, чем все, что я сказала за долгое время. ЛУКА В течение следующей недели мне удается избегать Софии, насколько это возможно. Кроме разговора, в котором она подкараулила меня, попросив отпустить ее по магазинам с Катериной, что привело к тому, что мой пентхаус на день превратили в свадебный салон, мы почти не разговариваем. Я ухожу в офис так рано, как только могу, и к тому времени, когда я прихожу домой поздно ночью, она уже спит. Что меня устраивает, потому что я не знаю, что ей сказать, особенно после того, что произошло между нами в ту ночь, когда я увидел запись с камер видеонаблюдения. Я не уверен, что на меня нашло, когда я посмотрел это. Я не специально шпионил за ней. Тем не менее, я хотел убедиться, что ничего необычного не произошло, пока меня не было. Я не ожидал увидеть это. Я был обеспокоен тем, что она пригласит подругу в гости без моего согласия, или попытается уйти, или… Если быть до конца честным, я не совсем уверен, о чем я беспокоился, что побудило меня просмотреть отснятый материал. Встреча с Виктором вывела меня из себя, я чувствовал, что попал в ситуацию, находящуюся вне моего контроля, в которой я постоянно на шаг отстаю. Я хотел каким-то образом вернуть себе это чувство контроля. И когда я увидел Софию, откинувшуюся в этом кресле, ее нежные пальчики придерживали шорты с одной стороны, в то время как пальцы другой руки погрузились в киску, о которой я не мог перестать думать, что-то оборвалось внутри меня. Я никогда не делал ничего подобного тому с другой женщиной, что делал с ней. Я всегда был доминирующим в спальне, главным и отдавал приказы, но это всегда было легко. Женщины слишком благоговеют передо мной, слишком отчаянно хотят провести со мной ночь, слишком надеются, что именно они смогут соблазнить меня и избавить от моего откровенного холостяцкого образа жизни, чтобы быть особенно вызывающими или изобретательными в постели. Они делают все, о чем я их попрошу, всякий раз, когда я об этом попрошу. Я никогда не встречал ни одной женщины, которая бросила бы мне вызов в спальне или которая осмелилась бы возразить мне, как только я начну снимать одежду, или даже раньше, на самом деле. Я никогда не встречал женщину, которой мне нужно было овладеть. Женщину, которую я не мог выбросить из головы. Ту, которая снова и снова подводила меня к грани самоконтроля. До Софии. Вид и звук того, как она заставляет себя кончить, свели меня с ума, когда я увидел это. Мысль о том, что она прикасается к себе, доставляет себе удовольствие, в то время как она настаивает на том, чтобы отвергать меня, бороться со мной, восстает против меня на каждом шагу, заставила меня чувствовать себя слегка расстроенным. Я был тверд как скала все время, пока смотрел запись, и я рад, что решил посмотреть один, а не с охраной.