Ему не нравилось, когда его новое имя произносили таким резким сварливым тоном. Тристан кинул на женщину внимательный взгляд. Ее это не смутило. – Тебя вызывают в администрацию. – Она указала на него пальцем, и Тристан неохотно поднялся. – Я подожду тебя тут, – пообещала Дилан. – Иди! Тристан выдавил из себя улыбку и последовал за женщиной из администрации. Ему по-прежнему не хотелось покидать Дилан, но надо было играть по правилам. Здесь он школьник. Подросток. Он должен делать то, что ему говорят. Тем более что перспективы проживания у Дилан более чем шаткие. Джоан не доверяла ему. Он ей не нравился. Она хотела, чтобы он съехал. Сомнительно, что Джоан поверила в историю о «трудностях в семье». Она согласилась, чтобы он у них пожил, только потому, что кто-то должен заботиться о Дилан в ее отсутствие. Любая ошибка, любое пятнышко на его репутации – промах в школе или дома, – и он мигом вылетит на улицу. Тристан твердо решил не давать поводов избавиться от него. Однако «примерное поведение» давалось ему нелегко. Женщина вела его по коридору. Он почувствовал, как грудную клетку сжало, словно в тисках. Когда они дошли до лестницы, невидимые тиски опустились ниже, перекручивая ему внутренности. С Дилан все будет хорошо, убеждал он себя. Как-то же справлялась она целых три года в этом проклятом месте без него. Здесь ее не преследовали призраки; чудищ тоже не водилось. Единственную опасность представляла лишь медленная, мучительная смерть от скуки. Однако Тристан спускался все ниже по лестнице, и тревожное чувство росло. Когда они дошли до первого этажа, Тристан понял, что дело не только в беспокойстве за Дилан. Он не мог дышать. Легкие работали на пределе, но его все равно одолевало головокружение. Он брел за женщиной, слабея с каждым шагом. Когда они дошли до приемной, Тристан чувствовал себя так, будто вот-вот скончается. Он оперся на дверной косяк. Стоит ему пошевельнуться – и он рухнет на пол. Молнии острой боли пронзали ноги. – Мне нужны контакты твоего доктора и человека, с которым мы могли бы связаться, если с тобой что-то случится. Бодрый голос администраторши звучал так, словно ее не смущал ни поздний приход Тристана, ни его плачевное предобморочное состояние. – Я еще не виделся с доктором, – выдавил он из себя, пытаясь сосредоточиться на разговоре сквозь пронизывающие разряды боли. – Но можете записать, что он будет тот же, что у Дилан. Моей двоюродной сестры, – добавил он. – И контактное лицо то же самое. Мама Дилан, Джоан Маккензи. – Какой у нее номер? – спросила женщина, уткнувшись носом в бумаги и щурясь сквозь очки. – Простите, я не запомнил. Может, у вас получится найти его в документах Дилан? В его голосе прорывалось раздражение. Боль была невыносимой: словно органы ему сжимала, перетирая в фарш, рука в стальной перчатке. Он должен вернуться к Дилан. Сейчас же. Он умрет, если не окажется рядом с ней через секунду. – Ну что ж. – Женщина недовольно поджала губы. – Можно я пойду? У Тристана едва хватило благоразумия вспомнить, что в школе положено отпрашиваться у старших. Он вцепился в дверную ручку и ждал, пока ему разрешат уйти. Женщина со вздохом закатила глаза. – Тебе нужно будет подписать вот тут. – Ладно. – Он кое-как шагнул к столу, выхватив ручку у нее из пальцев – за что удостоился осуждающего взгляда – и накарябал подпись, которую они с Дилан придумали заранее. Затем поковылял прочь из кабинета. Бежать. Он должен бежать. Он бы так и сделал, если бы ноги его слушались. Вместо этого Тристан захромал, держась за стены. Он влепился в дверь на лестницу, кое-как протолкнулся к лестнице и, схватившись за перила, стал подтягивать тело вверх по ступенькам. С каждым шагом стихала агония, умолкала паника, пока, наконец, он не оказался у дверей кабинета математики. Тристан остановился и попытался собраться с мыслями. Задрал голову вверх, прячась от случайных взглядов, он сделал несколько глубоких вдохов. Теперь, когда боль стихла, на смену ей пришла тошнота, но по сравнению с мукой последних минут она показалась ему детским лепетом. Теперь ему нужно было увидеть Дилан; убедиться, что она не страдала так же, как он. Однако одного взгляда на ее мертвенно-бледное лицо хватило, чтобы понять: она тоже почувствовала. И что еще хуже, у нее не получилось этого скрыть. Учитель, положив руку ей на плечо, обеспокоенно склонился над креслом. Все взгляды были устремлены на нее. – Тристан? – Учитель заметил его и жестом подозвал ближе. – Похоже, Дилан нездоровится, но она не хочет уходить без тебя. По облегчению на лице учителя было очевидно, что «нездоровится» – это мягко сказано. Однако за несколько секунд, пока Тристан шел через класс, краска уже успела вернуться на щеки девушки. – Я отвезу ее домой, – сказал он, протискиваясь мимо парты, чтобы взяться за рукоятки кресла. Ему хотелось прикоснуться к Дилан. Запустить пальцы ей в волосы, оттолкнуть руку учителя и растереть ей плечи. – Конечно. Математик помог им собрать вещи и с улыбкой проводил до двери. Ему явно не терпелось выпроводить их из кабинета: вдруг с Дилан что-то серьезное. – Знаешь что, отвези ее в администрацию и позвони домой. Может, кто-то из взрослых сможет прийти вас забрать. – Да, я так и сделаю. Тристан не собирался идти в администрацию или у кого-то отпрашиваться, однако Дилан уговорила его по крайней мере отметиться на выходе. Наконец он вытолкнул коляску на свежий воздух. Они с Дилан молчали, пока он вез ее по тротуарам в парк. В парке Тристан поставил кресло под углом у скамейки, чтобы они смогли сидеть, держась за руки. День был прохладный, но Тристан подозревал, что пальцы у Дилан заледенели не поэтому. – Что случилось? – Не знаю. – Бледность сошла с ее лица, но глаза смотрели все так же испуганно. – Как только ты ушел, я стала чувствовать себя как-то странно. Ну, как тогда, в больнице, когда меня повезли на рентген. Но в этот раз становилось все хуже и хуже… а потом полегчало. Когда ты появился в дверях, я была уже почти в порядке. – Странно, говоришь? – переспросил он. – Ага, странно. Сначала мне будто не хватало воздуха, и меня затошнило. А потом… Ох. Как же было больно. Будто мне опять сломали ноги, и в спине еще такое чувство… как мокрый жар. Как будто я истекаю кровью. – Можно я посмотрю? Тристан мягко дотронулся до нее, девушка наклонилась вперед, и он приподнял край школьного джемпера. Ему не нужно было поднимать рубашку: белая ткань вся была в алых пятнышках: сквозь пластыри просочилась кровь. – Как в поезде, – пробормотал Тристан. – Что? – Похоже на твои травмы при аварии. Тебе сломало ноги и порезало спину, помнишь? Дилан кивнула, глядя на него во все глаза. – Но почему сейчас? – Не знаю. – Тристан глубоко вздохнул. – Но… Я чувствовал то же самое. Дилан разинула рот. – Чем дальше я отходил от тебя, тем хуже мне становилось. Когда я спустился в администрацию с этой теткой, – он поморщился от воспоминаний, – я думал, что вот-вот умру. Во взгляде Дилан был такой ужас, что он тут же пожалел о своем признании. – Как ты думаешь, что это значит? – Она сжала его руку, словно ждала, что он ее успокоит. Тристан не мог ее обнять – мешало кресло, – но он подвинулся, чтобы она смогла положить голову ему на плечо. Вряд ли ей было удобно, но она все равно придвинулась ближе. Наверное, ей было очень страшно. – Думаю, это значит, что нам нельзя расставаться, – мягко проговорил он; Дилан втянула воздух, но спорить не стала. – Мое место не здесь… – продолжил он. – Еще как здесь, – перебила его девушка. – Твое место рядом со мной. – Да, это так. Мы с тобой должны быть вместе. – Он вздохнул со смешком. – И похоже, отныне нам лучше воспринимать эти слова буквально. Дилан долго сидела молча, уткнувшись ему в шею. – Ну и ладно, – сказала она наконец. – Не самое тяжелое испытание. – Да, – согласился он. – Не самое. 5 До вечера было еще далеко, но уже смеркалось. С самого утра было облачно – под стать настроению Майкла. Пока они брели по суровым пейзажам его заснеженной пустоши, облака все больше темнели. Теперь над их головами закипала, бурля, снежная буря. Снежинки, что весь день танцевали в воздухе, превратились в колючий снег, поднявшийся ветер обжигал открытые участки кожи на руках и лица. Сюзанна, стиснув челюсти, боролась с искушением пойти быстрее и оставить Майкла позади. Дело было не в погодных условиях – ничто материальное Майкла уже не касалось. Все эти ощущения были у него в голове. Как и многие, он подсознательно затягивал момент перехода: Сюзанна видела такое тысячи раз. Души медлили в пустоши, потому что боялись ступить в неизвестность, и поэтому не спешили. Каждый шаг требовал мужества, но таким, как Майкл, оно было недоступно. Сюзанна едва ли не предвкушала, как заставит его перешагнуть через черту. Просто толкнет, и все, и это тоже будет не впервые. – Давай! – обернулась она к Майклу, ковылявшему следом. – Нужно побыстрее добраться до следующего убежища. Ей не нравились перемены в погоде; не нравились глубокие тени, высасывающие свет из неба над головой. И больше всего ей не нравилось шипение, которое никак не спутаешь с воем ветра. – Я стараюсь, – захныкал Майкл. Он был страшно бледный – за исключением уродливого заветренного пятна, красневшего у него на носу и щеках. – Ненавижу все это. Ненавижу снег. Мне холодно! Сюзанна равнодушно поджала губы. Ей тоже все это не нравилось, и ее так и подмывало сообщить Майклу, что он сам все это сотворил. Однако, честно говоря, объяснять было лень. Ее задача – защитить его. И довести до черты. Если это значило проявить суровость – что ж, так тому и быть. – Нам нужно идти быстрее, – поторопила она. – Тут небезопасно. – Небезопасно? – Майкл яростно закашлялся. – Да тут ничего нет! Он раскинул руки в широком жесте: снег, снег, один снег да мерзкое серое небо сверху. Бесконечную белизну разбавляли лишь пара узловатых деревьев и черные скалы, выметенные ветрами. Пустошь казалась абсолютно необитаемой. Однако Сюзанна знала, что это иллюзия. – Мы здесь не одни. В этот момент ветер стих. Словно по команде, призраки, весь день тихо и угрожающе стонавшие в отдалении, решили разразиться оглушающим ревом. Раздались громогласный вой, рычание, грохот. Сюзанна не думала, что такое возможно, а Майкл умудрился побледнеть еще сильнее: его словно вымочили в хлорке, лишь нос краснел ярче прежнего.