– Егор Михалыч, да вы что, не трогал я ваш дневник. Мы с Жекой его вчера читали, а потом Жека его на место вернул, в сейф, – растерянно оправдывался парень. – Если это правда, то сейчас мы вместе пойдем к старшему смены, мне доложили, что твой рюкзак еще не прошел дезактивацию. Если в нем обнаружатся патроны, то я буду точно уверен, что дневник взял ты, – зло и холодно ответил начальник. – Егор Михалыч, вы что? Там только рожок к Калашникову, больше ничего, проверяйте. Рюкзак действительно стоял нетронутым, смена дежурных у дверей еще не успела его разобрать. Начальник кивнул, и дежурные в резиновых перчатках начали выкладывать на пол содержимое рюкзака. И на пол посыпались патроны, а следом за ними выпала фотография, запечатлевшая Марину и Евгения Иваненко на фоне моря… – Что это? – разведчик был бледен, как полотно. – Слава? Неужели это правда? – чуть слышно прошептал Николай, не веря своим глазам. Парень в упор посмотрел на командира, но не смог выдержать презрительного взгляда. Он все понял. Оправдываться было бесполезно, его подставили, жестоко и цинично. – Это не мое. Я не трогал, – прошептал Слава, отходя к стене. Егор Михайлович вытащил из-за пояса пистолет. – Егорушка, не надо! Это жестоко! – взвизгнула Светлана, повисая у него на руке. Начальник оттолкнул ее. – Последнее слово, предатель! – сухо потребовал Коровин, направляя дуло на разведчика и взводя курок. – Егор, не надо! Ты не разобрался! Вдруг это и правда не он! – крикнул Николай. Начальник перевел пистолет на него. – Еще один писк, и я пристрелю тебя, мутантского выродка и эту мразь, всех вместе! – процедил он. – Последнее слово! – Передайте Жене, что он был прав, – с трудом выговорил Слава. Его светлые волосы, мокрые от пота, прилипли ко лбу, щеки побелели от ужаса. Выстрел эхом разнесся под сводами бункера. Накалившуюся до предела ситуацию нужно было спасать кровью. И злые бесы человеческого гнева ее получили. Предатель был найден и казнен без суда и следствия. Тяжелое напряжение последних дней перед бурей лопнуло. Женя влетел в комнату дезактивации, прежде чем от любопытных глаз закрыли дверь. – За что? – прошептал он, бросаясь к другу. – Отец, за что?! Егор Михайлович даже не взглянул на сына. – Через десять минут жду у себя, – бросил он и вышел прочь. Следом Николай вывел плачущую Светлану. – За что, Слава? – прошептал парень, глядя в невидящие глаза друга. На губах разведчика вздулся кровавый пузырь, он хотел что-то сказать, но не смог. – Не прощу, никогда не прощу, – шептал Женя, баюкая на коленях мертвого товарища. Через четверть часа юноша стоял в кабинете отца. У его ног лежал рюкзак с химзащитой. – Назначаю тебя старшим. Цель – выяснить, правда ли дневник находится у военных. Если это так, надо найти способ его вернуть, – сухо сказал отец. – Зачем ты это сделал, отец? – тихо спросил Женя, исподлобья глядя на командира. – Он предал нас. Продался военным. Предателей надо расстреливать, – Егор не смотрел на сына. – Без суда и следствия? У нас чрезвычайное положение? Как ты людям это объяснишь? Себе ты как объяснишь? – у юноши не было сил кричать. Его душило ощущение страшной потери, но и оно меркло перед необъяснимым дурным предчувствием. То ли еще будет… – Надо будет – введем! Ребенка им оставить, дневник прочитать! На кой черт вы с Колей это все затеяли? Это не Света, это вы наше болотце замутили! Не сиделось вам спокойно, не жилось! Ты дров наломал, ты и разгребать будешь! – зло бросил Коровин. – Мы вернули дневник в твой сейф. Славу подставили. И его смерть – на твоей совести, – устало повторил парень. – Он последним видел дневник. Он ходил к военным, в его рюкзаке нашли патроны того образца, которыми расплачиваются вояки. Что мне прикажешь думать? Мальцев – предатель. – Думай, что хочешь, но ты не судья. Ты – убийца, – Женя сделал шаг к двери. – Уходи! – крикнул отец, теряя самообладание. – Есть, – по-военному коротко ответил сын. Через три часа выходили на поверхность. * * * Декабрь 2033 Марина присела на кровати, сжала голову руками. – Тебе хуже? – тихо спросил Женя. Как-то незаметно они успели перейти на «ты». В полумраке и тишине разговоры спасали, не давали сойти с ума в молчании. Мальчишка-смертник и женщина-мутант, заключенные в одной клетке на забаву полковнику. Как гладиаторы на арене. Будет ли шанс? «Будет ли у меня шанс? – думал юноша, внутренне сжимаясь от ужаса. – Я не хочу так. Не хочу умирать!» Парень коснулся плеча женщины. Марина дернулась, оттолкнула его. – Отойди! – выговорила она. Глаза ее подернулись знакомой мутной пленкой, и в них проступало чужое, звериное, рвалось наружу, гонимое голодом. – Ты – человек! Говорить. Напоминать. Не дать забыть. Че-ло-век! Призрачная надежда, шанс на спасение – не дать Марине сорваться, не дать звериному альтер эго вылезти на свободу. – Уйди, – сквозь зубы выговорила женщина. Она скатилась с кровати и отползла в угол. Села там, обхватив руками колени. Неровный свет керосинки обрисовывал ее вздрагивающий силуэт. – Марина, говори со мной! Говори! – крикнул Женя, бросаясь к ней. Он схватил ее за руки, заставил смотреть себе в глаза. Лицо мутанта все быстрее теряло человеческие черты, женщина скалилась, облизывая сухие губы. Ее можно было принять за пьяницу, тянущегося за бутылкой, за наркомана, в ломке готового убить за дозу. – Говори со мной! – юноша ударил ее ладонью, раз, другой. Пощечины привели Марину в чувство, взгляд прояснился. Она осмысленно посмотрела на парня. – Прости меня, – выговорила она, пряча лицо в ладонях. – Рассказывай мне что-нибудь, не молчи! – Нельзя, – чуть слышно прошептала она. – Если заговорю, ты не сможешь сопротивляться. Женя, если я брошусь, убей меня. Я – чудовище. Не хочу. Не хочу… – Пока ты говоришь, ты – человек! Не смей молчать! – голос парня предательски дал петуха. – Нельзя! Женя, я – чудовище! – в полный голос сказала Марина. Страшное, нисходящее глиссандо. Сверху – вниз. Сверху – вниз. Мысли в голове слипаются, залитые вязким клеем. Нет сил сопротивляться ужасу, он поселяется внизу живота, ледяным кинжалом вонзается в лишенные сил руки. Только бы этот голос замолчал. Сверху – вниз. Кажется, что мозг стекает в ступни, делая их чугунными. Сверху – вниз. Некуда бежать… Женя побелел и оперся на стену. Слипшиеся от пота волосы падали на глаза, тревожили незаживший шрам, но у парня не было сил даже поднять руку. Марина сжала его запястье холодными цепкими пальцами. Прикосновение отрезвило, острый лед во внутренностях начал таять. – Господи, мне страшно! – атеист Женя готов был молиться любым силам, лишь бы только ему позволили выйти отсюда. Прямо сейчас. Сейчас… Спасительная дверь скрипнула, и парню на секунду почудилось, что бог услышал его слова. В камеру вошел полковник, как всегда аккуратный, в своем неизменном выглаженном кителе. Марина затравленно взглянула на него из угла, цепляясь за руку Жени. Андрей Сергеевич смотрел на них с любопытством, так маленький ребенок смотрит в зоопарке на опасную змею за стеклом, со смесью страха и восхищения. – Я смотрю, веселье только начинается, – усмехнулся полковник без приветствия. – Марина, как вы себя чувствуете? – Рябушев, вы – урод! – выговорила женщина. Ее трясло в ознобе. – Ошибаетесь. Урод – это вы. Мутант. Чудовище, как вы правильно заметили. Сомневаюсь, что вы можете себя контролировать.