– Нет, что вы. Мы встретились в шестидесятых, когда я уже отчаялся когда-либо ее увидеть. У одного художника в гостях. – Не Кон-Невского, случаем? – О, вы знаете о нем? – Да. И являюсь поклонницей. – Он был потрясающим художником. И моим другом детства. Того самого, блокадного. – И что же Элеонора? Узнала вас? – Не сразу. Но, когда я назвался, кинулась мне на шею. Все были в шоке. Элеонора славилась своей сдержанностью, а тут такой взрыв эмоций… – Кем вы на тот момент работали? – Я историк и искусствовед. – Значит, зарабатывали немного. – Тут вы правы, – чуть смущенно проговорил он. – Значит, Элеонора держала вас во френд-зоне. – Где, простите? – Дружила с вами, и только. – А я на другое и не претендовал, – сдержанно улыбнулся Андрей Геннадьевич. – Дело в том, что я… так сказать… имею нетрадиционную ориентацию. – То есть вы гей? – Никак не привыкну к тому, что современная молодежь считает это нормальным. В наше время приходилось скрывать свои наклонности. Даже жениться для виду. – Сейчас это тоже практикуется. Но вы же были влюблены в Элеонору? – Да. Долгие годы. Но все девушки, с которыми я знакомился, ей в подметки не годились. Я сравнивал их с Линочкой, и они переставали мне нравиться. Потом познакомился с мужчиной, в котором было много того, что я хотел видеть в предмете своей любви: аристократизм, сила духа, красота. Мы стали встречаться, потом поселились под одной крышей, стали семьей… Увы, умерли не в один день. Мой любимый погиб двадцать три года назад, а я все еще копчу небо. Тогда Линочка очень поддержала меня. Если б не она, я бы с собой покончил. – Если Элеонора так много для вас значила, почему не навещали ее в последние годы жизни? Она была совсем одна. – Она разорвала все свои связи, когда съехала с квартиры на Арбате. – Ее выгнала оттуда внучка. – Не удивлен. Фрося мне никогда не нравилась. Самовлюбленная и зловредная. Она уже в юности была настоящей стервозиной. И считала, что все должны падать к ее ногам лишь потому, что уродилась хорошенькой. – Она красавица, – вздохнула Аня. – Вся в Элеонору. – Ой, да перестаньте. Ничего особенного! До бабушки Фросе, как до луны. Как Ане ни было приятно слышать нелестные отзывы о сопернице (она до сих пор воспринимала Ефросинью так и ничего не могла с собой поделать), но разговор явно затягивался. Старикам только дай волю, они часами будут вспоминать о прошлом, а Ане домой надо. Она вспомнила о том, что, собирая детей, забыла насыпать корма животным. Они там голодные, а это чревато. Пес измусолит очередные тапочки хозяйки, а кошки нагадят в их останки. Андрей Геннадьевич заметил ее нетерпение и начал извиняться за то, что отнимает время. – Вообще я хотел с Петром Моисеевым встретиться, – сказал он после. – Мне сказали, что его нет в офисе, и я приехал сюда, к дому. – Откуда вы узнали, где мы живем? – напряглась Аня. – Дал кое-кому денежку, и мне сообщили адрес. – Кому? – Анечка, какая разница? – Секретарю? – У мужа была новая помощница – бессменная Катенька вышла замуж за грека и уехала жить в Салоники. – Нет. В самой фирме со мной никто не стал разговаривать. Но возле здания есть стоянка такси, а ваш муж иногда пользуется услугами… В общем, мне не только дали адрес, но и доставили сюда. – Понятно. – Водитель сказал, что у Петра есть жена и детки-близнецы. Я никак не мог подумать, что его супруга – внучка Элеоноры. Для меня это было шоком. – Но как вы узнали, что я – это я? – Жена Петра? Я наблюдал сцену прощания с детьми и свекровью. Услышал имя Петр и догадался, что вы госпожа Моисеева. – Нет, я хотела спросить, с чего вы взяли, что я ее внучка? – Вы назвали дочь Линой. Элеонорой, не так ли? В честь своей бабушки? На которую вы очень похожи! – Бросьте. – Я вас уверяю. – Андрей Геннадьевич, меня родила приемная дочь Элеоноры Георгиевны. Я не могу быть на нее похожей. – Но она родила вас от Сергея Отрадова, брата Лины. – Откуда вы знаете? – Напоминаю, я был очень хорошим другом вашей бабушки. Я хранил много ее секретов, в том числе этот. И о «Славе» я знаю. Хранителем бриллианта она сделала не меня, а Кон-Невского, зато доверила мне другую тайну. – Какую? – «Слава» – наследство отца. Сокровище рода Шаховских. Но у Анненковых, а ее мать в девичестве носила эту фамилию… – Я в курсе. Ее звали Ксенией. Вместе с родителями и крохотной дочуркой она собиралась покинуть родину, потому что ее муж, князь Шаховской, принял новую власть и даже вступил в партию. Но аристократическое семейство не выехало за границу. Всех, кроме девочки, убили в усадьбе Анненковых. Ксения успела зарыть фамильные ценности обоих родов в склепе. Под могилой своего деда. Их впоследствии нашла подросшая Элеонора, – скороговоркой выдала Аня. – Я очень хорошо знакома с этой историей. Она, можно сказать, у меня от зубов отлетает. – Хорошо. Значит, я могу сэкономить ваше и свое время и перейти сразу к сути. – Будьте так любезны. – В том ларце, что княгиня Ксения зарыла в могиле предка… – Не было никакого ларца. Это все байки. Драгоценности были завернуты в рогожу и помещены в огромную кастрюлю. В таких супы для званых обедов варили. Я прочла это в дневнике бабуси. – Пусть так. Но в этой кастрюле было то, что может сравниться по ценности со «Славой». Пусть не по финансовой, а по исторической. И это Линочка завещала мне. – У меня два вопроса… Нет, три. Первый: что это за ценность? Второй: при чем тут мой муж? И последний: почему вам? – Начну с конца. Я историк, искусствовед. – Помню-помню. – Только я оценю по достоинству это чудо! Это не мои слова – Лины. Она говорила, «Славу» – девочкам. Пусть камень делает то, что должен, то есть приносит удачу наследницам рода Шаховских. – А кому конкретно достанется удача, бабуля не сказала? – Нет. Я был уверен, что бриллиант, как и все остальные драгоценности, достанется Фросе. Но раз она выгнала бабушку из собственного дома… – А далее? По пунктам? – Адвокат Моисеев был душеприказчиком и адвокатом Лины. С кем же мне еще беседовать, как не с ним? – Но если бы Элеонора Георгиевна вам что-то оставила, с вами бы связались, не так ли? – Так. Но я последние одиннадцать лет числился как пропавший без вести. – И где же вы пропадали? – Это очень грустная и немного фантастическая история… Вам некогда ее слушать. Аня посмотрела на окно кухни. Данилка все еще грустно смотрел на нее. Пес был таким крупным, что, когда ставил лапы на подоконник, выглядывал чуть ли не по пояс. – Расскажите, – попросила Аня. – Незадолго до своей смерти мне позвонила Линочка. Сохранила мой телефонный номер, я и не чаял… – У нее была записная книжка, с которой она не расставалась десятилетиями.