Часть 25 из 73 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Намек был такой.
– Чем дальше в лес, тем больше ну его на хрен…
Ибрагим достал телефон, набрал номер.
– Алишер не отвечает. Ты с ним в городе не пересекался?
– Нет.
Ибрагим развернулся на носках модельных туфель.
– Езжай домой. Завтра, как обычно.
По пути Салахуддин заехал выпить кофе. Почему-то было не по себе… и в то же время голова не болела, с утра он себя плохо чувствовал, а сейчас как огурчик. Он легко простужался, и с утра немного было, а сейчас – как рукой…
Но он этого не замечал. Он просто пил кофе и думал.
В кофейне был телевизор, он обычно матчи футбольные передавал, но сейчас футбола не было, были включены новости. Местные, то есть московские, новости. Салахуддин подошел, чтобы расплатиться, и что-то заставило его бросить взгляд на экран.
И к другим новостям. Дерзкое убийство произошло сегодня на северо-востоке Москвы. Группа киллеров открыла огонь по автомобилю БМВ Х5, двигающемуся в направлении МКАД. В машине был один водитель, он погиб на месте, личность его устанавливается. Киллерам удалось скрыться, в городе объявлен план-перехват…
Он узнал машину. Алишера машина.
Точно его. Он белые полосы на капот наклеил.
Алишер убит.
Первым порывом было схватиться за телефон, но тут он замер. Мысли метались в голове, как крысы в клетке.
Ибрагим звонил Алишеру, телефон у кого?
У ментов!
Значит, если он позвонит, то тоже попадет.
Не заплатив, он бросился на выход.
Дома он первым делом позвонил отцу в Грозный. Его не было на месте – уехал в горы, а там не ловит.
Шайтан!
Ему срочно надо было с кем-то посоветоваться. С кем?
Лом-Али!
Он набрал номер. Ответа нет. Сбросил, снова набрал.
Ответа нет.
С трудом он вспомнил домашний – у Лома-Али дома был еще стационарный телефон.
Ответа нет.
И тут его вдруг прошиб холодный пот, заколотилось сердце.
Алишер начал задавать вопросы про Бурко – и тут же был убит прямо на улице, посреди бела дня. А кто еще задавал вопросы про Бурко?
Салахуддин схватил ветровку, побежал в прихожую. Когда, ругаясь на смеси русского и чеченского, обувался, раздался звонок в дверь. Для него он был подобно залпу корабельного орудия.
И за ним пришли.
Как и у любого чеченца, у Салахуддина было оружие, потому что чеченец без оружия – не чеченец. Как только он приехал в Москву и получил прописку, первым делом он, как и его брат, сдали документы, получили лицензии и купили себе оружие. У Салахуддина был «Вепрь-1», травмат из ПМа, причем не те, что сейчас продают, а переделка из боевого, и недавно он купил «Вепрь-213» с коротким стволом, похожий на боевой автомат и работающий на патронах 366 ТКМ. В нарушение закона об оружии, Салахуддин держал оружие не в сейфе, а в прихожей, сверху там такой шкаф был.
Штурмовой «калаш», переделка из ручного пулемета, тяжело лег в руки, сразу придав уверенности в себе. Патроны со сточенной головкой, с близкого расстояния – насмерть, с гарантией. Они на кабана, не на человека идут.
Лязгнул затвор, загоняя первый патрон в патронник. Придерживая оружие правой рукой, Салахуддин начал открывать дверь.
Новый звонок – пилой по нервам.
Дверь пошла на себя…
Там была Татьяна – еще одна из его постоянок. В пушистой шубке, которую он ей подарил, в руках у нее что-то было.
– Салик, я тебе тут… принесла…
Она побелела, увидев направленный на нее автоматный ствол.
– Салик…
– Пошла вон!
– Салик, не надо…
– Вон пошла! – дико заорал Салахуддин. – Пошла вон! Убью!!!
Танька бросила пакет, побежала вниз по лестнице.
До Лом-Али доехать было не так-то просто – час пик, Москва стояла. Салахуддин постоянно сигналил, ругался сквозь зубы – пару раз у него даже возникало желание шмальнуть. Но он сдержал себя…
Лом-Али жил не в новой высотке, он купил себе зачетный такой коттедж на четыре человека… как он называется… таунхаус, во. Не любил почему-то Лом-Али жить в высотках и вообще в городе. Напрягал он его.
Салахуддина знали, да и машина у него была зачетная – «Порше», так что пустили. Подняли шлагбаум…
И тут у Салахуддина включилось чувство опасности…
Машину он оставил на соседней улице – подъезжать к дому не стал. На всякий случай еще раз набрал Лом-Али – не отвечает. Подумав, он вышел из машины, бросил на плечо внушительный рюкзак – там и винтовка, и магазины к ней заряженные, четыре штуки. Но с ней тоже не надо идти – достать успеет, а так…
Перелез через забор… тут тоже был дом, но хозяев не было, продавали. Протрусил к задней части двора, взглянул на зады дома Лом-Али.
Света нет ни в одном окне.
Салахуддин осмотрелся. Волчье, чеченское пробивалось в нем сквозь усвоенную цивилизованность, как дерево через асфальт.
Может, Лом-Али там с бабой, потому и света нет и телефон не отвечает. А я сейчас вломлюсь – хорошо брат сделал. Спасибо тебе…
Но инстинкт кричал о беде.
Достал автомат. Повесил на ремень, чтобы в случае чего схватить быстро. Перелез через забор – тут уже участок Лом-Али, тут они шашлыки жарили.
И тут же, в шашлычнице Лом-Али держал запасной ключ.
Ключ почти неслышно щелкнул в двери, Салахуддин тут же вскинул автомат, луч света пробил теплый, спертый воздух дома – и сквозь этот запах, запах жилья, Салахуддин волчьим чутьем уловил другой запах, от которого волосы на всем теле встали дыбом.
Запах крови.
Держа автомат перед собой и высвечивая фонариком путь, Салахуддин пошел вперед, готовый стрелять.
Лом-Али он нашел в холле, он лежал на животе, навзничь. Свет был выключен, Лом-Али был в куртке – он не успел ее снять.
– Брат… – Салахуддин не знал, что делать… – ты чего, брат?
Он упал перед ним на колени, перевернул… на Салахуддина уставилось залитое кровью лицо. Одна пуля попала точно в глаз, все было в крови. Салахуддин, сам не зная зачем, достал платок и начал обтирать кровь с лица убитого брата.
– Брат… как же так… брат… ты чего, брат… – бессмысленно повторял он, не в силах осознать ту страшную истину, что Лом-Али мертв и они вместе уже никогда не пойдут помогать деду собирать овец или рыбачить на горной речке…
– Брат… за что… брат…
В какой-то момент взгляд его сфокусировался на чем-то, что лежало рядом… это был пистолет. Серьезный «глок», с глушителем. И он подобрал его, сам не зная зачем и не понимая, что тем самым подписывает себе двадцать лет.
Он ничего тогда не понимал.
В окнах первого этажа синим мелькнули вспышки, послышались шаги.