нервничала. До встречи оставалось четверть часа… очень долгая четверть часа… я уже трижды успела пройти вдоль стены, доказывая рыцарю с витража – мой бедный собеседник, сколько всего ему приходилось выслушивать, – что готова встретиться с почтеннейшими дамами. И вообще зря их опасаюсь. Это же леди. Благотворительницы. Им полагается быть добрыми, отзывчивыми и вообще… Рыцарь слушал скептически. Сейчас, в приближающемся полдне, солнце расплавило и смешало краски витража так, что фигура выглядела как никогда зыбкой. – …и если рассуждать здраво, то я в этом мире – не последний человек. Моя поддержка что-то да значит. И на самом деле глупо нервничать! В крайнем случае… Действительно, а что будет в крайнем случае? Перед носом нашей светлости дверь захлопнут? Не камнями же побьют в самом-то деле. Вернусь к себе. Пореву, наконец, от души по причине конкретной. Разобью чего-нибудь и успокоюсь. Перспектива, конечно, не самая вдохновляющая, но какая уж есть. Тем более что напросилась я сама. Даже не напросилась – поставила почтенных дам в известность о своем грядущем визите. Ну надоело мне ждать, когда меня на эти заседания пригласить решатся! Мир требует добра. А у нашей светлости как раз свободное время имеется. И группа поддержки. Ингрид выглядела спокойной, а вот Тисса явно переживала, хотя, по-моему, в последний месяц это было нормальное ее состояние. Она осунулась, побледнела и обзавелась милой привычкой прикусывать губу, словно запирая в себе то, что хотелось сказать. – Ваша светлость, – мое предложение обращаться по имени Тисса упорно игнорировала, предпочитая держать дистанцию, – выглядят подобающим образом. Она была вежливой и милой, как механическая кукла, которую настоятельно выдавали за живую. И не могу сказать, что я поняла, в какой момент случилось это превращение. Надо что-то делать, но что? Для начала поговорить с ней наедине, только момент бы выбрать подходящий… – Иза, – Ингрид поднялась и расправила юбки, – главное, не принимай близко к сердцу. – Что не принимать? Сержант, к чьему постоянному молчаливому присутствию я уже привыкла, занял позицию за левым плечом нашей светлости. – Ничего не принимай. Заседал Благотворительный комитет в Бирюзовой гостиной. И бирюзы, надо сказать, на инкрустацию мебели ушло изрядно. Особенно хорош был стол овальной формы с гнутыми ножками и кружевной столешницей. Во главе его восседала председатель комитета, почтеннейшая мормэресса Джиневра Арчибальд Флоттэн. Разменяв полсотни лет, леди Флоттэн не утратила былой красоты, скорее уж изменила ее согласно представлениям о приличиях. Ее лицо морщины украшали, как трещины украшают благородный мрамор. Рыжий парик подчеркивал белизну кожи. Платье было строгого покроя, приличествующего вдове темно-зеленого цвета. Украшения – из агата. И лишь желтый алмаз выбивался из мрачного ряда. Меньше всего леди Флоттэн походила на добрую фею. Да и остальные тоже… Дамы пили чай и беседовали. Мило. Вполголоса. Пили и беседовали… тонкий фарфор в нежных пальцах. Блюдца. Чашки. Сливки… сахар… Высокий чайник в руках лакея. Крохотные пирожные на серебряной горке. И полнейшее безразличие к происходящему вовне. – …безусловно, это имеет смысл, однако необходимо рассмотреть рекомендации. Мы должны быть уверены, что, предоставляя этой женщине помощь, мы поддерживаем ее, а не подталкиваем к губительному безделью… Леди передавали друг другу розовые бумажки с виньетками. Кивали головами – и щедро напудренные парики соприкасались беззвучно, – изредка вздыхали. – Как это печально… – …весьма печально… я бы сказала, что недопустимо… мы должны сочинить петицию против… А я стояла, ощущая себя совершенно лишней на этом празднике мирового добра. – …или вот здесь. У нее трое детей. И муж погиб… Я тихонько постучала о каминную полку. – …но следует заметить, что сыну уже двенадцать. Этого достаточно, чтобы пойти работать. А двое вполне в состоянии прокормить… Нас не замечают? Что ж, придется заявить о своем присутствии. – Добрый день, дамы, – сказала я и реверанс сделала. Ингрид утверждает, что сейчас мои реверансы действительно похожи на реверансы, а не на внезапный приступ подагры. Обрыв разговора. Ледяные взгляды. И приподнятая бровь в молчаливом вопросе: какого такого лешего нашей светлости в сих краях понадобилось и не найдется ли у нее по счастливой случайности дел иных, неотложных где-нибудь в другом крыле замка? – Я… то есть мы, – не следует забывать об Ингрид и Тиссе, – пришли, чтобы принять участие в работе Благотворительного комитета. Выделите нам по стульчику, чашке и розовых бумажек с виньетками тоже дайте. Полагаю, в них вся суть, а не в профитролях. Впрочем, от последних наша светлость тоже отказываться не станет. Молчание длилось и длилось… – Мы рассмотрели вашу просьбу. – Леди Флоттэн обладала глубоким контральто. Просьба? Я ни о чем их не просила. – И сочли невозможным удовлетворить ее… – Могу я узнать, по какой причине? – Спокойно, Иза, кричать нельзя. Улыбайся. Держи лицо. Если у Тиссы получается, то и у тебя выйдет. – Благотворительный комитет – организация, от которой зависит благополучие многих людей. И, как вы сами понимаете, наша репутация должна быть безупречна… Допустим, я понимаю. – …а вы – угроза для нее. Для всех нас. – Почему? Леди Флоттэн соизволила подняться. Что-то знакомое привиделось мне в ее движениях. Эта манера держать спину и поворот головы… – Потому что особа вроде вас, безусловно, имеет некоторую власть над мужчинами. Они слабы. Безвольны во всем, что касается их желаний. И этот тон знаком до боли. А уж выражения-то… – Но женщины – иное дело. Вам здесь не рады и никогда рады не будут. Это я уже поняла. Осознала, так сказать, всем своим испорченным естеством. – Вас терпят. Из жалости. И это жалость не к вам, а к вашему несчастному супругу, который, мы надеемся, все-таки прозреет. И ушлет меня за край мира во имя всеобщего счастья и благоденствия? Не дождутся. А если ушлет, то я вернусь, хотя бы для того, чтобы высказать ему все, что думаю. – Само ваше присутствие… – она приложила к носу кружевной платок траурного черного цвета, словно от меня воняло, – … действует разрушительно… и мне искренне жаль загубленную душу. Это у Кайя, что ли? Или я еще кого-то успела толкнуть на путь порока? Если так, то я нечаянно. – Взять хотя бы эту юную леди… Тиссу? Тисса выдержала взгляд леди Флоттэн, преисполненный праведного гнева. Этой вдовушке да в инквизицию бы… – …которая вела себя столь неосмотрительно, что дала повод мужчине прилюдно выразить свой к ней интерес в нарушение всяческих приличий… – Знаете, – я поняла, что еще немного и сделаю что-то, о чем буду жалеть, – в моем мире говорят, что старые ханжи получаются из тех, кто в молодости не слишком-то задумывался над вопросами морали… – Что вы себе позволяете?