Держались. И Кайя, собрав посеянный Мюрреем ужас, вернул его. Не людям – слонам. Белой поземкой под тарелкообразные ступни. Иллюзией огня, который вырывается с насиженного места и обволакивает кожу, взбираясь выше и выше… Отчаянно заревел и метнулся влево молодой самец, сталкиваясь с другим животным, едва не опрокидывая и раня длинными шипами на бивнях. Огонь погас, остановленный чужой волей. …хороший ход. Молодец… …спасибо… Кайя ответил на послание прежде, чем сообразил, что произошло. Мюррей заговорил с ним? …ты ответил? …извини. …за что? О, вижу пращников. Масло и огонь? …Да. Пехота уже на берегу? …Да. Ждешь? …Конечно. …Кайя… почему ты не отвечал раньше? Глиняные горшочки с конопляным маслом летели с куда меньшей изящностью, нежели стрелы, но главное, что в цель. Они лопались с оглушительным хрустом, но Кайя подозревал, что слышит этот звук лишь он. …Кайя?! …я не слышал. …в прошлом году? И весной тоже? Ллойд писал, что звал, но в ответ ты ударил. Он решил, что ты не желаешь говорить, а ты просто никого не слышал?! …только сейчас. Тебя. Впервые. Слоны остановились. Самое время дать приказ лучникам, но Кайя медлил. И передний зверь, чей хобот был расписан белыми спиралями, качнул головой и поклонился. А затем медленно, точно не веря в происходящее, попятился. …нам надо встретиться. Пожалуйста, не отказывай. Я знаю, что ничего не исправить, и ты вправе на нас злиться. Но прими хотя бы помощь. …не понимаю, но буду рад тебя увидеть. …тогда завтра? В полдень. «…Сердце мое, сейчас произошло кое-что донельзя странное, чему у меня нет объяснений. Завтра мы с Эдвардом встречаемся, но не для поединка. Я не уверен, что подобные встречи приняты, и понятия не имею, как себя вести. Он считает себя в чем-то виноватым, но я так и не понял, в чем именно. В любом случае я буду счастлив увидеть Эдварда хотя бы затем, чтобы поблагодарить за два года спокойной жизни. Вспоминаю, как он учил нас верхом ездить. Урфин желал сразу и непременно галопом, а мне было страшно упасть, потому что конь казался огромным. Я обеими руками вцепился в гриву и никак ее не отпускал. А Эдвард объяснял, что так я все равно не удержусь, только, падая, руку вывихну… Отец решил бы проблему одним подзатыльником. Эдвард первый, кто заговорил со мной. Или, как я понял, первый, кого я услышал. Остальные, с кем я встречался, тоже пытались, но я молчал. Более того, в ответ ударил. Я помню, мне показалось, что меня пытаются взломать, и не сдержался, ответив почти в полную силу, тем самым нагляднее некуда продемонстрировал собственное уродство. Я очень боюсь сделать завтра что-то не так. Оскорбить случайно. Нарушить какое-то правило, мне неизвестное. Разочаровать… наверное, сильнее я волновался лишь перед нашей с тобой свадьбой. Уверяю себя, что к худшему эта встреча точно ничего не изменит, но помогает слабо. Прости за это сумбурное письмо, вновь переполненное жалобами. Я отправляю его лишь потому, что так устанавливаю между нами связь, которая поможет мне завтра. Мне тебя не хватает». Этого гостя леди Льялл никак не ожидала увидеть в своей комнате. И будь на месте его любой другой человек, она непременно бы высказалась, что благородные лорды не преступают порог жилища леди без ее на то соизволения. А соизволения леди Льялл никогда бы не дала. Гостю оно и не требовалось. Он уселся в любимое ее кресло-качалку, накинув на плечи пуховую шаль. В руке гость держал фарфоровую чашку с чаем и половинку бублика, густо усыпанного маком. Гость бублик жевал, мак осыпался, и темные крошки выделялись на шали, как грязь. Леди Льялл ненавидела грязь в любых ее проявлениях. Меж тем сапоги гостя возлежали на ее столике из розового дерева и были отнюдь не чисты. – Что вы здесь делаете? – От возмущения и невозможности высказать его напрямую, голос дрогнул. – Ваша светлость, – ответил гость, пальцами выбирая крошки из бороды, – ко мне следует обращаться именно так. Поэтому правильно будет спросить: что вы здесь делаете, ваша светлость? – Могу ли я узнать, что вы здесь делаете, ваша светлость? – Вас жду. Он качнулся, и чай, перебравшись через фарфоровый борт, выплеснулся. На шаль! На такую мягкую, нежную шаль, которую леди Льялл вязала к зиме. Она трижды ходила на рынок, пока выбрала шерсть. И две недели просидела, составляя узор. Она только-только закончила и отложила вязание, позволяя себе любоваться делом рук своих. Шаль была прекрасна. Совершенна. Совершенно испорчена! – Садитесь, дорогуша, поговорим. – Их светлость указали на низенькую скамеечку, на которую леди Льялл ставила ноги. И это было унизительно, но Магнус Дохерти имел право отдавать приказы. Он отхлебнул чай и, поморщившись, попросил: – Сахарку подай. А то чай у тебя горький… и ложечку. Определенно сегодняшний день испытывал терпение леди Льялл. Ее жизнь, такая спокойная, размеренная, умиротворяюще расписанная по минутам, рассыпалась. – Вот спасибочки. – Сахар их светлость брали руками, а размешивали ложечкой, словно нарочно задевая тончайшие стенки чашки, которая, между прочим, была расписана по эскизам леди Льялл. И хрустальный звук вызывал судорожное покалывание в висках. – Да ты садись, садись… знаешь, я ведь старый человек. Уставший. Не столько от жизни, сколько от мерзости, которая творится вокруг. А ее много… Леди Льялл согласилась с этим утверждением. Мир и вправду был полон грязи. Она скапливалась, как скапливается пыль на крышке клавесина и сажа в извивах каминной решетки… она нарастала слоями жира, который леди Льялл оттирала с посуды слоем тончайшего песка. И приклеивалась к подошвам туфель. Мерзкая, мерзкая грязь! С каждым годом борьба с ней отнимала все больше сил. – А чтоб не утонуть в грязи, надо радоваться. Меня бы вот внуки порадовали. Очень. Он пил чай, громко прихлюпывая. Ушедший, ну почему его не научили манерам?! – В таком случае остается пожелать, чтобы ваш племянник в самом скором времени… – У меня два племянника, – перебил Магнус. – И оба с характером. Ты вряд ли представляешь, как сложно найти подходящую жену парню с характером. Но я справился… И теперь цель этого пренеприятнейшего визита стала ясна. – Вы желаете побеседовать о сегодняшнем происшествии? – И о нем тоже. – Я действовала в рамках своей компетенции. – Несомненно. – Их светлость окунули огрызок бублика в чай. – В рамках… – У вас имеются ко мне претензии? – Имеются… вопросы. Тебе мало платили? – Н-нет… – Моя семья чем-то оскорбила тебя? Дала повод для личной мести? – Нет. Я… я лишь пыталась привить девочкам правила хорошего тона! Научить их вести себя достойно. Воспитать в них характер и силу! – И поэтому обворовывала? – Магнус вылавливал куски размякшего бублика и отправлял в рот. – Ты не у них воровала, женщина. У моей семьи. И ее же оскорбила, когда начала таскать письма Гийома. Ты и вправду надеялась остаться в стороне, когда все выяснилось бы? Сидеть!