…именно. А ты только сейчас сподобился. И получается замечательно. Значит, проблема не во врожденном дефекте. Ты ведь догадываешься о причине. Я слышу это. Что он с тобой сделал? Солгать? Промолчать? Но какой смысл в разговоре, если Кайя будет молчать? …взлом… взломал… взламывал… Отрезать эмоции не выходит. И вроде бы все пережито. Забыто. Или хотя бы спрятано в такие глубины разума, откуда точно не выберется. А оно вдруг выплеснулось гноем из обиды, унижения, оглушающего чувства собственной беспомощности. – Когда? – Эдвард отводит взгляд. Уйдет. Сейчас завершит разговор на вежливой ноте и уйдет. Все станет как прежде. Только яснее, потому что исчезнет неопределенность. Кайя ведь с самого начала знал, что так будет. – Первый раз в тринадцать. Дальше… по-разному. В последний год почти ежедневно. – Зачем?! Кайя и сам пытался понять, почему-то казалось, что если найдется объяснение, то станет легче. А оно все не находилось. Отец не пытался контролировать. И не лез в память, разве что из любопытства, вытряхивая то одно, то другое воспоминание, делая его нарочито ярким, неживым. Не принуждал к чему-либо – мелочи, вроде нарушенной координации, не в счет. – По-моему, ему просто нравилось это делать. – Единственный ответ, который был правдой. – И ты молчал? – Кому и что я мог сказать? Никому. Урфин и тот не знал. Он наверняка догадывался. Злился. Нарывался. И становилось только хуже. До него никак не доходило, что некоторые пощечины лучше сносить молча. – Да и что бы изменилось, Эдвард? Оракул молчал, следовательно, угрозы системе не было. Что до меня, то… я привык. Со временем. Научился предугадывать. Расслабляться, пропуская первый удар. И даже стоять на ногах, неважно, контролировал их или нет. Свыкся с легкой тошнотой после. Эдвард сел и, вытянув ноги, уставился на сапоги. – Я никогда еще не чувствовал себя настолько мерзко. – Пройдет. – Привыкну. Со временем. Это да… – Сняв шапку, он провел по волосам. В белой гриве седина незаметна. Но Эдвард уже не молод, хотя и не стар. Жив ли его отец? Старый Мюррей был добрым человеком. Вот только, как выяснилось, доброта мало что значит, когда речь идет об интересах мира. Возможно, так и правильно, хотя все еще обидно. А Изольды нет, чтобы пожаловаться. – За встречу, – грустно произнес Эдвард, поднимая кубок. А Кайя и забыл, что держит в руках. Вино было южным и легким, со вкусом абрикосов, лета и чего-то еще, прочно забытого. – За встречу. …Кайя, могу я и дальше с тобой говорить? …да, конечно. …кто знает о взломе? …Оракул. Ты. Доверяю. …Кайя, не пытайся контролировать мысли. Просто говори про себя. Я услышу. И эмоции не спеши отсекать. Со временем научишься. …совсем плохо? …совсем неплохо. Ты всегда быстро учился. И сейчас получается. Практика нужна, вот и все. Но нашим сказать следует. …зачем? Чтобы посочувствовали? …чтобы помогли. Ллойд сказал, что весной ты был нестабилен. Он долго отходил от твоего удара, хотя клянется, что не провоцировал. А я не вижу признаков срыва. Напротив, ты удивительно спокоен с учетом ситуации. Где правда? …не знаю. Эдвард уставился в бокал. Он молчал, но не закрывался, позволяя считывать эмоции. Вина. Полынная горечь. Серый цвет. Злость с запахом мяты, резким, неприятным. Тоска. И недоумение. …Кайя, тебе это не понравится, но я должен понять, что он с тобой делал. …взлом? Не в этот раз. Кайя больше не позволит делать с собой такое. Он старше. Сильнее. Эдвард опытней. И если дойдет до схватки, то результат не определен. Чутье требовало напасть первым. – Успокойся. – Мюррей отставил кубок. – Я не хочу тебя взламывать. И не стану. У тебя есть выбор. Ты уже взрослый и понимаешь, что происходит. Хочешь отказаться – отказывайся. Но все последствия будут на твоей совести. Он был прав. Отказаться – просто. Эдвард промолчит. И не будет предлагать во второй раз, предоставив Кайя самому разбираться с собой. Он стабилен. Ллойд ошибся. Или нет? Кайя едва не сорвался в городе. Не хватило малости… А если однажды все-таки контроль слетит? Если он просто не замечает, что раскачка уже началась? Например, то самое инстинктивное желание вцепиться Эдварду в глотку – симптом? – Больно не будет. Неприятно – да. – Эдвард снял куртку, оставшись в длинном черном колете. Он закатал рукава рубахи, хотя нужды в этом не было. – Сам знаешь. Закрой глаза. И попытайся расслабиться. Сам же и хмыкнул над нелепостью собственного совета. В прикосновении не было нужды, но холодные пальцы у висков отвлекали. Вдох. Выдох. Сердце привычно замедляется, оно помнит короткую остановку на переходе от одного сознания к другому. Но Эдвард не давит. Его присутствие почти неощутимо и длится, кажется, минуту, а то и меньше. – Выдыхай. – Эдвард не убирает руки, но заставляет наклониться. – Шрамы откуда? – Да… старая история. – Похоже, мы не в курсе многих старых историй. Ты стабилен. Ты более стабилен, чем кто бы то ни было. Тогда почему Эдвард вновь отворачивается и старательно вытирает пальцы о рукава куртки, замшей счищая несуществующую грязь. …на что это похоже? Кайя всегда хотелось знать. …на последствия ковровой бомбардировки… Серая земля в рытвинах и ямах. Каменное крошево. Искореженные деревья, чьи корни смотрят в небеса. И огромная железная машина, наполовину погребенная под завалом. Низкий корпус, нелепо вывернутая башня с дулом, направленным в низкое небо. Россыпь снарядов и серебристая проволока растяжек. …шрамы. Сплошные шрамы. Он многого тебя лишил. Эдвард допил вино одним глотком. …знаю. Я не способен к тонкой работе. Точечные удары. Воздействие. Или взлом. Пытался. Допрос. Убил. Снова не получается говорить. И Кайя переходит на нормальную речь. – Основные функции не пострадали.