А также фрезии и что там еще было? Этот человечек понимает меня, как никто другой. Кроме, пожалуй, Кайя… Кажется, мы сработаемся. Глава 18 О ПРАВИЛАХ Что ж, небо штопать – дело нужное, хорошее…{22} Рассуждения одного обывателя о сущности государственных дел Теперь Тисса знала, каково быть бесплотным духом. Она читала книги о призраках, обреченных блуждать по коридорам древних замков, неприкаянных душах, которых никто не видит, а если и видит, то лишь затем, чтобы отшатнуться в ужасе. Прямо как про саму Тиссу писали. Было неожиданно больно. Несправедливо. Рассеянные взгляды, словно сквозь нее. Шепоток за спиной. И фрейлины, если случается нужда оказаться рядом с Тиссой, подбирают юбки, точно брезгуют и этого случайного к ней прикосновения. Только леди Изольда осталась прежней. Она не замечает, что происходит: слишком счастлива и слишком занята. Тисса хотела бы поговорить с ней, но не решилась. Да и что сказать? Никто не обижает Тиссу. Ее просто не видят. Дважды присылали подарки. У Тиссы получалось принимать их с улыбкой и словами благодарности, хотя потом, ночью, она все равно плакала, зажимая косу зубами, – не хватало хлюпаньем Долэг разбудить. Она еще маленькая… не понимает. Она учится играть на клавесине. И танцевать. Манерам. Счету. Чтению и письму. Географии. Языку ашшарцев, на котором ведут торговлю… и Тисса не понимает, зачем ей этот язык, но если тан решил, то почему бы и нет. Вдруг Долэг и вправду выйдет замуж за ашшарца, который увезет ее из этого города в другой, где люди не такие злые. Надо успокоиться. Надо улыбаться. И найти себе занятие, раз уж леди Изольде сейчас не нужны фрейлины. Вот только все из рук валится. – Тисса! – Долэг появилась раньше обычного. Уроки уже закончились? Или что-то произошло? Произошло. Долэг смотрит, поджав губы, с неодобрением, которого прежде не было во взгляде. – Тебе вот… просили передать. Что ты опять натворила? – Ничего. На сей раз холщовый мешочек, в котором спрятан круглый гладкий камень, не драгоценный – самый обыкновенный, речной. Он отсвечивает зеленым, намекая, что приличные девушки предпочтут смерть позору. – Они сказали, что мне не следует с тобой больше разговаривать. Что с тобой никто не разговаривает. Почему? А если и Долэг замолчит? Будет как другие? Этого Тисса точно не вынесет. – Ты куда? – Долэг скрестила руки на груди, сделавшись похожей на маму. А что она сказала бы? Согласилась бы с прочими? Маме важно было, чтобы Тисса вела себя как леди… Она обошла Долэг и открыла дверцу, которую давно хотела открыть. По лестнице поднималась бегом, боясь, что решимости не хватит. И остановилась перед другой дверью. Тан ведь сам сказал, что будет рад… если его нет, то Тисса уйдет. Хотя бы попробует. Она не хочет, чтобы Долэг от нее отвернулась. Тан был у себя. Он сидел в кресле-качалке. Плед на коленях. Доска, перекинутая через подлокотники. Книга. Чернильница. Перо, которое тан жует с крайне задумчивым видом. Он не сразу и обернулся-то. – Добрый вечер… – сказала Тисса, понимая, что больше не сумеет произнести ни слова. – Добрый. Теперь точно добрый. Их сиятельство отложили перо, доску поставили на пол, а плед бросили в кресло. Они были босы и одеты по-домашнему просто. Волосы мокрые… – Я не помешаю? – Ты? Никогда. Наверное, можно выдохнуть. Он не сердится. И возможно, не рассердится, когда услышит, зачем Тисса пришла. – Я хотела спросить… вы тогда сказали, что… – Каждое слово давалось с трудом. И тан не торопил. – Что можете на мне жениться в любой момент. И я… – Хочешь, чтобы я женился? Тисса кивнула. – Сейчас? – Да… – Боюсь, не получится. Вот и все. Мир кувыркнулся, и влажный камень в ладони, кажется, все, что Тиссе осталось. Не следовало сюда приходить. – Извините. Я… наверное, пойду. – Нет. Тисса и забыла, что он способен перемещаться так быстро. – Так, радость моя, посмотри-ка в глаза. – Тан поднял подбородок. – Совсем тебя затравили? Смотреть ему в глаза было страшно. Серые. И значит, злится. – Что это? – Он отпустил Тиссу, но лишь затем, чтобы разжать ее такие онемевшие пальцы. – Камень? И что он означает? – Ничего. – Врать ты по-прежнему не умеешь, что хорошо. Но пытаешься, что плохо. Тан отнял камень и разглядывал его с таким любопытством, как будто никогда прежде камней не видел. Или пытался отыскать таинственную надпись? – Ну? Я ведь могу пойти порасспросить. Думаю, отыщутся знающие люди. О нет, этого еще не хватало. – Он значит, что такой, как я, лучше умереть… Камень вписался в стену с мерзким звуком, от которого Тисса зажмурилась. Вот и результат: теперь тан в ярости… он схватил Тиссу за плечи и тряхнул так, что зубы клацнули. – Но ты не собираешься делать глупости? Отвечай. – Н-нет… У нее на такое смелости не хватит. Наверное, ни на что уже не хватит. Ее вдруг обняли. – Не бойся. Ну, прости, пожалуйста. Я не хотел. Сам испугался, что ты всерьез говоришь. Ну же, открой глаза. Тан держал крепко, и гладил, и уговаривал успокоиться, и странное дело – Тисса больше его не боялась. Почти. – Поговорим? – Тан подтолкнул Тиссу к креслу, но сел сам, а ее усадил на колени. – Это ведь раньше началось?