К счастью для меня и Мини-Я, лифты были недалеко, и, когда Ник взял меня за руку, чтобы проводить, я почувствовала облегчение. Работник проводил нас в номер на верхнем этаже и оставил там наши сумки. Когда мы вошли, мои глаза расширились от удивления. Ник дал чаевые работнику, и тот ушел, оставив нас одних. Боже мой! Это была не комната, а настоящая квартира. Я сделала несколько шагов, любуясь блестящим паркетом, огромной белой кроватью с черным изголовьем, большим квадратным столом с прозрачными стульями, огромным диваном, письменным столом и невероятным видом на город. Я старалась не чувствовать себя подавленной и не думать о том, сколько денег должен стоить этот номер, а просто подошла к кровати, на которой Ник открыл мой чемодан, и достала пижаму. Затем пошла в ванную. Душ помог мне расслабиться… Я не знала, что произойдет между нами двумя. В атмосфере было какое-то странное напряжение. Когда я вышла из ванной в пижаме, состоящей из шорт и широкой футболки, Ник ждал меня, прислонившись к столу. Казалось, он погрузился в мысли о ребенке. Я перестала думать о том, как нервничала, оставшись с ним наедине спустя столько времени, и села на кровать, прислонившись спиной к изголовью, ожидая, когда кто-нибудь из нас нарушит молчание или скажет какую-нибудь глупость. Я вспомнила наш последний раз наедине, в постели… Я осторожно погладила живот и задержала дыхание. Да, Мини-Я… скоро ты появишься на свет. – О чем думаешь? – спросил Ник, глядя на меня так пристально, что у меня забилось сердце. – Ни о чем… Просто вспомнился последний раз… когда мы… Ник крепко стиснул зубы, наверное, то, что было хорошим воспоминанием для меня, разозлило его. – Я был безответственным… идиотом. Я посмотрела на его лицо, полное горечи, и пожалела, что открыла рот. – То, что случилось той ночью, никогда не должно было случиться, – проговорила я, чтобы скрыть, насколько его отношение меня огорчило. – И это не только твоя вина. Николас нахмурился, глядя мне в лицо. – Что случилось, Ноа? – спросил он, и, услышав его голос, я подняла голову и встретилась с его холодным взглядом. – Ты солгала мне? – Что? – Когда я спросил тебя, принимаешь ли ты противозачаточные, ты ответила «да», так что объясни мне, как, черт возьми, это могло произойти. Он спрашивал меня о таблетках? Той ночью я была так поглощена тем, что мы делали, что не помнила и половины из того, что мы говорили друг другу. Я почувствовала, что мое сердце снова разбилось. – Думаешь, я сделала это нарочно? Николас провел рукой по лицу, встал и отошел от меня. – Я уже даже не знаю, что и думать… Когда ты сказала, что беременна, мне даже в голову не пришло, что от меня, пока ты не решила уточнить это своим проклятым сообщением, – объяснил он, открывая мини-бар и доставая бутылку. Я затаила дыхание, ничего не говоря, желая услышать, что он скажет. – Мы переспали один раз, черт возьми! Один раз за сколько?! Чертова полтора года, и вот что случилось! – Ты бы предпочел, чтобы отцом был кто-то другой? – я даже не узнала свой голос, мне вдруг захотелось убраться отсюда. – Ты прекрасно знаешь, что нет. Я выдохнула. – Ты полный ублюдок, если смеешь думать, что я могла тебе наврать. Как будто я хотела забеременеть в девятнадцать! Знаешь, тебе не обязательно принимать участие. Я вполне способна сама о себе позаботиться, – последнее было неправдой, но я не собиралась говорить ему. Ник посмотрел на меня так, будто я оскорбила его. – Ты этого хочешь? – сказал он, и я заметила, как вена на его шее стала биться с большей силой, чем обычно. Его челюсть напряглась, а взгляд, которым он меня наградил, заставил замереть на месте. – Ты не обязан. Многие матери способны воспитывать своих детей в одиночку, а у тебя сейчас слишком много всего в жизни, и ты ясно дал понять, что не хочешь меня видеть. Ник покачал головой и горько рассмеялся, что мне совсем не понравилось. Конечно, я так не думала, но он уже ясно дал понять, что не хочет ребенка и сожалеет о том, что произошло. А я не собираюсь быть той, которая будет преследовать его, как делают тысячи других женщин только потому, что у них ребенок. Конечно, будет тяжело, но я бы никогда не поставила его между молотом и наковальней, никогда. – Ты всегда хотела решать все проблемы самостоятельно, никогда не позволяла никому помогать или говорить, что ты не права. И знаешь что, любимая? Ты просто жалеешь себя, – «любимая» звучало как худшее оскорбление, когда-либо произнесенное вслух. – Но я скажу тебе кое-что: ребенок в тебе настолько же мой, насколько и твой, так что следи за своими словами. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы ответить. – Ты мне угрожаешь? – Я буду частью жизни этого ребенка, и он будет носить мою фамилию. Почему то, что я хотела услышать с первой минуты, сейчас заставило меня почувствовать себя загнанной в угол? – Решать, что лучше для ребенка, буду я. – Ну, думаю, ни один судья не станет отрицать, что я лучше подготовлен для воспитания нашего ребенка, не так ли? У тебя ничего нет, ты можешь только просить помощи у моего отца. Волнение от того, что он сказал «наш ребенок», улетучилось в мгновение ока. Я открыла глаза, не веря, что в разговоре прозвучало слово «судья». – Что ты хочешь мне сказать? – спросила я с комом в горле. Николас, казалось, сошел с ума. С каждой секундой он становился все больше Ником, с которым я не хотела встречаться. – Я говорю, что не собираюсь оставлять это вот так. Мы с тобой больше не будем вместе, так что придется все уладить до того, как ты родишь. Лучше всего подойдет совместная опека… А теперь извини, у меня важные дела. Даже не взглянув на меня, он схватил свое пальто, ключи и захлопнул дверь номера. Страх и слезы накатили в сопровождении беспомощности. Он был прав, у меня ничего не было, если только я не попрошу у родителей, но не дай бог, Николас Лейстер когда-нибудь снова произнесет что-то подобное. Если он хочет войны, он ее получит, я буду готова. 38 Ник Я сел в машину и поехал, вдавив педаль газа в пол. Мне нужно было побыть одному и подумать. Фраза «я беременна» все еще звучала у меня в голове. Я пытался успокоиться, но мало того, что это все еще казалось несмешной шуткой, вдобавок ко всему я только что понял, что Ноа даже не хочет, чтобы я был частью их жизни. Вот почему ей понадобилось больше трех гребаных недель, чтобы рассказать мне, и я был уверен, что она рассказала мне только потому, что Дженна настаивала, пока наконец не убедила ее. «Я беременна». Не думаю, что когда-либо в жизни два слова так сильно влияли на меня. Два простых слова, и я чуть не врезался в машину впереди. К счастью, вовремя затормозил!.. Телефон выскользнул у меня из рук, и мне пришлось съехать с дороги, чтобы подобрать его и перечитать сообщение. Мир обрушился на меня, как будто воздух в легких, кровь в жилах и связные мысли в мозгу вдруг исчезли. Я смог сформулировать только одну мысль: «Я убью его». К счастью, второе сообщение пришло как раз вовремя, чтобы помешать мне совершить убийство… Только Ноа могла непринужденно писать такие сообщения, как «Я беременна» и «Разумеется, он от тебя». Я зашел в бар, который многие студенты в кампусе, достаточно взрослые, чтобы пить, выбирали для вечеринок. Я знал, что выпивка не поможет проветрить голову, но, черт возьми, я либо выпью что-нибудь крепкое, либо в конечном итоге вернусь в номер и дам понять этой идиотке, что и она, и ребенок мои, и что я буду заботиться о них обоих. Ненависть, которую я испытывал к Ноа, исчезла, как только я положил руку ей на живот и понял, что внутри нее растет мой ребенок, наш ребенок. Я никогда не думал, что такое может случиться… Кроме того, как бы я ни старался об этом не думать, но проблемы Ноа, то, что она не могла зачать, всегда мрачным облаком нависали над нашими отношениями с того момента, как мы поняли, что влюблены. Я залпом выпил шотландский виски и заказал еще. Что я сказал про судью? Я потер руками лицо, музыка была просто невыносимой, и вокруг меня танцевало слишком много людей. Бар был посреди зала, и находиться там было пыткой. Я поднес стакан к губам и крепко сжал челюсти, сдерживая жжение. Ноа станет матерью… в девятнадцать. Я ненавидел себя в тот момент, ненавидел за то, что был неправ, что заставил ее сделать то, чего она делать не хотела. Заставил? Нет, черт возьми, я не заставил, я занимался с ней любовью, хорошо к ней относился, обнимал всю ночь и хотел проснуться рядом с ней. Мне было больно видеть, что она ушла, когда я открыл глаза в то утро: что бы ни случилось, она всегда убегала. Мой больной разум начал рисовать, какой была бы наша жизнь, если бы в ту чертову ночь на вечеринке моего отца я бы взял машину и отвез Ноа в Нью-Йорк, как она и хотела. Только я и она. Не было бы всех этих ошибок, никто бы не тронул мою девушку, и я был бы сейчас с ней, а не в захудалом баре, пытаясь свыкнуться с мыслью, что я буду отцом, счастливым отцом, черт возьми, отцом моего ребенка… Моя жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов, и у меня было около четырех месяцев, чтобы свыкнуться с этой мыслью и подготовиться. Что, черт возьми, я буду делать с компанией? Что делать с Ноа? Когда я выпил пятую рюмку и мой разум начал затуманиваться, взгляд упал на что-то, вернее, на кого-то, сидящего за стойкой в нескольких метрах от меня. Я понял, кто это, по мгновенной реакции моего тела: все мышцы напряглись. Я осторожно встал со стула и направился в угол клуба. Схватил его за рубашку и поднял, застигнув врасплох. – Какого черта ты здесь делаешь, кусок дерьма? – спросил я, прижимаясь своим лбом к его и входя в состояние, в котором я был только один раз в жизни, полтора года назад, в самую худшую ночь моей жизни. Майкл О’Нил сильно толкнул меня, а затем посмотрел с решимостью. – Я заплатил тебе, чтобы ты убрался из моего гребаного города! – взревел я, набросившись на него. Мы оба упали на пол, люди отступили в сторону, кто-то вызвал охрану. Черт, сегодня вечером придется постараться, чтобы не попасть в неприятности. Отбросив эту мысль, я нанес ему еще один удар по ребрам, и он воспользовался возможностью, чтобы ударить меня в челюсть. Я почувствовал кровь во рту и сплюнул с желанием убить его и покончить со всем раз и навсегда. – Я решил, что мне плевать на сделку, которую мы заключили, – сказал он, поднимаясь на ноги и приходя в себя. Его кулак врезался в мою левую скулу, и я почувствовал, как моя кожа лопнула. – Кстати… Ноа была красивее, чем когда-либо. Кровь прилила к моей голове, все вокруг стало красным, я даже видел пятна перед глазами, и последнее, что помню, как трое парней пытались меня оторвать от этого ублюдка. Нас швырнули в разные комнаты, мне, из-за того, кем я был, позволили прийти в себя в одной из приватных комнат и даже оставили телефон, чтобы я мог позвонить кому-нибудь, кто мог бы забрать меня. Когда Стив появился у задней двери, я понял, что что-то не так. – Снаружи много журналистов, кто-то, должно быть, дал наводку, – сказал он, ругаясь. Только этого не хватало. Действительно, когда я выходил, как ни старался делать вид, что ничего не происходит, и скрыть раны на лице, меня фотографировали, пока я не сел в отцовский «Мерседес». Стив молчал, хотя, казалось, был удивлен, когда я сказал ему отвезти меня к «Мондриану». Я даже не хотел думать о том, как отреагирует пресса, когда станет известно о беременности Ноа, тем более как отреагирует наша семья… Это будет скандал, тем более, что почти все СМИ думали, что мы с Ноа брат и сестра. София захочет убить меня, скандал коснется и ее семьи и, возможно, навредит политической карьере ее отца. Я, шатаясь, вышел из машины и попросил Стива забрать мою с парковки. Когда я вошел в номер, гробовая тишина заставила меня вздрогнуть. В комнате было темно, и это могло означать только одно… Я включил свет и увидел, что она совершенно пуста. Подошел к кровати и взял записку, лежавшую на подушке. «Черт».