Часть 3 из 5 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Верно, богатырь. Ставр его зовут. Они вдвоем вышли против моего войска, он и Микула. Про Микулу-то слышал небось?
– Кто про него не слышал… очень старый и сильный богатырь.
– Да. Был. Видишь ли, мой дорогой Юзеф: вдруг во время боя Микула этот стал как обычный человек. Ушла куда-то его богатырская сила, словно и не было.
– Разве так бывает?
– Вот и я думал, что не бывает. Понимаешь теперь свою задачу? Мне позарез нужно понять, как так получилось. Задача государственной важности. Вызнаешь для меня этот секрет, тогда и о должности королевского палача можно будет поговорить.
– А он хотя бы боль чувствует? – засомневался Юзеф. – никогда еще не работал с богатырями.
– Еще как они чувствуют, только болевой порог у них совсем иной. Ты все же осторожно действуй: слыхал я, что в Киеве недавно один из богатырей от ран помер. Там ему, правда, сердце пробили насквозь, раз десять. Но ты все равно будь осторожнее. Торопить тебя не буду, сам понимаю: орешек твердый. Если я помру раньше, чем ты что-то узнаешь, – Брониславу доложи, он поймет.
– По дереву постучите, – посоветовал палач, – сплюньте через плечо.
– Да умру я скоро, – отмахнулся Сигизмунд, – это не новость. Знал бы ты, Юзеф, какой гадюшник после меня останется… Как бы прямо на похоронах моих друг другу в глотку не вцепились. Ну да ничего, эту войну я еще выиграю, еще должен успеть. А ты работай, не спеши. Если мы сможем русских богатырей силы лишать, это будет мой подарок нашим потомкам.
Палач поднялся и посмотрел на свою жертву; и богатырь смотрел на будущего мучителя: спокойно и уверенно, без капли страха.
– Будет непросто, – вздохнул заплечных дел мастер, – но мы еще посмотрим, кто кого.
Глава 4
Неотправленные письма
Ратибор приближался к твердыне Святогора неспешно, постоянно оглядываясь и даже порой подумывая о том, чтобы повернуть обратно. Задание, данное ему Марьей Искусницей, казалось простым, всего-то передать богатырю несколько старых писем, вот только любопытный посланник письма эти прочитал. А прочтя их, сразу понял, почему Вольга чуть не взбунтовался, противясь тому, чтобы передавать эти письма Святогору. Богатырь-оборотник даже кричал на Марью, что было событием настолько из ряда вон выходящим, что другого подобного случая Ратибор и припомнить не мог, хотя служил при Марье уже третий десяток лет. Сапоги-скороходы, конечно, на нем, но вот спасут ли они… Кто знает, как поступит старый богатырь, когда узнает правду?
Сам Ратибор был согласен с Вольгой: показывать эти письма нельзя. Вот только Марья утверждала, что четко знает, что делает, а эта лиса думает вперед не на день или два и действия свои продумывает хорошо. Поэтому и плелся посланник Китеж-града, понуро приближаясь к твердыне.
Над крепостью стояла какая-то зловещая тишина. Казалось, что даже птицы затихли. Неужели кто-то смог взять неприступную твердыню? Защитников в крепости было немного, три десятка человек, не больше. Но крепчайшие стены и крутые скалы позволяли легко удерживать крепость хоть против тысячекратно превосходящего врага. Что, кстати, и случалось несколько раз, в былые времена. В этот раз ворота были открыты, часовых на стенах и башнях не видать. Что-то здесь не так… Ратибор, не раз бывавший в твердыне, поежился. Перехватив поудобней шапку-невидимку, китежградец шагнул за ворота. Двор тоже был пуст, лишь в углу, возле груды камней, сидел какой-то человек с окладистой бородой и в окровавленных повязках.
Ратибор внимательно осматривал незнакомца, а тот столь же внимательно глядел на него.
– Добрый день, – поздоровался посланник, медленно двигаясь вперед.
– Не очень, – с сильным горским акцентом отозвался раненый.
– А где все?
Забинтованный человек устало кивнул на груду камней.
– Тут.
На какое-то время Ратибор онемел, только сейчас он понял, что куча камней – это импровизированный курган. И если незнакомец не шутит, а этот мужчина, пожилой и серьезный, на шутника не походил, то всех обитателей крепости убили.
– Кто?
– Святогор говорит – бука.
– Сам-то хозяин жив?
– Не знаю, можно ли это так назвать, – неопределенно ответил горец и снова закрыл глаза. Видно было, что он еще очень слаб и раны дают о себе знать.
– Как же богатырь это допустил?
– Его отвлекли… – помедлил немного горец и нехотя добавил: – Я отвлек.
Марья говорила, что царь был убит, но о том, что чудовище уничтожило всех в крепости, не упомянула. Ратибору сделалось совсем неуютно, захотелось поскорее передать эти проклятые письма владельцу крепости и убраться отсюда как можно дальше. От всей этой ауры смерти, горя и уныния. Пора было выяснить, где богатырь, отдать послание и уходить.
– А где он сам?
Горец неопределенно мотнул головой в сторону входа в главный зал. Ратибор открыл дверь и погрузился в полумрак. Света нет, воздух спертый, в углу сидит гигантская фигура, постоянно тихо то ли рыча, то ли хрипя.
– Святогор, – позвал китежградский посланник.
Гигантская фигура в углу затихла и подняла на него взгляд. Два ярких, горящих во тьме красных глаза с длинными черными вертикальными зрачками, как у кошки или змеи. Глаза хищника. Ратибору стало по-настоящему страшно, он хоть и немало повидал на своем веку и многие чудеса видел, но чудеса эти были в основном рукотворные. А тут в нескольких шагах от него сидело нечто. И это существо было очень зло и смертельно опасно. Все инстинкты кричали об одном – бежать, бежать отсюда как можно быстрей! И все же Ратибор переборол себя, хоть это было и непросто. Как ни в чем не бывало, стараясь, чтобы голос предательски не задрожал, посланник Китежа произнес:
– У меня послание от Марьи.
Существо гулко ухнуло. Голос, раздавшийся из угла, был глухой, но все же без сомнения принадлежал самому Святогору:
– Не бойся, я себя пока контролирую. Что у тебя за послание?
– Письма. – Ратибор достал из сумки связку писем и протянул вперед. – Я зажгу свет; где тут факел или лучина?..
– Нет! – крик из угла раздался излишне резко. – Не надо.
Посланник замер с протянутой рукой, в которой сжимал несколько грамот, свернутых в свитки. Как же можно читать письма в темноте?
– Я теперь и в ночи все хорошо вижу. – в хриплом голосе звучала ирония; рука, которая протянулась за письмами, тоже была нечеловеческая, с длинными когтями и чешуей.
Ратибор тут же отдернул свою руку, испугавшись, чем вызвал очередной смешок-уханье хозяина твердыни. Не желая выказывать страха, китежградец снова собрался с духом и задал вопрос, который напрашивался уже давно:
– Так проходит превращение в черного богатыря?
– Не дождутся!.. – прорычал богатырь и, немного помедлив, развернул первый свиток.
Содержимое Ратибор прочел еще до визита в крепость, вопреки распоряжениям Марьи. На листе бумаги, покрытом замысловатой вязью, в которой буквы походили на чудесных птиц и славянские орнаменты, которой умел писать только один человек во всем царстве – Финист Ясный Сокол, было начертано:
«Мой государь.
Спешу донести до Вас вести, которые сам я нахожу весьма дурными. Вчера вечером ко мне в палатку зашли двое князей: Роман Галицкий и Святослав Черниговский. Разговор был вроде бы ни о чем, но я сумел понять, что оные князья пытались прощупать, возможно ли вовлечь меня в некий заговор, сути которого я пока не понимаю и который представляется мне весьма опасным, учитывая, какие люди в нем состоят. Я ответил неопределенно, пытаясь вызнать подробности, но князья весьма умны и ни на один из моих вопросов не ответили прямо. Роман Галицкий лишь смотрел грозно и изучающе, а Святослав пытался представить все как шутку. В меру своих сил и возможностей я прикинулся простаком, так что пока не могу сказать точно, удалось ли мне произвести впечатление на моих собеседников. Галичане и черниговцы традиционно не ладят, так что действовать сообща их может заставить только какая-то весьма веская причина.
Особое беспокойство вызвала у меня фраза черниговского князя, когда он меня спросил, кому я буду служить, если вдруг царь наш батюшка помрет. Сделав лицо как можно глупее и прилежнее, я ответил, что буду и впредь служить Руси нашей матушке и тем, кто ее представляет в столице. Два князя после этого переглянулись и вскорости распрощались со мной. Возможно, это не последний наш разговор, но я спешу донести его до внимания Вашего Величества как можно скорее.
Уже к вечеру я склонился над картой, и то, что еще недавно казалось странным и необычным, стало обретать зловещие очертания. Месяц назад у селения Ракитовка мы дали бой отряду степняков из третьего тумена. Несмотря на то что я сумел заманить супротивника в ловко организованную засаду, черниговский полк не успел вовремя, что послужило причиной как того, что враг сумел отступить, так и больших потерь в моем первом полку. А две недели назад галицкие полки подошли из тыла и встали у меня за спиной, в одном дневном переходе. Вроде бы ничего необычного, но теперь за спиной, на западе, у меня два галицких полка, а с севера – три черниговских и один переяславский. Пять полков супротив моей дружины – почти втрое больше. Все мои просьбы о помощи в борьбе со степняками князья или игнорируют, или выполняют так, что остается только пожалеть, что попросил. Еще недавно я полагал, что все дело в том, что властители княжеств не хотят нести потери в своих воинствах, но сейчас я больше склоняюсь к мысли, что силы собираются совсем не для этого. На подходе смоленский и туровский полки: не знаю пока, вовлечены ли эти княжества в заговор; по прибытии этих войск будет яснее.
В конце своего письма еще раз спешу напомнить о страшной нехватке зерна в дружине: я уже урезал дневную норму хлеба. Не для себя прошу, а за ратников своих: голодный воин степняка не одолеет, степняк сейчас уже не тот, что раньше: хоть и награбили да сбежать пытаются, но все равно войско у Тугарина Змея отменное. Так что каждая сеча проходит тяжко, без больших потерь одолеть вражину никак не выходит.
Ваш верный воевода Финист Ясный Сокол».
– Зачем мне это? – хмыкнул Святогор, – даже противно читать этого предателя! Хлеба ему мало, видишь ли… Я и так знаю, чем все кончится. Заговор состоится, Финист его возглавит, царя убьют.
– Все не так просто, – вздохнул Ратибор, – прочти остальные письма. Ты же видишь эту вязь, никто так, кроме него, писать не мог и не может.
– Ну-ну… – недоверчиво хмыкнул богатырь, но второе письмо все же развернул.
«Мой государь.
На свое предыдущее послание я так и не дождался ответа, чем несказанно опечален, а меж тем события набирают оборот. Подошли подкрепления из Турова, Смоленска и даже Великого Новгорода. Однако в схватках с врагом никто из них участвовать не спешит, сейчас против всего степного воинства стоит только один полк моей дружины под командованием воеводы Кощея. Нас спасает только то, что кочевники, взяв богатую добычу, не спешат наступать. Даже думать боюсь, что стало бы с нами, будь степняк, как в начале набега, голодный и злой. Впрочем, воинство степи сейчас не главная проблема, набег, очевидно, подходит к концу: по докладам разведки, сам Тугарин Змей уже вернулся в родные края. Главная наша проблема – это заговор, который зреет в княжеских дружинах. Продолжения недавнего разговора с князьями Святославом и Романом не было: видно, прикинуться простаком у меня не вышло. Или князья оказались куда проницательнее, чем я мог предполагать.
Вчера познакомился с наследником Галицко-Волынского князя, княжичем Даниилом, который, признаюсь, произвел на меня впечатление, причем самое неприятное. Юноша, безусловно, умен и на фоне своего невоздержанного в гневе отца выглядит выигрышно, однако какая-то нереальная холодность сквозит в каждом его действии. Безусловно, он один из участников заговора, дважды он пытался переманить моих сотников. Молю Вас, государь, не медлите. Заговор еще можно подавить. Мыслю я так, что надобно нам собрать два или три небольших отряда с богатырями во главе и немедленно взять под стражу галицкого и черниговского князей – галицкого князя непременно с сыном, а также новгородского тысячника Ермила.
Участие в заговоре остальных князей мне неведомо, но стоит исходить из наихудшего варианта. На одного верного Вашему Величеству ратника бунтовщики смогут выставить не меньше троих, а то и пятерых своих. Действовать нужно быстро, ибо промедление в таком деле смерти подобно.
Смиренно ожидающий ответа,
Ваш верный воевода Финист Ясный Сокол».
В этот раз богатырь молчал долго. Лишь тяжелое дыхание слышалось из темного угла.
– Не сходится, – наконец отозвался Святогор, – если Финист Ясный Сокол не состоял в заговоре, то почему после смерти царя он оказался на троне? И еще: как так вышло, что царь не внял предупреждениям и почему он не пытался что-то предпринять? Почему царь Василий отправился в Галицко-Волынское княжество, если Финист его в письме прямо предупреждает, что князь Роман Галицкий – заговорщик? Нет, тут что-то не так.
– Почему Финист оказался на троне – то мне неведомо, – вздохнул Ратибор, – я в те времена был слишком молод, а вот на остальные вопросы ответит следующее письмо.
Посланнику Марьи Искусницы захотелось отбежать куда-нибудь подальше, потому как третье и последнее письмо Финиста было самым опасным. Вольга требовал, чтобы его не показывали Святогору, достаточно и первых двух, но Марья настояла. Читавший письмо Ратибор был согласен с богатырем-оборотником: последнюю весть надо было оставить у себя. Кто знает, как поведет себя старый богатырь, когда узнает часть нелицеприятной правды…
Богатырь, снова недоверчиво хмыкнув, развернул третье послание и принялся читать. Красные глаза с вертикальными зрачками горели во тьме ярко, отбрасывая алые блики на бумагу.