Дмитрий помрачнел. Вновь вспомнил про угрозу с Востока. Да и не забывал никогда. – Я к тебе, считай, как посланник монгольский явился, – усмехнулся алан, – видал? Оттянул край кожаной свитки, достал деревянную табличку, подвешенную на шнурке. А на ней – рисунок: сокол распростёр крылья, и неведомые знаки, сплетённые в столбик – будто змея пружиной свилась, готовясь к нападению. Князь потёр левую сторону груди – защемило вдруг. И давняя татуировка с атакующей коброй словно раскалилась, обожгла кожу. Алан пояснил: – Это пайцза, и надпись по-уйгурски: мол, всем монгольским караулам пропускать меня беспрепятственно и оказывать помощь, коли понадобится. – И за что тебе такая честь? – Из-за тебя, бек. Вызвал меня начальник монгольский, когда прознал, что иду с караваном на север. Вручил пайцзу, велел разыскать Солнечного Багатура, бека русского города Добриша, и передать тебе подарок. Алан протянул князю футляр необычной формы, обтянутый дорогим китайским шёлком. – От кого подарок? – Не знаю, – пожал плечами караванщик, – сказали: мол, Солнечный Багатур сам догадается, если память ему не отшибло. Дмитрий сломал печать, изукрашенную невиданными буквицами, похожими на раскинувших лапки букашек. Взялся за крышку. – Погоди, княже, – Сморода вдруг побледнел, схватил Дмитрия за рукав, – погоди, не открывай. Вдруг там гадость какая? – В смысле? – Ну, колдовство монгольское. Отрава. Либо сколопендра ядовитая притаилась. – Выдумщик ты, боярин. Не замечал в тебе такого. Князь решительно сорвал крышку. Заглянул в тёмное нутро. – Ну, чего там? – спросил Жук. – Ничего. Пусто. Дмитрий перевернул футляр. На землю выпала какая-то ерунда, похожая на обрывок верёвки. Поднял с земли, пригляделся. Верёвка и есть, кожаная. Один конец обмотан завитком бараньей шерсти, и посредине – узел завязан. – Брось, князь! – крикнул Сморода испуганно. – Порча шаманская! Схватил высоченного алана за грудки, затряс: – Ты чего приволок, ирод? Извести батюшку-князя хочешь? Отвечай! Или пятки калёным железом прижечь, чтобы язык развязался? – Что дали, то и приволок, – хмуро ответил караванщик, – с меня какой спрос? – Дай-ка мне, княже, – вдруг сказал Жук, – видал я такую приблуду. Взял обрывок, разглядел внимательно. Потрогал бараний завиток, понюхал зачем-то. Объяснил: – У неграмотных степняков такая встречается. Берешь, например, у соседа в долг скотину – и отдаёшь взамен верёвку, как расписку. Сколько голов – столько узелков. Если коней брал, то волосом из лошадиной гривы обматываешь. – И что это значит? – спросил Сморода. – Это значит, что наш князь какому-то степняку барана должен. Одного. Вот и напоминание о том, что долг пора отдавать. – И кто же такое прислать мог? – удивился боярин. – Не знаю, – пожал плечами Жук. – Зато я знаю, – сказал Дмитрий, – есть один такой. Я его из плена отпустил, обменяв на барана. Сморода охнул. Жук схватил бороду в кулак, протянул: – Ну, дела. Не успокоился, значит, темник. Вернуться надумал.