Слабая, дрожащая рука управляющего указала на потайную дверь. Крестоносцы побежали к потайному ходу. – Стойте! Там – ловушки! – слабо закричал раненый. – Вам не пройти. И он обвалит вам кишку хода прямо на головы. Их там около десятка. Они несут жертвы. И на выходе их ждут кони. И отряд наемников. – Ты уже заслужил смерть, мерзость, – кивнул Белый. – Может, заслужишь жизнь? – Я не хочу жизни. И смерти боюсь. Слишком много мы нагрешили. Сли… Тол выпрямился. Управляющий умер. – Смог что взять? – спросил разумника Белый. – Я свое – возьму, – кивнул разумник, взяв из рук крестоносца меч и ловким ударом отрубив голову управляющему. – Он теперь от меня не убежит. Меч он вернул крестоносцу, а голову привязал к поясу, связав космы управляющего узлом. Белый смотрел на Тола, думая, что это приключение уже сильно ожесточило им сердца. До каменной, кремневой твердости. – Куда выходит подземный ход? – спросил Белый. Тол задумался, перебирая пальцами, будто листал страницы книги. – Там. Туда он выходит, – ответил Тол. – Есть выжившие! – послышался крик с другой башни. – Так, – Белый поднял руку, чтобы привлечь внимание побежавших людей, – я – за Мастером Боли, вы – закончите тут, с этим городом. – Мы с тобой! – мотнул головой Комок. – Тут маги нужнее. Вы же знаете – меня нельзя убить! – отмахнулся Белый. – Если бы это так и было, слова бы никто не сказал, – твердо заявил Комок. – Мы – с тобой! И тут закричал крестоносец. – Эти Твари живы! Помогите! – Ты, ты – со мной! – ткнул пальцами Белый в наиболее молодых крестоносцев. – Маги, зачистить тут все! Вперед, сукины дети! Там наших убивают! Вперед! А там наших уволакивают! И их доля – страшнее смерти! Молчать! Исполнять! * * * Светило стояло уже в зените, когда Белый подошел к распахнутым воротам. Видя его, люди выпрямлялись, лица их вспыхивали, они склоняли почтительно головы. Белый кивал в ответ, ему было немного лестно видеть, что переживали, волновались за него, рады его возвращению. Живым. Все же его больше суток не было. Весть о его возвращении достигла нужных ушей, и вот уже скачет циркач-пересмешник, ведя коня для командира. Видя вопрос в глазах, Белый покачал головой, вскочил в седло, поскакал вслед за пересмешником. Ополчение кучковалось к лазарету, а он разместился на главной площади, очищаемой сейчас от падали. Ставка разместилась в таверне, которую отчистили от тел, но еще не отмыли от крови и нечистот. Навстречу бежала Синька. Белый еще издали покачал головой, жестом останавливая девушку. Белый спешился у таверны, кивнул склонившимся людям, вошел в зал. Совет валялся на столах, застеленных скатертями и занавесями прямо по крови. При появлении Белого все встали. – Я не смог догнать Мастера Боли, – покачал головой Белый. – Когда мы увидели их отряд, он выставил заслон. Мы пробились через заслон. И тогда он применил какую-то магическую сеть. Похожа на рыболовную, крупноячеистую, но из Света. И она упала сверху. Даже коня развернуть не успел. Только и смог – выпрыгнуть с седла и откатиться в сторону. Коня и воинов – на куски. Сеть режет все, как… Как не знаю что. Все – на куски! Размером с кулак. Даже мечи. Белый сел на угол стола, сняв шлем. – Ну, а пешком мне и смысла за ними не было идти. Пожрать есть что, кроме блевотины и человечины? – Есть, командир. Ты сейчас наши доклады выслушаешь или позже? – Одновременно. Одно другому не мешает. И вино бы не помешало. Что-то я устал. Здравствуйте, кстати! Синька, стрекоза, сколько у нас потерь? Но ответила не девушка, а Матерь Жалея. В процессе ее доклада Белый так и уснул. Сидя и с куском хлеба во рту. Его осторожно положили на стол, накрыли плащом и войлоком, под голову положили рулон свернутой ткани. Все отошли. Но через десяток минут, прервав обсуждение, один за другим советники разместились на соседних столах. Прямо в броне и в сапогах, обнимая мечи и посохи. Несмотря на всю жестокость обезумевших атакующих, за сотню пленных все же было. «И лучше бы их не было вовсе!» – сокрушался командир. Потому что, что делать с этими детьми и женщинами, он не представлял. Убивать их – сейчас, когда безумие схлынуло – рука не поднималась. Оставить их тут, в этой скотобойне, – бесчеловечная жестокость. Но и к себе присоединять, заботиться, кормить и защищать людей, поедавших твоих родных? Людоедов? Какое решение принять? Было и несколько десятков бывших жертв, вызволенных из жертвенных клетей. Большинство из них оказались такими же людоедами, в результате внутренних конфликтов попавшими в клетки. Но радовало то, что захватили большое количество трофеев. И – сокровищницу Ужа. Золота там было немного, а вот разные редкости и ценности маги оценили очень высоко. Ополченцы спешно перевооружались, подгоняя комплекты защиты под свои тела и оружие под свою руку. И состоялся очень неоднозначный разговор с Зубом и Жалеей. Белый в очередной раз стал орать на Зуба, который опять чуть не погиб в подворьях Ужгорода. И вот Белый задал один из обычных вопросов: – Что у тебя там поперек головы стоит, что ты сражаешься, как новобранец зеленый? Тебе что – жить надоело? В ответ Белый увидел совсем неоднозначную реакцию. Причем – у обоих. И у Зуба, и у Жалеи, что приперлась на очередное профилактическое пропесочивание воеводы. Внимательно наблюдая их переглядки, Белый понял, что с их скрываемыми отношениями надо что-то делать. И давно надо было что-то делать, но все как-то не до этого. Более срочные, более важные дела отодвигали дела сердечные на задний план. Белый вдруг понял, что даже он Синьку последний раз целовал еще до пропажи Стрелка. Как раз Бруска и таскался за ними, слушая все их ахи-вздохи. Охранял их. А вот Белый Бруску не уберег… – Ладно, будем считать, что профилактическое пропесочивание завершилось. Эй! Шкет! – окликнул Белый мальчишку-посыльного, что никак не мог налюбоваться своим кинжалом, колол и резал им собственную тень. – Да, мой Ал! – мальчишка спрятал кинжал за спину, подбежал, склонился. – Вина принеси и кубки. И Совет собирай. Вина и кубков на всех, – велел Белый. Мальчишка побежал быстрее ветра. Столкнувшись в дверях с Корнем, он ему радостно сообщил: – Мне властитель дал имя! – Да? И какое? – удивился Корень. – Шкет! – возвестил гордый вестовой, прошмыгнув под рукой Корня в дверь. Корень прошел к столу, плюхнулся на стул, только потом пододвигая его к столу вместе с собой. Стул даже не скребыхнул по полу – акробат ведь ловкач! – В пределах дневного пешего перехода – мертво, – доложил Корень, доставая и раскатывая рулон с картой, – по всем трем дорогам. Самострелы раздал, стрелы – распределены. Мои стрелки учат тупорыликов Зуба. Трупы вонять начали. – Знаю, – кивнул Белый, – уходить надо. А наши уважаемые и весьма почтенные никак друг с другом не разберутся. – И ты для этого Совет собираешь? – И для этого – тоже. – Да где этот Шкет! – возмутился Корень, вложил пальцы в рот и оглушительно свистнул: – Если вина не будет – Улиткой переименую! – Твое слово – против властителя – не катит, – заявил Шкет, входя в дверь и с трудом неся заставленный поднос. – Поговори мне еще! – грозно пригрозил Корень, потом наклонился к Белому. – Что значит «Шкет»? Белый пожал плечами. Корень усмехнулся. По одному приходили советники, рассаживались на отскобленные стулья за отскобленный стол, осушали кубки, вываливали свои затруднения. Стремительно нарастал ставший уже привычным гвалт, когда говорят все одновременно. Последней пришла Синька, не являющаяся советником, но как маг часто присутствующая на Совете и активно в нем участвующая. Белый отодвинул стул по левую руку от себя, усаживая девушку. И это простое действие как-то сразу обратило на себя внимание. Все замолчали. Раньше Синька сидела по правую руку от Жалеи. Место по правую руку властителя – место Стрелка – пустовало. И место по левую руку пустовало. Всегда. Всегда по левую руку властителя на пирах и приемах сидела его жена – властительница. И вот – по левую руку командира, смущаясь, сжалась на стуле Синька. – Я вас собрал сегодня не только для того, чтобы решить, когда и куда пойдем… – начал Белый. – Мы… решим? – спросил Корень. Он был простолюдин и вовсю пользовался пробелами в знании правил поведения, прервал Ала, что выглядело дерзостью. – Я вас выслушаю и приму решение, – кивнул командир, – как обычно. Но сначала мы займемся другим недоразумением. Зуб и Жалея опустили головы. – Кто-то из вас знает, остальным – сообщаю, что я очень хорошо знаю человека, которого Мать Жалея называла Игреком. Лучше меня его знал только Стрелок. И когда Стрелок вернется – подтвердит мои слова. Все отметили, что не «если вернется», а «когда вернется Стрелок». – И на эту тему был отдельный разговор. И не раз. И Игрек вас, Матери, очень сильно ругал. И очень нехорошими словами. – Это за что же? – опять встрял Корень. – За их тупость, – ответил Белый, хищно оскалившись. – Он им запретил беспорядочные связи с мужчинами. Так как их было мало, а благодарных самцов на войне – завались! Но эти курицы пустоголовые вообще приняли обет безбрачия! Представляешь, как он ругался?!