Дуом рассмеялся и сел на край кровати. Она свернулась в клубок, прильнув к нему. От него пахло травой, которую он косил перед ужином. – Как ты думаешь, мама по мне скучает? – Еще бы. Разве ж она не звонит каждую неделю с тобой поговорить, посмотреть, как ты тут живешь и что делаешь? «Лучше бы она чаще звонила, – подумала Эдриен. – Но не так уж много она спрашивает, что я делаю». – Завтра, наверное, я тебя буду учить, как делать пасту, а потом ты меня кое-чему научишь. – Чему? – Своему комплексу упражнений, который ты составляешь. – Он погладил ей нос. – Активный ум, активное тело. Эта мысль привела ее в восторг. – Окей! Я для тебя могу новый составить! – Только не слишком трудный. Я же в этом новичок. А теперь почитай мне книжку. Оглядываясь на это лето, Эдриен понимала, что оно было идиллией. Паузой в реальности, ответственности и рутине. Передышкой, которой никогда уже не суждено повториться. Долгие, жаркие солнечные дни с лимонадом на веранде, с радостной собачьей возней во дворе. Захватывающий дух восторг от внезапной грозы, когда воздух вдруг становится серебряным, деревья качаются и пляшут. Были подруги, было с кем играть и смеяться. Были здоровые, энергичные, внимательные дедушка и бабушка, сделавшие ее пусть на краткий миг, но центром своего мира. Она приобрела отличные кулинарные умения, и некоторые остались с ней на всю жизнь. Ей открылось, как интересно срывать во дворе свежие травы и овощи, она видела, как улыбается бабушка, когда дед приносит ей горсть полевых цветов. Это лето ее научило истинному смыслу слов «семья» и «общение». Этого она никогда не забудет, и часто ей будет этого не хватать. Но дни шли. Прошел парад и фейерверки Четвертого июля. Жаркий влажный вечер цветных огней, вихрь звуков пришедшего в город карнавала. Ловить и выпускать светлячков, смотреть, как летают колибри, есть вишневый пирог на большой круговой веранде в день такой тихий, что слышно было, как булькает ручей. Потом все заговорили об одежде и предметах «скоро-в-школу». Подруги жужжали о том, какая у них была училка, и показывали ей новые ранцы и тетради. И лето, несмотря на жару, свет, длинные дни, устремилось к концу. Она попыталась не плакать, когда бабушка помогала ей паковаться, но не получилось. – Ну-ну, деточка! – София привлекла ее к себе. – Ты же не навек уезжаешь. Еще приедешь в гости. – Это будет другое. – Но все равно необыкновенное. Ты же знаешь, что ты скучаешь по маме и Мими. – А теперь я буду скучать по тебе и Поупи, по Майе и Касси и миссис Уэллс. Ну почему мне всегда надо по кому-нибудь скучать? – Я знаю, это тяжело. Потому что мы с Поупи будем скучать по тебе. – Вот хорошо бы мы могли жить здесь! – Она жила бы в этом большом доме, в той красивой комнате, где можно выйти на веранду и сразу видеть собак, и сад, и горы. – И ни по кому скучать не надо было бы. Быстренько погладив Эдриен по спине, София шагнула уложить в чемодан пару джинсов. – Ты понимаешь, детка, для твоей мамы это не дом. – Когда-то был. Она здесь родилась, здесь в школу ходила и вообще. – Но сейчас у нее другой дом. Каждый должен найти свой собственный. – А если я хочу, чтобы мой был вот этот? Почему не может быть так, как я хочу? София посмотрела на это милое страдающее личико и почувствовала, что сердце дает трещинку. Девочка говорила с интонациями своей матери. – Когда вырастешь, может быть, тебе захочется, чтобы здесь был твой дом. Или захочется жить в Нью-Йорке или еще где-нибудь. И ты сама решишь. – А детям ничего нельзя решать. – Вот поэтому те, кто их любит, очень стараются принимать за них правильные решения до тех пор, пока дети не смогут решать сами. И твоя мама тоже старается изо всех сил. Клянусь тебе, она очень старается. – Если скажете, что мне можно здесь жить, она может и согласиться. София почувствовала, как трещина растет. – Это не было бы правильно по отношению к тебе и к маме. – Она села на край кровати, взяла в ладони мокрое от слез лицо. – Вы нужны друг другу. Так, подожди, – сказала она, когда Эдриен замотала головой. – Ты веришь, что я всегда говорю тебе правду? – Ну да, наверное. Да, верю. – Я сейчас говорю тебе правду. Вы нужны друг другу. Может быть, прямо сейчас, когда ты грустная и злая, это не чувствуется, но это так. – А тебе и Поупи я не нужна? – Нужна, и еще как. – Она притянула к себе Эдриен и крепко обняла. – Gioia mia. Вот почему ты будешь писать нам письма, а мы будем тебе отвечать. – Письма? Я никогда не писала писем. – Теперь будешь. Я тебе даже дам очень красивую бумагу для начала. У меня на столе есть немножко, я ее принесу. Прямо сейчас и упакуем. – И вы будете писать письма, которые будут лично мне? – Лично тебе. И раз в неделю, это точно, ты будешь звонить, и мы будем разговаривать. – Обещаешь? – Пальчиком клянусь. София переплела мизинцы с Эдриен, и девочка улыбнулась. Она не плакала, когда подъехала машина – большой блестящий черный лимузин, – но крепко вцепилась в дедушкину руку. Он ее пожал, ободряя: – Смотри, какая шикарная машина! Тебе весело будет ехать так стильно. Ну, пошли. – Он еще раз пожал ей руку. – Иди обними маму. Водитель был в костюме и в галстуке, он вышел первым и открыл дверь. Оттуда выпорхнула мама. Она была в красивых серебряных сандалиях, и Эдриен заметила, что ногти на ногах накрашены ярко-розовым под цвет блузки. Мими вышла с другой стороны, лучезарно улыбаясь, хотя глаза ее блестели. Даже в свои неполные восемь Эдриен понимала, что бежать сперва к Мими было бы ошибкой. Поэтому она пошла через газон к матери. Лина нагнулась ее обнять. – Я думала, ты выше. – Выпрямившись, она погладила волнистые волосы дочери, собранные в хвост. И у нее сдвинулись брови, как бывало, когда ей что-то не нравилось. – Ты определенно много бывала на солнце. – Я мазалась защитным кремом. Поупи и Нонна за этим следили. – Хорошо. Это хорошо. – Где тут мой ребенок? – Мими раскинула руки, и на этот раз Эдриен бросилась бегом. – Как же я без тебя скучала! Она подхватила Эдриен на руки, расцеловала в обе щеки, обняла сильнее. – Ты выросла, ты вся золотая, от тебя солнцем пахнет. Все по очереди обнялись, но Лина сказала, что остаться поесть и выпить они не могут. – Мы прилетели из Чикаго, и без того день получается долгий, а у меня интервью на «Тудей» утром. Спасибо вам, что присмотрели за Эдриен. – Это было сплошное удовольствие. – София взяла обе руки Эдриен, расцеловала их. – Сплошное удовольствие. Мне твоей милой мордочки будет не хватать. – Нонна! Эдриен обхватила бабушку объятием. Дуом ее поднял, завертел, прижал к себе. – Веди себя хорошо у мамы. Он поцеловал ее в шейку и поставил на землю. Ей надо было еще обнять Тома и Джерри и чуть поплакать, утонув лицом в шерсти. – Давай, Эдриен. Ты же с ними не навек прощаешься. Снова наступит лето, оглянуться не успеешь. – Можете приехать на Рождество, – предложила София.