Выстрел. Марефа вскрикнула хрипло, словно каркнула. И со стола на пол повалилась, кости старческие ломая. Смолкли хлопки. — Не победный танец! — Хван произнёс жёстко. И тут же — палец на Алю: — Ты! Аля разделась спокойно, словно и не приказывали ей. На стол влезла. Встала. Руки на груди скрестила. И лицо своё красивое вверх подняла. Хван по столу плёткой стеганул. Захлопали все. Но Аля не пошевелилась. Хлопать стали сильней. И ещё сильней. Гул хлопковый по пещере волной пошёл. Аля стояла, глазами в потолок земляной вперившись. Хлопали заёбанцы. Сильней! Сильней! Аля стояла, как скала маленькая, под волной хлопков. Длилось это и длилось. Хван руку поднял. Смолкло. Тишина мёртвая в пещере повисла. Вдруг Аля ногой в стол топнула, руки вверх вскинула и возопила изо всех сил: — Побед!!! Открылись рты у заёбанцев. Лицо Хвана словно застыло. Но ненадолго. Губы жестокие разошлись. И рассмеялся довольно командир партизанского отряда ЗАЁ. И засмеялись все, захлопали: победа! Аля на столе стоит. А вокруг — гул и шум победный. Стали скандировать: — Победа! Победа! Доволен Хван, довольны партизаны. Поднял командир руку. Стихло всё. — Сплясала нам эта девка танец победный, — Хван произнёс. — За это — жизнь и свободу ей дарим. Слезай! Слезла Аля со стола. — Одевайся и уходи. Аля через труп Тьян переступила — и к Хвану. Упала на колени, снова руки на груди скрестив: — Баратец! Баратец моя! Отпуст со мной, пжлст! — Брат? — Хван на обслугу уёбанскую глянул. Оле к сестре пошёл, прихрамывая. — Баратец! — Забирай своего братца. — Спсб! Спсб! — Аля склонила голову, булыжников пола касаясь. Оле стал помогать ей одеваться. Аля на инвалида, вместе с обслугой притулившегося, взглянула. И снова — на колени перед Хваном: — Пжлст! — Чего ещё? — Дедушко! — пальца обрубком на инвалида указала. — Чего — дедушко? — Хван недовольно губу выпятил. — Докатор! Он Оле лечите будет! Нога! Хван глянул на старика белобородого и безногого. Его опухоль в пол-лица вызвала у командира лёгкой брезгливости гримасу. — Забирай и его! Через несколько минут Аля, Оле и инвалид выбрались из развороченного взрывом входа в пещеру уёбанскую. И на лёд реки замёрзшей ступили. Остановилась Аля. Руки к лицу прижала. Заплакала и на лёд села бессильно. Оле ей руку на голову положил: — Ад ноупле свобода. Вздохнул и добавил: — Хрипонь спасибо тебе пристошон. Аля плакала. Инвалид, от льда руками отталкиваясь, подволок своё тело. — Хотели они, чтоб ты сплясала. А твоя пляска — свободе смазка. Так сплясать — не потрохом потрясать. Низкий тебе мормон… поркон… нет, — поклон с четырёх сторон! Он склонил свою голову, бородой седой льда касаясь. Аля схватила брата руку, прижала к лицу своему и разрыдалась. — Ну, пристошон торфэ… — Оле пробормотал, носом шмыгнув. Инвалид шапку на голову нахлобучил: — Сделало твоё тело великое дело — оно им правду сказало, да всё рассказало, поверили они тебе, да и отпустили тебя на бролю, хролю… на волю, потому как правда — глаза колет. Правду на хлеб не намажешь, в магазине не закажешь. Правда ночи… очи всем ест, кто окрест. А нам всем теперь — святой крест! Инвалид перекрестился. Из пролома пещерного глухие выстрелы раздались. — Добивают ненужных, им непотужных. Поспешимте, милые, пока не запахло завилами… давилами… могилами. Они двинулись по льду, прочь от пещеры. Меж тем погода испортилась: солнце, утром на небе февральском сияющее, за тучами скрылось. Ветер задул, мокрый и крупный снег принёс. Трое прошли по льду, но потом предложил инвалид: — Надобно к железной дороге идти. Там есть пути. А тут кругом — мес, лес, деревья да зверья-поверья. Сошли со льда и двинулись по снегу. И различили в снегу следы Геры и Жеки. — Двое драчунов к дороге пошли! Пойдёмте за ними, пока нас не нашли! — инвалид предложил. — Ад ноупле точно, — Оле кивнул. Двинулись по следам. В снегу инвалиду стало тяжело тело своё на руках перетаскивать. Аля и Оле стали помогать ему. Гера услышал крик Жеки уже в лесу, когда от реки отошёл пару вёрст. Остановился он, обернулся. — Погоди! — хрипло Жека прокричал. Гера подождал. Жека брёл, за локоть разбитый держась. Из-под шапки лицо расквашенное глядело, с глазом заплывшим. Гера сигареты достал, закурил. — Погоди. — Жека дошёл, запыхавшись. — Ну? — Гера холодно на него глянул. Жека тяжело дышал молча. Пожевал разбитым ртом, сплюнул кровью на снег.