Деревья гинкго сбросили все листья разом, и гладь прудов покрылась золотым ковром. Но вечер был очень теплый, совершенно не осенний. Хэсина шла по крытым галереям и думала, что такая же погода стояла две недели назад, в ту ночь, когда она ходила в квартал красных фонарей. Только в этот раз ей было нечего скрывать. Она была королевой и шла к своему министру. Хотел он того или нет, он был обязан ответить на ее вопросы. Она дошла до Северного дворца, где когда-то жили любимые наложницы императоров. Дома министров стояли рядом с ним. Жилище Ся Чжуна было самым запущенным, но даже оно сохранило следы отталкивающей элегантности прошлого. На загнутых вверх навесах крыши виднелись драконы. С их крючковатых когтей, словно мандарины с ветки, свисали бумажные фонарики. Хэсина повесила свой фонарь рядом с остальными и постучала в решетчатые двери. Они распахнулись почти мгновенно, и из них выбежала служанка. Хэсине пришлось сделать шаг назад, чтобы не столкнуться с ней. Эта встреча выбила Хэсину из колеи. Неужели Ся Чжун пытался подкупить эту девушку так же, как он – или кто-то из его друзей в Совете – подкупил придворную даму супруги Фэй? Хэсина до сих пор с трудом представляла, какую именно роль в этом деле играл министр. Но она видела «Постулаты» с зеленым срезом страниц. Она сопоставила почерки. Нашла мотив. И теперь, когда из внутренних покоев донесся голос Ся Чжуна – «Кто там?» – у нее во рту появился привкус, такой же противный, как чайные листья, которые всегда жевал министр. – Ваша королева. Министр выбежал из-за перегородки, засовывая руку в рукав залатанной рубашки. – Мой дом – оскорбление для вашего взгляда, – сказал он, натягивая второй рукав. – Вам не стоит находиться в подобной грязи. Переступив через порог, Хэсина подумала, что никакая грязь не вызовет в ней большего отвращения, чем сам Ся Чжун. – Ваши покои меня не смутят. Ся Чжун склонил спину в поклоне. Она не стала говорить, чтобы он выпрямился, и он, сгорбившись, повел ее мимо перегородки в свои внутренние покои. В бронзовом канделябре потрескивали дешевые свечи из овечьего жира. Они сильно дымили и неприятно пахли. Стол кан[31], на котором стопками лежали экземпляры «Постулатов», тоже выглядел дешево. Он был щербатым и поцарапанным, а лак потрескался и облез. Один лишь обоюдоострый меч, висевший на стене, представлял собой хоть какую-то ценность. На нем не было украшений, но качество стали бросалось в глаза. Хэсина с горькой иронией подумала, что не удивится, если Ся Чжун окажется искусным фехтовальщиком. Она опустилась на потрепанную подушку, лежащую перед столом. – Я сделаю вам чай, – сказал министр, пятясь назад. – Стойте. Ся Чжун замер на месте. – Идите сюда, – приказала она, и министр подошел. – Садитесь. Министр опустился на колени у противоположного конца стола. Стопка «Постулатов» практически полностью заслоняла от Хэсины его лицо. – Чему я обязан удовольствием видеть вас? Вместо ответа Хэсина достала из рукава письмо и бросила его на стол. – Что это? – спросил Ся Чжун голосом человека, который прочитал слишком много книг и не мог заставить себя даже взглянуть на еще один документ. – Я думаю, вам прекрасно известно, что это. – Я не понимаю. – Тогда позвольте вам объяснить. Вы знаете, что соляные шахты Яня никогда не превзойдут кендийские – по крайней мере, пока между нашими странами ведется торговля. А в последнее время вы вложили немало денег в наши шахты в провинциях Инчуань и Таншуй. Складывается ощущение, будто вы предвидели, что торговля с Кендией приостановится из-за войны… войны, которую вы пытаетесь развязать, отправляя письма правителю Кендии. Слова, вылетавшие из ее рта, были гладкими, словно косточки, которые обглодали стервятники. Голос Хэсины ни разу не дрогнул. Она была так зла, что ее нервы как будто занемели. – Вы передаете информацию отрядам кендийцев, совершающим набеги на наши деревни, – спокойно продолжила она. – Это государственная измена. Ся Чжун никак не отреагировал. Просто засунул ладони в широкие рукава рубашки. – Параграф 2.3.2: «Подозрения отравляют сердце. Правительнице должно относиться к своим советникам как к друзьям и наставникам, а не как к соперникам». Уголки губ Хэсины дрогнули и приподнялись в грустной улыбке. Подумать только, не так давно она пыталась ему подражать. – Почитайте сами, если не верите. Ся Чжун потянулся за письмом. – Я вижу, вам понравился представитель, которого я для вас выбрал. Хэсина опустила руку на стол и прижала к нему письмо. Их взгляды скрестились. Письмо, словно мост, лежало между их ладонями. В рыбьих глазках министра сверкала хитрость. Раньше Хэсина принимала ее за фанатизм. – Будем считать, что мы в расчете, – произнес Ся Чжун и изящно отнял руку от письма. – Вы забудете об этих письмах, а я позволю вам оставить себе заключенного. – Я заслужила своего представителя. – Заслужили? – Ся Чжун рассмеялся. Его смех напоминал кваканье лягушки. – Дорогая моя, – сказал он, подаваясь вперед. На стол упала тень. – Я дал его вам, чтобы вы не боялись направить дело в Совет расследований. – Вы… – Я поддержал вас перед вдовой короля, потому что знал, что вы станете расследовать смерть отца, если получите власть. Он отодвинулся от стола, и Хэсине показалось, что это движение высосало из ее легких весь воздух. Лишившись дара речи, она с ужасом смотрела в лицо своего истинного врага. – Не смотрите на меня так, – сказал Ся Чжун. От монаха не осталось и следа. Его манера речи изменилась. Даже из голоса министра исчезла хрипотца. – Без угрозы войны со стороны Кендии люди никогда не восприняли бы ваше расследование всерьез. Они подумали бы, что это просто каприз убитой горем дочери. Так что считайте, что мы помогаем друг другу в достижении целей. Если вы окажетесь мудрым правителем – мудрее, чем ваш отец, – вы будете работать со мной. – Работать с вами, – повторила Хэсина. Эти слова прозвучали так, как будто были сказаны на иностранном языке. – Да. Дайте мне мою войну и получите свой суд. Подушка, на которой она сидела, была толщиной с палец, не больше. Но внезапно Хэсине показалось, что она тонет. Ее все глубже и глубже засасывало желание контролировать ситуацию – и стыд за то, что она всерьез обдумывает предложение Ся Чжуна. – «Постулаты» запрещают войну, – проговорила она слабым голосом. – «Постулаты»? – голос Ся Чжуна сочился презрением. Он как будто не видел, что прямо у него перед носом лежит гора всех возможных изданий этой книги. Как будто не осознавал, что должность Министра ритуалов существовала только потому, что существовали «Постулаты». Хэсина не соглашалась со всеми высказываниями Первого и Второго, особенно с теми, которые касались пророков. Но в то же время она была не согласна со словами, которые в следующий миг произнес Ся Чжун: – «Постулаты» – всего лишь бумага. В этот момент в жизни Хэсины закончилась целая эпоха. Никогда больше она не сможет посмеяться над пародиями Лилиан. – Зачем вам такие деньги? – спросила она. Это была какая-то бессмыслица, а Хэсина устала от вопросов, на которые не могла получить ответов. Министрам платили достойную зарплату. Чтобы починить крышу или купить новую одежду, Ся Чжуну было не обязательно прибегать к таким мерам. – Мы с вами не на допросе, дянься, – дружелюбно проговорил министр. – Я предлагаю вам сделку. Партнерство. Судебное слушание в обмен на войну. Решайте. Либо да, либо нет. Нет. Она должна сказать «нет». Но она не могла заставить себя произнести это слово. Молчание затягивалось. Хэсина чувствовала, как у нее между лопатками стекает капелька пота. Нужно провести черту. Но где? Ради этого суда она совершила измену. Она шантажировала Ся Чжуна ради этого суда. Каждый раз она проводила черту, только чтобы снова пересечь ее. Она не боялась, что придется чем-то пожертвовать. Она была готова идти на компромиссы. Но тогда она станет человеком, к которому ее отец относился бы с презрением. На ее спине выступил холодный пот. Она поднялась на ноги и перевела взгляд на лысую голову министра. Подождала, пока он посмотрит ей в глаза. – Я не допущу, чтобы люди поверили в ложь, которая будет стоить тысяч невинных жизней. И вам не позволю обманывать народ. Помните об этом, если захотите подставить кого-нибудь еще. Она оставила письмо на столе. Этот жест говорил сам за себя. Она могла себе это позволить – писем у нее было много. Не произнеся ни слова, Ся Чжун поднес письмо к свече и поджег его. * * * – Как бы я хотела засунуть эту палку ему в задницу! – взревела Лилиан и вогнала рукоятку сачка в усыпанную камешками землю. Они сидели на берегу одного из шелковичных прудов. Их окружали ивы, склоняющие ветви к водам, на которых качались шелковые нити. Это было самое тихое место во всех императорских садах. – Или сварить его в котле с красителями. Мы с девочками подумали, что этой зимой стоит ввести моду на оттенки розового и серого. Как думаете, монаху пойдет лиловый с розоватым отливом? Цайянь вздохнул, и Лилиан переключилась на него: – Что? Тебе тоже что-то в задницу засунули? Оставив слова Лилиан без внимания, Цайянь повернулся к Хэсине. – Вы храните письма в надежном месте? – Да. – Она положила их под половицы рабочего кабинета. Это было единственное место, куда не заглядывали ее старательные горничные. – Хорошо. Не нужно их использовать. – Еще как нужно! – зарычала Лилиан и закинула сачок в пруд. Яньские шелкопряды плели свои коконы не на шелковичных деревьях, а на листьях водяных лилий, что значительно упрощало процесс сбора коконов: было достаточно сачком захватить из воды сырой шелк. Но сегодня, глядя на Лилиан, можно было подумать, что она с гарпуном охотится на тигровую акулу. – Все это время мы недооценивали Ся Чжуна, – проговорил Цайянь.