– Дай мне противоядие, – требует она. – Я заплачу любую цену. Забери мой язык, глаза, уши. Черт, забери мой хвост и сделай его своим. Какой бы ни оказалась цена, я готова заплатить. Я не отвечаю. Девушка рассматривает меня с другой стороны котла. Глаза светятся под густыми ресницами. Ее ярость рвется наружу не только через слова. – Один день уже прошел. Как можешь ты вот так бездействовать? Ей осталось жить три дня! Девушка поднимает руку, словно чтобы перевернуть мой котел. Ее ярость отражается на прекрасном лице. – Я бы на твоем месте не стала этого делать, – говорю я, сохраняя спокойствие перед лицом ее гнева. Это лишь еще больше злит незваную гостью, но руку она убирает – умная. Когда русалка снова начинает говорить, ее голос надрывается, а ярость накатывает новой волной. – Верни мою сестру. Ты украла ее у меня. У всех нас. Ты знала, что ее просьба – безнадежная просьба – смертный приговор, – и все же ты это сделала. – Она скалит зубы и почему-то выглядит даже младше. Девушка ненамного старше русалки, которая побывала здесь. Самые юные потомки морского царя. – Знаешь ли ты, что сделает морской царь, когда обнаружит твою выходку? Что мой отец сделает? Зачем снова это начинать? Ты знаешь об опасности. Зачем? Я серьезно смотрю на девушку и знаю, что она видит – молодое лицо и темные волосы, пронизанные серебром. Я такого же цвета олова, как и весь мой мир. Должно быть, ей я кажусь достойной своей репутации. Тварью, которую русалку научили бояться, – чудачество природы, привязанное к убежищу ее могущественным отцом из-за своих способностей. Девушка приплыла сюда, полная огня и злобы, пылая от ярости из-за того, что ее оставили позади. Злясь на то, к чему может привести сделка Алии. Но она все же приплыла, несмотря на мою репутацию. Потому что любит сестру так же сильно, как Алия (как она думает) влюблена в того мальчишку. – Дитя… – Руна. Называй меня по имени. Ты не моя ома. Эти слова почти заставляют меня улыбнуться – я точно не ее ома. – Руна, я уже знаю, что сделает твой отец. Он уже побывал здесь и сделал это. И поэтому я не могу тебе помочь. Я почти чувствую за своей спиной безмолвное осуждение Анны – нож всегда готов к работе. Хотя это не было очевидно по сделке с Алией, конечно же, эта девушка знает ее историю: магия примет кровь юноши, если ее сестра потерпит неудачу в любви. Я могла бы сейчас отдать русалке нож. Но требовался обмен. До этого момента я исполняла работу без обещания оплаты. – Ты не можешь… – произносит девушка, ломаясь, несмотря на очевидную силу. Ее голос слабеет, предвещая накатывающие громкие и тяжелые всхлипы. – Ты словно оторвала мою руку. Она моя двойняшка. Моя вторая половинка. Пожалуйста… – Твой отец лишил меня магии. Я хочу помочь тебе, но одной просьбы недостаточно, Руна. Девушка раздраженно ударяет по котлу. Вокруг моих полипов раздается металлический звон, устремляясь к самой поверхности – к солнцу, лучи которого едва пробиваются сюда. – Ты изменила Алию, подвергла опасности ради одного глупого мальчишки, который даже ее имени не знает. Желания ее сестры-двойняшки вернуть девушку должно быть достаточно. Мне больше ничего не нужно. Меня должно хватить. Я смотрю на нее и улыбаюсь, что раздражает русалку еще больше. – А, но у тебя есть то, что мне нужно. Девушка хмурится. Она не спрашивает, а ждет, когда я четко объясню, что ей нужно сделать. – Видишь ли, я знаю тебя, Руна. Знаменитая садовница, разве нет? Маленькая Руна и ее особенные цветочки. Алия, да, она известна красивыми вещами, которые умеет создавать, – говорю я, махнув в сторону красных цветов. Русалочка предлагала мне их, прежде чем я забрала ее голос. – Но она не способна сделать то, что может ее двойняшка. Руна, младше всего на одну минуту; та, что поддерживает силу отца, предоставляя ему столько рикифьора, сколько он сумеет проглотить. Что-то в глазах девушки твердеет – замерзший мед в зимний день. – Они охраняются. Даже я не могу отправиться туда без присмотра. Я не могу… – Тогда я не способна тебе помочь. – Руна сжимает челюсти, а я продолжаю: – Твой отец явился ко мне, раздраженный бесполезными попытками вернуть Алию. Опьяненный рикифьором, он напал на меня. Твой отец атаковал мои силы – ослабил единственное существо, способное спасти Алию. Чтобы у меня были силы спасти ее, мне нужно вернуть их. Уверена, тридцать цветков хватит. – Я не могу принести тебе тридцать цветков. Возможно, один. Но тридцать? Они защищены магией и охраняются вооруженными стражами. Никак нельзя… – Тогда семена. – Но… – Руна, – говорю я, обхватывая ее талию щупальцем и подтягивая русалку к себе. Нужно отдать ей должное, девушка никак не реагирует – не моргает, не морщится в отвращении, не дрожит от страха. Ее лицо непроницаемо, суровое, полное решимости. – Я не могу изменить свою цену. Ты должна решить. Если хочешь, чтобы твоя сестра жила, принеси мне цветы, и мы заключим сделку. Тогда ты получишь желаемое. 5 Руна Покинув логово морской ведьмы, я чувствую, как меня накрывает волна ужаса. Неужели я действительно была такой наивной, чтобы подумать, будто это существо – этот скользкий монстр – подарит мне какую-то надежду? Вообще вся эта встреча казалась отрепетированной – словно она ждала меня и уже была готова. Ведьма следовала своему сценарию – прямо как актеры в наших ежемесячных лунных пьесах умоляют о невозможном во имя любви. Алия никогда не упускала шанса проявить свои театральные способности на сцене. Но что она теперь станет делать без голоса? Нет голоса. Больше никаких пьес. Я качаю головой. Это последняя из проблем Алии. Хоть я покинула мутные воды ведьмы и возвратилась в прохладную синеву открытого моря, я больше не уверена, что верну свою вторую половинку живой. Потеря уже давит на плечи. Я боюсь, что буду нести ее вечно, если потерплю неудачу. Нет, я все исправлю. Я достану противоядие. Я спасу Алию. Я ее не потеряю. Я плыву дальше. Однако остается большая проблема. Отец пересчитывает эти цветки, как пересчитывал бы золото, если бы являлся другим царем. Но моему отцу не золото дает власть, а магия. А мои цветы магические. Да, ведьма, я садовница. «Маленькая Руна и ее цветочки» – ведьме известна распространенная поговорка. Несмотря на всю красоту, которую способна создать Алия, именно я могу заставить упрямые цветы расти. Важные цветы. Но я говорила правду, когда сказала, что даже мне не позволят войти в сад рикифьоров без надсмотра. Рикифьора нельзя касаться – ни мне, ни кому-то другому. Только если охрана отца – как физическая, так и магическая – не посчитает, что это можно сделать в определенное время. Мне не нравится терять драгоценные минуты. Но если нужно достать эти цветы, я не преуспею посреди дня – следует подождать наступления ночи, чтобы попытаться пробраться туда. В действительности я вообще ничего не смогу сделать, если отец обнаружит мое чересчур долгое отсутствие. Я направляюсь из логова морской ведьмы прямо на территорию замка. Морское царство видно на мили вокруг. Оно светится ярким лазурным голубым. Я проскальзываю в главные ворота и проплываю в извивающиеся коридоры, словно все нормально. Улыбаюсь всем нужным людям и перекидываюсь вежливыми фразами. Потом занимаюсь своими делами, притворяясь, что отсутствие рядом со мной Алии совершенно нормально. Днем начинаются мои занятия – пение, танцы, человеческое искусство – с сестрами. Отсутствие Алии маячит в воде между нами. Каждая капля набухает от непрерывно растущей тревоги. И все же мы молчим. Если отец услышит наши разговоры, станет только хуже. После уроков и ужина – во время которых я все время смотрела куда угодно, только не на место Алии – в развалинах моего отвлеченного разума начинает формироваться план. Возможно, это единственный способ добыть для ведьмы цветы, получить противоядие и доставить его. Это будет нелегко, но разве у меня есть выбор? Я не могу просто позволить Алии остаться там и умереть – даже если она не желает возвращаться со мной. Жить с разбитым сердцем лучше, чем раствориться в морской пене. Должно быть так. Я рано иду спать, притворившись больной. Сестры же не верят мне. Когда замок становится темным и тихим, Эйдис заклинанием вызывает свет. Я уже не сплю, прокручивая в голове свой план и уставившись в потолок наших покоев. Другие мои сестры – Ола и Сигни – садятся на мою кровать, находя себе место среди одеял. Темно-синие, почти черные глаза Эйдис – цвета самой глубокой части океана в самый облачный день – встречаются с моими. Обычно сестра покрыта пылью от алмазов от линии волос до подбородка. Ночью же ее лицо чистое. Эйдис выглядит серьезнее, чем когда-либо в жизни. – Она отправилась на поверхность, не так ли? Ради Ольденбурга. Я сажусь прямо. Это уже достаточное подтверждение. Всхлипы, засевшие глубоко в моем горле сегодня утром, снова поднимаются – мощные и уродливые. Сигни ближе всего по возрасту ко мне и Алии. Она уже все поняла и скрестила руки на груди. Кончики ее выкрашенных чернилами волос касаются мурашек на руках. – И это сделала морская ведьма, не так ли? Я киваю. Глаза Олы расширяются. Она задает и свой вопрос. Может, я и двойняшка Алии, но Ола больше всего на нее похожа – светловолосая и воздушная. Такая, какой и представляют русалок большинство людей. – Мы что-то можем предпринять? – Она хватает обеими руками мою и сжимает. – Скажи мне, что нам сделать. Должно же быть хоть что-то. Я подавляю всхлип. Мне не хотелось вовлекать в это сестер. Ведь чем больше нас окажется вовлечено, тем скорее отец узнает об этом. Но теперь я не могу оттолкнуть их. – Существует противоядие. Только вот отец навестил ведьму и ослабил ее так, что она не может приготовить зелье. Мне нужно сначала ей кое-что принести. – То, как сестры смотрят на меня, говорит об одном: они знают, что нужно ведьме. – Но отец… – Как? Они охраняются… – Он так разозлится… – Знаю! – Всхлип все-таки вырывается из горла. Голос становится слишком громким. Я закрываю глаза, чтобы успокоиться. – Знаю, – снова произношу я, в этот раз тише и сдержаннее. – Но мы все понимаем, каков его гнев, – нам всем несложно представить, что он сделал с ведьмой. Ей требуется цветок, чтобы стать достаточно могущественной и помочь Алии. – Нет, нет, нет, – настойчиво повторяет Ола. – Следует рассказать отцу. Если мы станем делать это за его спиной, будет только хуже. – Она встает с кровати и направляется к двери, ведущей из наших покоев в семейное крыло. – Нет! – резко произношу я, вскакивая с кровати и преграждая ей путь. – Мы не можем ему рассказать. Отец уже напал на ведьму. Если он узнает, что она готова помочь нам, а не ему, это не обрадует его. – Ты шутишь? – хмурится Ола, скрещивая руки на груди и вскинув бровь. Она говорит все еще слишком громко. – Он нас наградит. Эйдис несется вперед и берет лицо сестры в руки, заставляя Олу смотреть ей в глаза. – Ола, последнее, в чем заинтересован наш отец, – это поощрение. Он не станет начинать этого делать сейчас. Ола не отвечает ей. Вместо этого сестра смотрит на меня. – Откуда ты знаешь, что он напал на ведьму? Откуда тебе знать, что она не врет? Мы все в курсе этих историй – морская ведьма достаточно могущественна, чтобы спасти море или разрушить его. Зачем ей помогать Алии после того, как она отправила ее на смерть? Возможно, ведьма просто хочет получить рикифьор, чтобы стать еще могущественнее. Она однажды уже почти уничтожила нас. На что колдунья станет способна с силой этих цветов? Все это могло быть правдой. Но нужно попробовать. Я поверила словам ведьмы, что отец примчался к ней, разъяренный. Ведь он сам не в силах вернуть Алию. Это было очень похоже на отца – сколько себя помню, он стал параноиком после той катастрофы, что обрушилась на нас вместе с Аннамэтти. Рикифьор увеличивает его силу. Отец чувствует, что все находится под его контролем, но также становится капризным. Он уже не тот царь, каким был первую сотню лет своего правления. – Ола, ты должна мне довериться, – говорю я. – Я встречалась с ведьмой, и я ей верю. Нужно попробовать.