— Ни фига себе, детский труд! Ты вон каким детиной вымахал. Нет все же правильно на Западе поступают. В восемнадцать под зад коленом детям и гудбай. — Ба, это все мифы. У них все точно так же, как и у нас. Родители своих детей любят. — Да? И откуда мы все это только знаем? Это была веселая словесная пикировка по дороге между бабушкой и взрослым внуком, говорящая о любви и исключительном доверии между нами. Я уже обожал эту женщину всей душой. В прошлой жизни у меня не было старших. Я рос в детдоме. Мы пришли домой в трехкомнатную квартиру, расположенную в старом, еще дореволюционном, доме. Год назад, тут наконец сделали капитальный ремонт, впервые за восемьдесят с гаком лет. Дом представлял из себя культурную ценность и был бывшим особняком царского генерала. После революции особняк превратили в коммуналку, которую расселили только к концу семидесятых. Такой ремонт сам по себе был огромной редкостью, а то, что деду оставили эту квартиру вообще было чудом. Этому нашлось объяснение. Дед — фронтовик, ученый гидролог, проработавший всю жизнь на почтовом ящике, пользовался большим уважением у своего начальства, которое помогло решить вопрос с квартирой. Когда мы зашли, он возился на балконе, превращенном в импровизированную мастерскую, со старым утюгом. Я поздоровался с ним, он сосредоточенно пробурчал, что скоро подойдет и отправил меня на кухню обедать. Я оглядел место, где я теперь буду жить. Довольно уютно. Одна из комнат была выделена мне, вторая служила спальней для деда с бабушкой, а третья, самая большая из всех по площади, выполняла роль гостиной или зала, как тогда говорили. Какое-то теплое, необъяснимое чувство охватило меня, когда я почувствовал себя дома. Я зашел в свою комнату. Она была не очень просторной, но со своим окном. Просто обставлена. Платяной шкаф, стол, за которым я учился, раскладной диван и тумба. У тумбы стояла гитара, я подскочил к ней и попробовал взять пару аккордов. К моему удивлению у меня классно получилось. В прошлой жизни я так и не научился музицировать, хоть и обладал слухом. Я непременно этим воспользуюсь. Ни магнитофона, ни телевизора в комнате не было. И я вспомнил, что обычно, в советских семьях они стояли в общих комнатах. Зато на стене висели полированные деревянные книжные полки. Максим Бодров любил читать. Это хорошо. Я взял учебники по математике и физике. Через десять минут я узнал, что мой котелок очень прилично варит — я быстро порешал несколько задач. Сверившись с ответами, я убедился, что они все правильные. Где-то тут должен были быть мои школьные дневники успеваемости. Я полез в письменный стол. После минутного обследования содержимого я обнаружил перочинный нож, фонарик, альбом с марками и гигантскую заначку в тридцать девять рублей. Я вспомнил, что Максим копил на подержанный мопед «Верховина-6». Этот железный конь был больше других похож на настоящий мотоцикл. Кончено, все мальчишки мечтали о чехословацкой Яве, но такой агрегат стоил неподъемных, для меня, тысячу рублей. А еще чтобы его приобрести взрослым нужно было выиграть право на покупку в лотерею, и потом стоять пару лет в очереди. С мопедами такой проблемы не было. Предыдущий хозяин моего тела упорно набирал необходимую сумму. Бабушка не одобряла мечту Макса, называя все мопеды и мотоциклы сатанинскими конями. Но многие ребята, товарищи Максима Бодрова рассекали по улицам города на своих железных питомцах. В конце концов я нашел свой дневник за десятый класс и просмотрел оценки. В нем в основном присутствовали четверки, пару троек и даже одна пятерка по географии. Ну что же и на этом спасибо, выходило, что родители наградили Макса хорошими мозгами. Изучив содержимое стола и оставшись довольным порядком в своей комнате, я отправился на кухню. Там уже сидели дед с бабушкой. Еда была отменной. Борщ, котлету с пюре я умял, как голодный пес. За разговорами мы перешли к чаю. Я много спрашивал о своем детстве, жизни бабушки и дедушки. Дед ни в какую не желал рассказывать о прошлом и том, как погибли мои родители. Я понял, что рана от их утраты до сих пор не зажила и не стал мучить его вопросами. — Придет время — все узнаешь. Тебе сейчас нужно думать об учебе и выпуском вечере. Ты же танцуешь танго с Машей Баландиной? — ласково сказала бабушка, давая понять, что разговор про родителей закончен. Это озадачило меня, но я не подал виду. — Да. — Я хотела бы посмотреть на это, но увы. — Ты же знаешь, что мы не сможем прийти. Сплошные загадки. Я не стал пытать их. По основным вопросам, там, где у меня были пробелы в памяти, я узнал всё, что мне было необходимо. Взяв с собой немного денег, я попрощался с родными и отправился в обратный путь. Мне нужно было поскорее выписаться из больницы, чтобы попасть на выпускной. Я захватил в бакалее универсама две шоколадки «Вдохновение». Одну для Анечки, другую для Натальи. Вытащив пижаму из дупла и быстро переодевшись, я вернулся той же «дорогой жизни» к больничному корпусу очень вовремя. Был уже вечер и дежурная медсестра прямо за мной закрыла дверь на ключ. Поднявшись в отделение, я осторожно выглянул из-за угла, не желая попадаться на глаза никому из медицинского персонала. Казалось, что мое отсутствие никто не заметил. Но на самом деле это было не так. Я тенью проскочил мимо сестринского поста и зашел в свою палату. Я вспомнил, что со мной лежал генерал — брат главврача. Но его койка пустовала. Не успел я приземлиться на свое место, как в комнату зашла Анечка. Она старалась говорить дружелюбным тоном, как можно мягче — Ты прости, меня — дуру. Не знаю какой бес попутал. Надо было бабушку твою пропустить. — Да все нормально. — К тебе приходили. — Кто? — Из милиции, молодой такой — тебя спрашивал. Смирнов. Так представился. Сержант, совсем молодой. — Что хотел? — Сказал, что тебя к награде представили. А милиционер явно обладал чувством юмора. Не захотел при всех объяснять зачем я ему понадобился. — Да ну. — Да сказал, чтобы ты обязательно зашел к нему в отделение на Лесной, как выпишешься. Или ему придется тебя ловить на выпускном. А ты что, преступников поймал, да? — ее глаза горели интересом. Теперь понятна смена ее интонации — я в ее глазах герой. — Да, нет. Он пошутил. — Не скромничай. Я не знал, что ей ответить и полез в свою спортивную сумку, куда положил шоколадку. — Это тебе. Анечка раскраснелась, взяла шоколаду и прижала ее двумя руками к груди. — А вот это вот лишнее было. Не стоило — На здоровье Ань. Ты скажи, а выходные никак нельзя выписаться? — Нет, конечно. А куда ты собрался? — Уже никуда, — Слушай, а он правда генерал? — я кивнул в сторону кровати старика. — Ага. — А где он? — Так его домой на выходные отпустили и увезли. — А разве так можно? — Ему можно. Он человек уважаемый, к тому же брат нашего Главврача, — она вежливо назвала своего руководителя по имени отчеству.