Глава 2 Князь: Печальнее не слыхано на свете Сказанья о Ромео и Джульетте. – Это какая-то ошибка, да? – За считаные секунды я протолкнулась сквозь толпу и распахнула дверь в кабинет Джоди. – Джульетта? Я слышу, как что-то со звоном падает на пол. Кабинет Джоди выглядит как чердак, набитый сувенирами с каждой постановки в Стиллмонт Хай. Здесь афиши, реквизит и даже фрагменты декораций рассованы по полкам. Что-то похожее на медную дверную ручку катится по полу передо мной. Джоди встает из-за стола, крупные бусины из бирюзы перестукиваются на ее шее. – Ты недовольна, – отмечает она, рассматривая меня через свои ярко-красные очки. Они выглядят еще ярче на фоне ее седых волос. – Я думала, ты обрадуешься. Я чувствую, как на плечи опускается груз. От нервозности в животе разверзается дыра. – Это не ошибка? – спрашиваю я слабо. – Это не Энтони надо мной подшутил, и это не опечатка неумелого девятиклассника, которого вы попросили напечатать список? – Нет, неумелая здесь только я, – говорит Джоди с оттенком усмешки. – Я проходила прослушивание на роль синьоры Монтекки, а не на главную! – Я едва удерживаюсь от истерики. Она поднимает бровь без улыбки. – Ну, ты получила главную, – говорит она ровно. – Почему? Я не хочу. Не могу. Можно я буду кем-то другим? Кем угодно? – Я знаю, что звучу жалко. – Ты просто нервничаешь, Меган. – Джоди скрещивает руки на груди, но тон ее смягчается. – Только на твоем прослушивании, да еще у Энтони Дженсона, чувствовалось истинное понимание материала. Я видела, как ты режиссировала шекспировские пьесы ранее, и знаю, что ты понимаешь пьесу. Ты Джульетта, хочешь ты этого или нет. – Джоди, прошу, – теперь я действительно звучу умоляюще. – Вы же знаете, что я пришла на прослушивание только потому, что ТИЮО требует иметь такую строчку в резюме. Я никогда в жизни не играла на сцене. – Это будет полезный опыт. Я не жду, что ты получишь премию «Тони», – говорит Джоди. – Ну, вы же не хотите, чтобы пьеса «Ромео и Джульетта» стала комедией? Нет? Тогда… – Меган, – она резко обрывает меня. – Ты прошла прослушивание. Ты получила роль Джульетты. Соглашаться или нет – дело твое, но все остальные роли уже заняты. Я знаю, что выбора нет – и Джоди тоже это знает. Уже конец сентября. Постановка – мой последний шанс получить роль на сцене перед тем, как подавать заявление в колледж в декабре. – Вам это не понравится. – Я раздраженно вздыхаю и тянусь к двери. Едва шагнув из кабинета Джоди, я впечатываюсь во что-то твердое и плоское. – Оу, – слышу я голос сверху. Ну конечно. Я делаю шаг назад и вижу ухмылку Тайлера на внушительной высоте сто восемьдесят сантиметров, или сколько там. – Привет, Джульетта, – говорит он, и его глубокий голос производит на меня такой эффект, который, честно говоря, я бы не хотела испытывать. – Это немного неловко, а? Тут меня осеняет. Тайлер – Ромео. А я – Джульетта. Я быстро прихожу в себя. – Идеально, мы с тобой в ролях тех, кому не суждено быть вместе. Он смеется и поворачивается лицом к Маделайн, которая подошла и встала рядом с ним. Не то чтобы это было важно, но мы с Тайлером встречались в прошлом году. А теперь нет. Теперь он с Маделайн, но я не ревную и не обижаюсь. В каком-то смысле я этого ожидала. Откровенно говоря, нелюбовь к актерству – это не единственная причина, почему я не хотела роль Джульетты. Другая причина в том, что я не Джульетта. Я не из тех девушек, которые остаются в центре сцены в финале любовной истории. Я предыдущая – та девушка, с которой парень встречается перед тем, как встретить свою истинную любовь. Все мои отношения заканчивались именно так. Взять хотя бы Тайлера. Он единственный парень, в которого я почти даже влюбилась, и он бросил меня полгода назад, чтобы начать встречаться с моей лучшей подругой. Но я в порядке, правда. Все знают, что Тайлер и Маделайн созданы друг для друга. Кроме того, я к такому привыкла. Это началось, когда мне было одиннадцать. Я только успела объявить Люси Реджис о том, что навеки влюблена в Райана Рейнольдса и мечтаю выйти за него замуж. И на следующий день мы узнали, что он женился на Блейк Лайвли. Не то чтобы это было настоящим примером. Но это было знамением. Первый мальчик, которого я поцеловала (в седьмом классе), передал мне на уроке обществознания на следующий день записку, в которой сообщалось, что он собирается пригласить Саманту Вашингтон на выпускной. С тех самых пор они вместе. В девятом классе мой первый настоящий бойфренд изменил мне со своей соседкой, которой, как оказалось, была Люси Реджис. Они только что отметили свою третью годовщину. Это случалось снова и снова. Это не «проклятие» или какая-то подобная ерунда, но это и не просто совпадение. Вот поэтому я и не могу себя представить Джульеттой, символом вечной любви в западной литературе. Если мир – театр, как писал Шекспир, то у меня второстепенная роль. Или я вообще за кулисами. – Ты же не собираешься увести моего парня, правда? – дразнит Маделайн, обнимая Тайлера. – Нет, это скорее по твоей части, – резко отвечаю я, не подумав. Лицо Маделайн сразу же вытягивается, и я боюсь, что она в сотый раз расплачется. Когда Маделайн призналась мне в своих чувствах к моему тогдашнему бойфренду, пришлось обнимать и успокаивать ее два часа, прежде чем она перестала плакать от чувства вины. Это не было изменой – Маделайн настолько ответственная, что сказала мне даже до того, как призналась ему. Это было больно, не стану скрывать. Но я знала, что так заведено. Я знала, что случится у нас с Тайлером. И понимала, что сделаю только хуже, если попытаюсь бороться с неизбежным. Уж лучше дать отношениям прекратиться, пока я не успела в него по-настоящему влюбиться. Я поспешно кладу руку на ее плечо. – Это глупая шутка, Маделайн, – говорю я ей. – Вы созданы друг для друга. Она облегченно улыбается и прижимается к Тайлеру. – Вы пойдете на вечеринку труппы? – спрашивает он. – Где? Вечеринки труппы организуют ученики-театралы в Стиллмонт Хай. Театр идет шестым уроком, но репетиции часто тянутся до пяти или шести вечера. Для каждой постановки труппа и команда выбирают одно место для пострепетиционных ужинов и вечеринок. Я только надеюсь, что это не у Тайлера дома. – В Вероне, разумеется. – Он ухмыляется, будто это отличная шутка. Я тяжело вздыхаю. Стиллмонт всего в часе пути от Орегонского Шекспировского фестиваля в Эшленде. Не случайно у нас один из самых сильных школьных курсов театрального искусства в штате, а то и в стране. Когда меня не заставляют играть самую знаменитую женскую роль в театре, я вообще-то очень рада, что у нас такой учитель, как Джоди, не говоря уже о финансировании отделения. Впрочем, к сожалению, в близости к Эшленду есть и минусы. А именно – непомерное обилие ресторанов с «шекспировской» темой. Пиццерия «Верона» – из худших. Тайлер то ли не слышит, то ли делает вид, что не слышит. Он смотрит на Маделайн. – Я тебя потом отвезу домой. – Но мне нужно… – начинает она. – Я знаю, – перебивает Тайлер, любовно потягивая ее за хвостик. – Балетное выступление твоей сестры. Я тебя вовремя привезу домой. Я закатываю глаза. Смотреть на то, как они ведут себя, когда вместе, – самый быстрый, хотя не самый простой, способ задушить все чувства, которые у меня могли только оставаться к Тайлеру. Теперь, когда я смотрю на него, даже не могу представить его своим парнем – независимо от того, как его объективное соответствие некоторым стандартам мужской привлекательности иногда на меня влияет. Они обмениваются быстрыми улыбками, выглядя как счастливая парочка из рекламы таблеток от импотенции. Я бы их ненавидела, если бы не была за них так счастлива. * * * Я иду к ресторану пешком, а Тайлер вместе с Маделайн едут на машине. «Верона» всего в десяти минутах от школы – я бы туда могла ходить каждый день, если бы не считала это место отвратительным. Надеюсь, что самый верный способ избавить труппу от стремления собираться в «Вероне» – это один раз там поесть и отравиться. С парковки я оглядываю вывеску, которая сегодня гласит: «Есть пиццу или не есть? Вот в чем вопрос». Я качаю головой. Бард[4] бы вами гордился. Внутри еще хуже. Деревянные панели кабинок перемежаются фресками детсадовского уровня качества, изображающими средневековые крепости и башни, среди которых нелепо порхают неуместные цитаты из «Ромео и Джульетты»: буквами трех разных размеров над автоматом с газировкой написано «А что такое имя?», и я прохожу мимо «Где там Ромео?», что над входом в галерею игровых автоматов. Да-да, там есть игровые автоматы, а цитата вообще с ошибкой. В книге точно «Где же Ромео?». За большим столом в глубине ресторана тесно сидит вся театральная труппа, но когда я подхожу, Энтони Дженсон двигается, чтобы я могла сесть. У него в руках экземпляр пьесы, и как только я сажусь, он его открывает. – Этот монолог великолепен, – произносит он через минуту. – Э-э, какой именно? – Я склоняюсь к нему. У него точно важная роль, в этом я уверена. С тех самых пор, как он к нам перевелся в девятом классе, когда Джоди переманила его из школьного округа, где чернокожему актеру не давали главных ролей, у него в каждой постановке роли только крупные. Он поднимает на меня взгляд, делая вид, что возмущен. – Ты не посмотрела, кого я играю? – Он роняет сценарий на стол передо мной. Я читаю открытую страницу. Это монолог Меркуцио о королеве Маб. – Все считают, что лучшая мужская роль – это Ромео, – продолжает он с жаром, – но Меркуцио сыграть намного сложнее. У него длинный монолог, сцена смерти… – он осекается. – Что я такое говорю? Я же разговариваю с Джульеттой!