– Прости, – выдавила тихо я, потупив взгляд. Поблагодарив офицера, мама вернулась ко мне. Несмотря на заплаканный вид, мне впервые довелось ощутить её строгость. – Где Блэк? – спросила она, тем самым приведя меня в чувство. А точнее, окончательно сбив с ног. – Я… я… Осознав, что не получит внятного ответа, мама с горечью поджала губы. – Тебе плевать не только на себя. Но и на тех, кто тебя любит. Запахнув халат, она скрылась в подъезде. Спустя несколько мучительных секунд, я последовала за ней. И с каждой минувшей ступенькой всё больше себя ненавидела. Сегодня я подставила всех тех, кто не оставлял надежды. Тех, кто хотел разглядеть во мне что-то большее, чем комок изо льда и иголок. Теперь я их потеряла. ГЛАВА#13 ЯНИС Мне всегда нравилось блуждать по ночным улицам Мирного, наслаждаться свежим воздухом и наблюдать за Луной – холодной, одинокой, а порой будто живой. Закинув капюшон на голову, спрятав руки в карманах, я вышагивал по разбитым плиткам аллей и думал о завтрашнем дне. И каждый новый раз он рисовался мне мрачнее, чем было вчера. После смерти родителей, что ушли друг за другом, я словно перестал верить в реальность. Так было легче всего: выдумать альтернативный мир, где все проблемы не имели смыла. Он не был полон радости, но и не кормил отчаянием. Просто вакуум, который помогал тебе выстоять и в конец не свихнуться. В свои семнадцать я стал тем, с кем не принято общаться. Погнанный со школы, не имеющий работы и лишившийся всего того, ради чего стоит жить. Словно кто-то всё решил за меня. Поставил крест на судьбе и теперь с ухмылкой наблюдал, как разумное существо становится никчёмной тенью. Справедливости ради, я был такой не один. Однако, нас кое-что отличало: они строили из себя погибающих, а я делал вид, что смогу выжить. На деле и то, и другое было обманом; коварной лживой надеждой из осколков наивности. Да, я любил вышагивать по пустынным улочкам Мирного, наслаждаться тишиной и размышлять о сокровенном. Но не сегодня. Голубоглазый дьяволёнок, что свалился мне на плечи, пробил брешь в титановом куполе. С появлением этой девчонки дни наполнились хаосом. Мне было велено укротить настоящий торнадо, без малейшего на то желания. Я презирал таких как она – надменных, сумасбродных и лишённых малейшей эмпатии. Но даже в этом омуте уродливых качеств, я нашёл одну, что была мне близка: мы оба жили так, словно каждый день последний. – Где тебя носило, братец? – спросил Вадик, как только я явился домой. – Тут такое кино крутили… Девки. Груди. И никакого блюра. Охренеть, как занятно… Из комнаты доносился аромат печённого теста, сигарет и постиранных тряпок. Скинув кроссовки и куртку, я прошёл в комнату, где расположились друзья. Гера сидел за пыльным компьютером, выискивая что-то на сайтах, а довольный Вадик растянулся по всему дырявому дивану. – Не припомню, чтобы прописал вас у себя, – выразив недовольство, я плюхнулся в свободное кресло, а затем окатил взглядом комнату, в которой не осталось ни намёка на порядок. Небрежно сдвинутые шторы, крошки на столе и несколько пустых бутылок от «Колы», раскиданных по паласу. – И как вы хрюкать ещё не начали, мудозвоны хреновы? Сканирующий телевизор Вадик неестественно задрал голову, чтобы получше меня рассмотреть. – Кое-кто сегодня не в духе? С каких пор тебя бесит наше присутствие? – С тех пор, как я стал видеть вас чаще, чем собственные ноги. Обернувшись, Гера удивлённо похлопал глазами, не удосужившись возмутиться в голос. Герасим, а по матушке Артём, всегда отличался крайней молчаливостью, оттого и получил «говорящее» прозвище. Он был самым старшим из нас и самым, как мне казалось, сметливым. Что нельзя было сказать о блондине. – Мы и есть твои ноги, – радостно добавил Вадик. – А ещё ручищи, голова и прыщи на заднице. Мы – твои друзья. Пора смириться с этим. – Ты меня просто осчастливил, – бросил я, а затем принялся разглядывать стёсанные на руках костяшки. Запёкшаяся кровь виднелась на пальцах и немного на рукавах. Недовольно простонав, Вадик оторвался от подушки. Товарищ понял, что дела куда серьёзнее неважного настроения. – Подрался с кем? – устало поинтересовался он. – А фамилия твоя Узнакайка? Придурок на секунду задумался. – С утра был Орлов. – Так и лети отсюда, птица. Было подло выносить свои проблемы на парней, но я ничего не мог с собой поделать. Меня буровило изнутри, прожигало каждую клетку, и всё что мне хотелось, так это побыть в одиночестве. – Теперь всё ясно, – хмыкнул Орлов. – Снова спасал свою ненаглядную? И в какую передрягу она влипла теперь? – Не называй её так! – взбунтовался я, но сразу же понял, что прозвучал безмала странно. – Плевать я на неё хотел. Будь моя воля, вообще бы не видел. – А что тебе мешает послать девчонку к чертям? – Ты сам всё знаешь. – Вот только не нужно пасовать на просьбу безутешной матери, которая не может приструнить свою кровную пигалицу, – приподнявшись, он подошёл к комоду и взял рамку с фото. На чёрно-белой карточке улыбались родители. Он сделал это нарочно. – Есть проблемы куда важнее, Янис. Когда же ты это поймёшь? Пора подумать о себе. Меня будто ударило током. Вскочив с места, я вырвал портрет из его рук и дал себе время, чтобы отдышаться. – Почему же тогда Вера приняла мои проблемы за свои? Где бы я был, если бы она не взяла меня под крыло? В доме для отбросов? Ты хоть понимаешь, что меня ждало? Понимаешь, дурень?! И вот снова перед глазами заплясали тёмные пятна. Фантомная игла прошлась по позвоночнику и врезалась в голову. Вот только боль была настоящей. Пошатнувшись, я выронил портрет на пол и повалился вслед за ним. Комната начала нещадно вращаться. – Прости, братец, – обеспокоенно выдохнул Вадик, опустившись на колени. Его рука упала мне на плечо. – Зря я всё это начал. Я практически его не слышал. В ушах стоял гул. Сердце колотилось как после пробежки. Подобные приступы были мне не в новинку, но с каждым разом они становились сильнее. Сегодня я впервые потерял равновесие. – Только благодаря ей я всё ещё с вами, – болезненно прошептал я, ибо не мог по-другому. Меньше всего мне хотелось выглядеть слабым, но пронизывающая до костей боль отобрала все силы. – Уясните это, наконец. По-прежнему встревоженный Вадик протянул мне таблетки, от которых я сразу же отмахнулся. Ещё не существовало того анальгетика, который был способен мне помочь. – Я всё знаю, Янис. Знаю, правда. Ты только не кипятись. – Вот только не нужно этой жалости… Мама всегда говорила, что мужчина должен быть сильным. Готовым всегда постоять за всех тех, кто тебе дорог и исключать минуты слабости. Никогда не предавать и любить всегда искренне. Но она ничего не сказала о том, как быть тогда, когда любить больше некого? Последнее, что мне запомнилось, так выскользнувшая из её руки бутылка и навечно потухший, виноватый взгляд. Она говорила о принципах, которым решила не следовать. Она меня предала. После нескольких минут своей личной агонии, я снова стал различать силуэты. Вместе с болью поутихла и злость. Мышцы расслабились, как после контрастного душа. Всё закончилось так быстро, словно никогда не начиналось. Вадим помог мне подняться на ноги и даже предложил закурить, пусть никто из нас не одобрял подобных привычек. Мы все трое вышли на балкон и несколько минут молчали, размышляя о своём. Я всё думал о родителях, которые выбрали залить свои проблемы алкоголем, при этот наплевав на меня. А вот Вадик мысленно негодовал, ведь не мог понять моё стремление угодить Вере. И только мысли Геры всегда оставались загадкой для нас обоих. – Считаете меня болваном? – с усмешкой спросил я, неспешно выдыхая едкий дым. На это парни коротко кивнули. – Наверное, вы правы… Но, чёрт возьми, я не могу ей отказать. Не могу перестать наблюдать за несносной дочуркой, за которую болит её сердце. Она гадкая. Просто невыносимая. Меня прожигает от желания её приструнить. Но если Вера просит… Слова застряли в горле. Я снова закурил. – Ты и впрямь считаешь Герберу гадкой? – неожиданно задался Вадик. Уголки его губ подпрыгнули в хитрой ухмылке, и это мне не понравилось. Орлов был тем ещё интриганом. Зачастую, все наши неприятности были связанным с ним. Заниматься скупкой б/у телевизоров, продавать свои голоса на избирательных участках и попытаться крышевать рынок – его безумные затеи, которые никогда не приносили пользы. Я знал его с детства, но не мог понять по сей день. Впрочем, это не отменяет того факта, что Орлов всегда был рядом. – Не просто гадкой, – сквозь зубы продолжил я. – Отвратительной. Избалованной. И ещё масса эпитетов, что не вынесут уши Герасима… К чему ты клонишь, твою мать? – Я к тому, мой милый друг, что ты можешь не отказывать Вере и при этом не нянькаться с её змеюкой. Достаточно лишь притвориться помощником. – Это ещё как? – не унимался я. Вадик развернулся ко мне, облокотившись на балконные поручни. – Приручи её. Но не так, как свойственно старшему брату. Здесь нужен более жёсткий подход. Заставь её в себя влюбиться. А затем прихлопни. Я поперхнулся дымом. – Совсем ошалел? Делать мне больше нечего. К тому же, такие цацы как она не заглядываются на босяков в протёртых трико. И что значит, прихлопни? Я, по-твоему, за бабочкой-капустницей гоняюсь?