— Наш номер седьмой, это на втором. Предлагаю принять душ и немного поспать. Можно даже всю ночь. Обещаю, не подкатывать с пошлыми шутками и не шутками тоже. Ларионов продал руку, предлагая мне встать, но я как будто только сейчас осознала весь кошмар обрушившихся на меня новостей. Посмотрела на руку, на самого Тёма и, помотав головой, резко поднялась с места. Но сделав несколько шагов по направлению к лестнице, всё же обернулась: — Я в номер. Одна. Звенящая тишина в ответ и обеспокоенный взгляд. Но Ларионов и здесь проявил благородство. Он не двигался с места, сунув руки в карманы джинсов. Лишь слегка кивнул на мои слова, но вслед не отправился. Номер был крохотный, мебель практически отсутствовала: кровать, тумба, стул, а само убранство вызывало вопросы. Ощущение, что здесь давно никто не останавливался — на тумбе слой пыли. Впрочем, меня всё это сейчас не особо беспокоило. Душ принимала без эмоций, просто стояла под ледяными струями и смотрела на мокрую плитку, которая от напора покрывалась капельками воды всё больше. А затем втирала в кожу гель для душа с приторным ароматом ванили, и отчего-то эта наполнившая душевую сладость начинала раздражать. Не бывает ванильных финалов в жизни. В случае со мной это исключено. Что я здесь делаю и зачем? Пыталась себя убедить, что это просто слова Алекса. А он умеет манипулировать, не договаривая. Наверняка ведь специально всё это написал. Знал, как именно прозвучит его послание. И всё же, письмо — не пустой звук. Крут всегда двигался к пьедесталу полуправдой, но всё, что он произносил, оказывалось фактом. Пусть и искаженным оттого, что понять одну и ту же фразу можно по-разному. В этом была его сила — Алекс вызывал страх истиной. Допустим, есть шанс, что меня обошла стороной катастрофа, но и то, что она всё же произошла, вероятность огромная. Если полунамеки Крута окажутся той самой сковывающей по рукам и ногам правдой — как я жить с этим буду? Ответа, к сожалению, не находила. В любом случае, я должна взять себя в руки. Обязана. Обернувшись в полотенце, вышла из ванной и тут же уткнулась взглядом в аккуратно разложенные на кровати джинсы и майку, которые предусмотрительно оставил для меня заботливый Ларионов. Ларионов. Ла-ри-о-нов. Черт. Я вдруг сильно зажмурилась и, опустившись на колени, ударила ладонями по кровати. И ещё раз. И ещё. Одежда под ладонями смялась от моих действий, тогда я сама скинула ее в порыве и принялась бить по матрасу так яростно, как будто могла этим что-то поменять. Облако пыли от моих ударов взмывало вверх и рассеивалось в ускользающих лучах заката. А я продолжала молотить по покрывалу, как по груше, продолжая выплёскивать ненавистные эмоции. Лишь почувствовав, как горят ладони, поняла, что по щекам катятся слезы. Что же мы натворили? Теперь меня то знобило, то бросало в жар. Я растирала плечи руками и кусала губы, чтобы не кричать. Я пробиралась пальцами в волосы и сжимала их с такой силой, что кожу головы начало жечь от боли. А потом снова лупила по кровати. Пусть всё окажется неправдой. Пусть. Неправдой. Неправдой, неправдой. Немного успокоившись, я оперлась о стену позади, вытянув ноги, и устало закрыла глаза. И сколько так просидела понятия не имею, а когда пришла в себя, комната уже погрузилась в темноту. Вскоре услышала, как в замке проворачивается ключ, и затаила дыхание. Дверь номера открылась, узкая полоска света от входа протянулась до подоконника, однако вошедшего видно не было. Послышался осторожный шаг, и в обзоре показалась вытянутая тень от света в коридоре. Я готова была обороняться, но выдохнула, когда услышала голос Ларионова: — Лер? — позвал он меня, я же быстро вскочила и вытерла слезы тыльной стороной ладони. — Тук-тук, к тебе, можно? — Тём, нельзя. — Я уже всё видел вообще-то, и ещё бы посмотрел. Я не отвечала. Просто глубоко вдыхала и выдыхала, пока Ларионов топтался на пороге, в комнату не заглядывая. — Нельзя, — прошептала едва слышно и громче добавила: — Нельзя. — Ладно. Если ты настаиваешь, я приму... — Ты можешь уйти? Снять другой номер. Рядом. — Но... — Пожалуйста, Тем. — Ладно, я что-нибудь придумаю. Ларионов не уходил. — Лер, — позвал меня. — Какая бы ещё хрень не произошла, что бы там не оказалось на флешке, я буду рядом. Ты слышишь меня? Слышу, Тем. Ты не будешь. И здесь мы бессильны. — Ты не думай, что меня напугать возможно. Я с тобой, ясно? — Хорошо, — произнесла в ответ, глотая очередной ком. Так странно. Ещё пару часов назад, я волновалась лишь об одном, что Тем увидит на видео моё прошлое, узнает, что я творила. Как подставляла его близких, как начинала своё путь на самое дно. Поймёт, в чем замешана, в каких громких делах и гнусных подставах. И этот компромат действительно был на флешке. Крут не соврал и здесь. Отвратительные доказательства моего тёмного прошлого во всей красе на маленькой микросхеме — вот что вызывало ужас ещё вчера. А сегодня всё изменилось. Теперь это не имеет значения. Ведь там, в письме, Крут назвал имя третьего, кто приезжал в гостиницу двадцать шесть лет назад. Туда, где работала моя мать. Тогда, когда она была в отчаянии из-за мужа-тирана и, напившись, даже не запомнила, кто из троих мой отец. Дверь захлопнулась, а я быстро натянула джинсы и футболку. Возможно, убираться отсюда придётся ночью и времени на сборы не будет. А во-вторых, Тему я прикоснуться к себе не дам. Пока все не выясню. Странно, но уснула я быстро. И если бы кто решил этой ночью лишить меня жизни, ему бы с лёгкостью это удалось — казалось, развеять мой сон не смог бы ни один оркестр в мире. * * * — Крошка, пора. Когда я открыла глаза, Ларионов стоял в проёме и указывал взглядом на кофе в руках. Убедившись, что я его вижу, он шагнул в комнату и оставил напиток на тумбе. — У тебя минут пятнадцать и выезжаем. Прости, раньше тебя разбудить не вышло. Во-первых, ты супер очаровательно спишь, а во-вторых, ты будто в отключке была. Я решил уже, что в машину так и придётся тебя нести. Вместе с подушкой, которую ты обнимаешь. Тем немного улыбнулся и снова стал серьезным. Но я из себя выдавить ответную улыбку так и не смогла. — Спасибо за кофе. Ларионов кивнул, поджал губы и, вздохнув, отправился на выход. А когда дверь за ним закрылась, я быстро поднялась с кровати. Сейчас, когда первый шок сошёл, начинали долбить новые мысли. Чем скорее всё проясниться — тем лучше. А сейчас нужно ехать по адресу, указанному в письме. И других вариантов нет. Поэтому вскоре плюхнулась на пассажирское сидение, удивив Ларионова своим появлением. Но комментировать мои быстрые сборы мой товарищ не стал. Он вообще сегодня оказался молчалив. Не думаю, что Тём навсегда завязал с шутками, но обещание не пошлить пока что сдерживал. А когда я объяснила, что нужно сделать крюк, заехав на автовокзал одного из населённых пункта, лишь брови поднял. — Ну надо, так надо. Может, хоть скажешь, зачем мы меняем направление? — Нет. — Понял. Выдержав небольшую паузу, он всё же добавил: — Я надеюсь, ты оценишь, какой я изумительный и сговорчивый. А то знаешь ли, ни черта не понимать — такое себе приключение. Но видишь, ради тебя я готов. Не отвечай, додумывай всё что там у тебя внутри накопилось, и возвращайся ко мне. Потом отблагодаришь. Он замолчал, бросил в меня припечатывающий к месту взгляд и снова отвернулся на дорогу. Я всё-таки поблагодарила Ларионова за учтивость, правда, только мысленно. А затем посмотрела в окно. Мимо неслись поля, сменялись лесополосы, темнело небо, где-то прозвучал раскат грома, и вдалеке взметнулась стая птиц. Я ещё какое-то время наблюдала за переменившейся погодой, но когда по лобовому забарабанили капли дождя, фон всё же размазался в массу, а я перенеслась мыслями в письмо от Крута. "Ну здравствуй, милая. Успела соскучиться? Брось, ты чувствуешь ко мне нечто большее, чем ненависть. Иначе бы не расстроилась, узнав о моей смерти. Ведь я знал то, что и ты бы хотела выяснить, верно? А если ты это читаешь, то увы. В живых я не числюсь. Ну не будем о грустном. Я ведь обещал сообщить, где твоя мать. Пусть и таким образом, но поверь, ты никогда бы не узнала её место нахождение, если бы не моя воля. И не глупая влюбленность моей сестрицы. Кстати, ты была всё же права. Не настолько я чувствителен, чтобы париться о семейных ценностях, поэтому её дальнейшая судьба под вопросом. Как и твоего Ларионова. Потому что, как мы выяснили выше, раз ты это читаешь, то всё пошло по запасному плану. Ты мне нравилась. Правда, нравилась, по-своему. Я к тебе испытывал нечто большее, чем к кому-либо. Как умел, не обессудь. Громкими словами это не назовешь. Но знаешь, не просто так я дарю тебе жизнь. И свободу. Да-да. Свободу. Есть варианты, почему я это делаю? Правильно, милая. Я просто так ничего дарю. Во-первых, из области ты если и решишь уехать, то придётся одной. Ну это ведь не сложно. Уже как-то выясняли, что похожи с тобой. Мы одиночки, дорогая, и в этом наша сила. Поэтому считай и это своеобразным подарком. Я спасаю тебя от ненужных привязанностей, которые делают всех этих глупцов уязвимыми. То есть да, ты всё верно поняла. Если ты уезжаешь, то... Без Ларионова. Я даже представил, как ты глаза закатила. «Что может этот негодник Крут, ведь его даже в живых нет». А я могу. Рассказать?