– Вступай во все клубы и общества, – продолжил он с наигранной беззаботностью в голосе. – Пробуй всё, живи там полной жизнью. Лично я в один прекрасный вечер вступил и в партию лейбористов, и в партию консерваторов, и в социал-демократическую партию. – А в гребле ты так поднаторел, потому что вступил в клуб лодочников? – Я научился управлять плоскодонкой, чтобы произвести впечатление на твою мать. В нашу первую лодочную прогулку мой шест увяз в иле. А мне попросту не следовало сильно упирать на него, когда лодка плыла по течению. – Ох, папа-папа! – воскликнула я с притворной укоризной. Я видела, что воспоминания сделали его скорее счастливым, чем печальным. Уголки рта наморщила улыбка – в такой манере он всегда мне шептал на ухо всякие глупости, когда нужно было сохранять серьезность. «Буква «э» в слове «мэм» произносится, как «е» в «тотем». И не забудь сделать книксен», – такими словами отец напутствовал меня за секунду до того, как я оказалась перед королевой и мои шпильки увязли в торфяной почве букингемского сада. А сейчас мне трудно себе даже представить, что можно улыбаться, думая о нем. И желание у меня только одно: свернуться комочком в этой узкой общежитской кровати и умереть. 5 Джар понял, что что-то не так, как только вышел из лифта. Дверь в его квартиру была приоткрыта, и темноту лестничной площадки прорезал острый треугольник света. От чего дыхание у Джара мгновенно участилось. – Подожди здесь, – проговорил он Иоланде, которую целовал в лифте пару секунд назад. Они познакомились в пабе, в конце Брик-лейн, куда Джар частенько захаживает после работы. В последние месяцы это уже вошло в привычку. После «галлюцинаций из-за тяжелой утраты» он искал умиротворения среди незнакомых людей. Ошибочная попытка направить свою жизнь в новое русло: в кругу незнакомцев Джар почему-то не так остро ощущал неверность своей памяти о Розе. Он толкнул дверь вперед, но та во что-то упирается. С напором раскрывая дверь, Джар зашел внутрь, чувствуя, как в висках пульсирует кровь. Квартира – одна большая комната с кухонькой в дальнем конце и кроватью в противоположном – разграблена; по всему полу разбросаны книги, скинутые с книжных стеллажей, сплошь закрывающих стены. Часть полок просто сорваны с креплений и уныло болтаются в комнате, как поваленные ураганом деревья. Закрыв глаза, Джар попытался найти случившемуся рациональное объяснение. Ночные кражи со взломом – не типичное явление в его квартале; в последних случаях подобных вторжений власти обвиняли подсевших на крэк наркоманов, тусующихся севернее Хаксни-роуд. У живущего этажом ниже фотографа по имени Ник Фара воры умыкнули на прошлой неделе компьютер. А из квартиры на шестнадцатом этаже, четырьмя этажами ниже, несколько дней назад кто-то вынес телевизор и стереофоническую систему. Тогда, поколебавшись, но все же решив предпринять хоть какие-то меры предосторожности, Джар спрятал свою двенадцатиструнную гитару под кроватью. И вот сейчас он перешагнул через груды книг на полу, подхватывая отцовский томик книги «Больше чем игра» Кона Хулихана. Подсознательно Джар понимал, что ничего не пропало. У него нет того, за чем обычно приходят «эти» люди. Джар нагнулся возле кровати: футляр для гитары на месте. Он уже готов выпрямиться, но все же решает вытащить футляр. Ободренный его тяжестью, Джар положил футляр на кровать и открывает его. Гитара цела и невредима – еще одно подтверждение тому, что это не обычный взлом. Такую хорошую гитару, как у него, довольно легко можно продать, выручив неплохие деньги. – Бьюсь об заклад, это не нормально, – заявила Иоланда, стоя в дверном проеме. Голос девушки звучит ровно, но Джар шокирован тем, как легко он о ней позабыл. – Может, мне вызвать полицию? – спросила Иоланда. Джару надо было извиниться и распрощаться с ней еще в баре, а не приводить ее сюда. Она все же не совсем незнакомый ему человек. Иоланда привлекла внимание Джара, когда он в последний раз приходил повидаться со своим издателем – девушка прошла мимо него с коробкой книг, приготовленных для подписи автору. А сегодня вечером она оказалась в баре. И ему показалось невежливым не подойти и не заговорить с ней. – Не стоит, – произносит Джар и, прежде чем убрать гитару в футляр, извлекает из нее нервный аккорд. – Ничего не украли. – Откуда ты знаешь? – Здесь нечего брать. – Джар резко защелкнул футляр и прошелся по комнате. – Так много книг, – говорит Иоланда, наблюдая за ним. «А завтра прибавятся еще две, – думает Джар. – «Лузеры» Колина Баррета как вознаграждение за статью о Дженнифер Лоуренс и «Зеленая дорога» Энн Энрайт за викторину об англо-ирландском бойз-бэнде «Уан Дирекшн». Тщетные попытки достичь в жизни хоть какого-то культурного равновесия. Джар выбегает из комнаты. – Давай я помогу тебе прибраться, – предлагает Иоланда, уже стоя рядом с Джаром и кладя руку ему на плечо. От этого прикосновения Джар вздрагивает. Она слишком хорошая, чтобы он вовлекал ее в свою жизнь. Он наблюдает за тем, как девушка подбирает валяющиеся книги, и тут в общем хаосе его взгляд выхватывает фотографию Розы. Откуда она взялась? Ее не должно здесь быть! Джар не хранит в своей квартире никаких вещей, напоминающих о Розе. Он взял себе это за правило. Неужели кто-то оставил ему этот снимок, как визитную карточку? Нет, – вспоминает Джар, – он использовал эту фотокарточку как закладку, когда был в Кембридже. Должно быть, она выпала из какой-то книги. Наклонившись, Джар поднимает фото, всматриваясь в лицо Розы. Она всегда знала, как привлечь его внимание. До чего же она игрива на этом снимке: сидя за столом и глядя в камеру, грызет карандаш. За прошедшие пять лет Джар пересмотрел столько Розиных фоток, что уже начал подзабывать, как она выглядела в действительности. Тот образ, который теперь царит в его памяти, сформировали фотографии. – Мне пора домой, – говорит Иоланда, заглядывая через его плечо. Ее голос снова заставляет Джара вздрогнуть. Как долго он смотрел на фото Розы? Джар понимает, что Иоланда заслуживает если не извинения, то хотя бы объяснения с его стороны. Но он не знает, с чего начать. – Ладно, – бормочет он, отводя глаза под ее обличительным взглядом, в котором ясно читается: для нового свидания на одну ночь ты слишком плохо старался, дружок! На мгновение Джар снова вскидывает глаза на Иоланду. В другую ночь, в другой жизни они бы уже занимались пьяной, вялой любовью, упав на постель после того, как он спел бы ей под гитару какую-нибудь ирландскую балладу – одну из тех, что ему часто доводилось слышать в своей старой спальне в Голуэе, куда сквозь щели в половицах их семейного бара проникал зычный отцовский голос. – Извини. Давай я спущусь с тобой вниз и помогу поймать такси? – Не беспокойся, все в порядке, – говорит Иоланда. – Правда. Но Джар настаивает, и они спускаются вместе на лифте вниз в полном молчании. – Ты очень сильно любил ее, да? – произносит Иоланда, когда подрагивающий лифт останавливается на первом этаже. – Она была счастлива, если знала это. На улице девушка сама вызывает такси, но Джар дожидается, пока она сядет в машину и уедет в ночь – в Майл-Энд, так она вроде бы сказала. И только потом возвращается в свой многоквартирный дом с новым намерением. Или это страх? То, что случилось сегодня ночью в его квартире, означает, что кто-то – кто именно, он еще пока не знает точно – начинает воспринимать его всерьез. Кто-то, кто хочет выяснить, как много он узнал о Розе. И возможно, также попытается остановить его. До Джара доносится звук закрывающейся дверцы фургона. Он нажимает на кнопку двенадцатого этажа, но, когда двери лифта приходят в движение, выскальзывает из кабины. Не дожидаясь, пока пустой лифт поднимется вверх, Джар выходит через черный вход из дома и пересекает двор, направляясь к гаражным боксам. За прошедшие годы он узнал, что паранойя – коррозийная болезнь, разъедающая, как кислота, грани его рационалистического сознания. Но в этот вечер Джар позволяет себе не сомневаться. Он уверен: в его квартире побывали не обычные воры-взломщики. Хаос был явно постановочный – устроенный уж слишком методично для любителей крэка. В последние дни Джара не покидало ощущение, будто его преследуют: «провожают» с работы до самого дома, наблюдают из окон кофеен или пабов. Ощущение, которое ему до сих пор удавалось от себя отгонять. Но сегодняшняя ночь всё меняет. Отодвинув засов на двери гаража, Джар заходит внутрь и зажигает светильник с лампой дневного света. Теперь он действует более здраво. Вряд ли это место тоже подверглось вторжению. И все же Джар вздыхает с облегчением, обнаружив гараж точно в таком состоянии, в каком он оставил его накануне. Джар садится за компьютер и, пока тот загружается, пристально оглядывает маленькое холодное помещение. Здесь, в гараже, ему всегда кажется, будто Роза совсем рядом. На одной стене из шлакобетонных блоков висят, соединенные вместе, три морские карты североморского побережья Норфолка. На картах красным фломастером нанесены стрелки, указывающие направление течений; все отмели и пляжи, тянущиеся далеко на запад, до городков Бернем-Дипдейл и Ханстантон, обведены в кружочки. Рядом с морскими картами висит карта Кромера, выпущенная военно-геодезическим управлением Британии. Начертанные на ней зеленым карандашом линии направлены к фотографиям и кадрам камер видеонаблюдения, аккуратно прилепленным к примыкающей коммутационной панели. Стена за компьютерным столом превращена в калейдоскоп из фотографий. Слева – снимки Розы с университета. Справа – его неподтвержденные видения после ее смерти; некоторые из них перечеркнуты. Ту девушку в Паддингтоне, которую он принял за Розу, Джар не сфотографировал. Вместо ее снимка он прикрепляет к стене фотографию вокзала, рисует на ней красным фломастером знак вопроса и добавляет дату. Все, что связано с Розой, Джар хранит в этом гараже – в попытке соблюсти хоть какую-то видимость «нормальности» в остальной своей жизни. Здесь и бесчисленные запросы, которые он подавал согласно закону о свободном доступе к информации в колледж Святого Матфея (Розин колледж), полицию, больницу, и его переписка со следователем. А также личные вещи: ночная рубашка от «Маргарет Хоуэлл» (купленная ее тетей, когда Роза поступила в Кембридж), ее любимые духи (которые Роза нашла на рынке в Стамбуле), одна из забавных открыток, которую она однажды подсунула под его дверь в общежитии колледжа. Приходя к нему в квартиру, люди думают, что он сумел взять себя в руки и продолжает жить дальше. И Джара это устраивает: он хочет, чтобы его знакомые считали, будто Роза осталась для него в прошлом. Никому из них не следует знать, что по-настоящему живым он ощущает себя не в квартире, а в этом насквозь продуваемом ветром гаражном боксе – в окружении образов той женщины, которую он любил сильнее, чем можно было вообще (как он думал до встречи с ней) любить другого человека. Если бы кто-нибудь застал его сейчас здесь, то наверняка бы принял за сталкера. В некотором смысле он им и является. С той только разницей, что женщина, за которой он охотится, умерла пять лет назад, прыгнув одной страшной ночью навстречу собственной смерти в 130 милях от его гаража – в Кромере, на североморском побережье Норфолка. Джар проверяет личную электронную почту. Отец написал ему несколько строчек о матче по кёрлингу и прислал ссылку на его освещение в «Коннахт трибюн». В этом матче играл двоюродный брат Джара. «Конор зарабатывает очки на заднице! Скоро приедет к нам, па», – улыбается Джар, собираясь просмотреть рабочую почту. Но его взгляд привлекает другое сообщение в спаме. Оно от Эми, Розиной тети, живущей в Кромере и занимающейся реставрацией картин. Эми и Роза всегда были близки, а после смерти Розиного отца связь между ними стала еще крепче. Роза часто ездила по выходным в этот приморский городок, радуясь возможности отрешиться на пару дней от суеты бурлящей кембриджской жизни. Эми приглашала к себе и Джара, но встречи с ней давались ему с трудом. Причиной тому – до боли поразительное физическое сходство тети и племянницы. Эми тоже провела большую часть своей жизни на лекарствах, то впадая, то выходя из депрессий. И ее настроение явно поднималось всегда, когда рядом оказывалась Роза. Они любили сидеть при рассеянном солнечном свете в гостиной и вспоминать Розиного отца; и за этими тихими разговорами тетя обычно рисовала хной утонченные узоры на кистях и руках племянницы. Джар не винит Эми за то, что случилось потом, и продолжает поддерживать с ней связь. Тем более что их отношения, как и отношения Эми и Розы, заметно укрепились после утраты – столь тяжелой для них обоих. Эми – союзница Джара, одержимая такой же паранойей, как и он; это единственный человек, кроме него, который не верит в смерть Розы. Ни объяснений своему неверию, ни теорий на этот счет у Эми нет. Так ей подсказывает «шестое чувство». Но от этого обещающий тон ее электронного сообщения звучит только еще больше интригующе: «Джар, я пыталась дозвониться тебе, но не смогла. Мы тут нашли в компьютере кое-что, что тебе может быть интересно. Это связано с Розой. Я буду дома всю неделю, если захочешь приехать. Позвони мне». Глядя на часы, Джар раздумывает, стоит ли звонить Эми прямо сейчас: уже поздно, но ему известно, что Эми страдает от бессонницы. Но затем Джар вспоминает, что поставил телефон на зарядку, да так и забыл в квартире. Решено: он позвонит Эми утром – из поезда в Норфолк. После сегодняшнего взлома ему не следует мешкать. 6 Кембридж, летний триместр 2012 г. Прошла неделя с тех пор, как я увидала Его в ресторане. Пыталась ли представить себе нашу новую встречу? Может быть… Но мне и в голову не могло прийти, что я предстану перед ним на берегу реки Кам в чем мать родила. А именно так все случилось минувшей ночью, и я до сих пор не совсем понимаю почему. По крайней мере, теперь я знаю имя этого парня. Его зовут Джарлаф Костелло, для друзей – просто «Джар». Он из Голуэя. Отец Джара владеет в этом городе баром, а мать работает в Баллинасло медсестрой по уходу за психически больными людьми. Джар готовится защищать магистерскую диссертацию на кафедре английской литературы нового и новейшего времени, а до этого изучал ирландскую литературу в Тринити-колледже в Дублине. Насколько я поняла, он на пару лет старше меня. И раз в десять рассудительней. По окончании репетиции мы всей труппой пошли выпить в «Игл» – в тот самый паб, в котором в свое время Уотсон и Крик объявили пришедшим на ланч посетителям, что открыли «секрет жизни» – структуру ДНК. Позднее, когда уже начали сгущаться сумерки, трое из нас – Бет, Сэм, наш режиссер, и я – решили прогуляться по Бэксу. Июньская ночь выдалась теплой, и почти полная луна светила достаточно ярко, чтобы отбрасывать тени. – Никто не желает искупаться? – спросил Сэм, поглядев на меня. Последние несколько дней он активно флиртовал со мною. Не скажу, что я была против этого, хотя мотивы моего поведения порой не понятны мне самой. Вокруг Сэма, как режиссера, уже сформировалась определенная аура – не высказываемое вслух, но единодушное мнение, что через несколько лет он станет крупной фигурой в реальном мире. Бет заколебалась, видя мою реакцию. Я знала, что ей тоже нравится Сэм, но старалась не брать это в голову, решив почему-то, что симпатия к одному парню не должна стать препоной для укрепления наших отношений, которые я наивно считала дружескими. Я все еще пытаюсь доказать себе, что могу делать всё, что якобы должны делать студенты: участвовать в попойках, купаться нагишом, завязывать дружбу на всю жизнь, много и энергично заниматься сексом и иногда даже учиться. Наверное, я затянула с ответом, потому что в следующее мгновение Бет сбросила с себя одежду и побежала по траве, сверкая в тусклом сиянии лунного света поразительной белизной своего тела – слишком пышного к тому же. – Ну, давайте-же, вперед! – выкрикнула она, скорее себе, чем нам. Бет захватила инициативу, бросила вызов, а я не собиралась ей ни в чем уступать. Больше не медля, я тоже помчалась к кромке реки, раздеваясь на бегу в тайной надежде, что так мое обнажение будет выглядеть менее зазорным. Я не оборачивалась, чтобы посмотреть, последовал ли нашему примеру Сэм. Я всего лишь хотела присоединиться в воде к Бет – как можно быстрее! Я не чувствовала смущения, пока мои трусики не зацепились за палец на ноге и оставшиеся несколько ярдов до воды я преодолевала прыжками. И я заметила, что подняла больше брызг, чем Бет, и это меня разозлило. А затем я разозлилась еще больше из-за того, что обратила на такой пустяк внимание. Вода в реке оказалась холодней, чем я ожидала, но я поплыла к Бет, которая лежала на воде под мостом Клэр, оглядываясь на Сэма. – Он собирается купаться? – спросила я так безразлично, как только могла. На самом деле я хотела обернуться, но тогда бы Бет подумала, что мне – как и ей – тоже хочется увидеть Сэма голым. – Как водичка? – поинтересовался Сэм, все еще одетый. – Почему бы тебе самому ее не попробовать? – спросила Бет. – Ваша одежда отсыреет на траве, – ответил Сэм, подбирая с земли кучки наших вещей. Странно, но я почувствовала большее смущение от того, что Сэм взял в руки мои трусики, чем от того, что он увидел меня голой. Но он сложил их быстро и умело, как мать, подбирающая для стирки белье с пола подростка, и направился к скамейке в стороне от воды. Бет повернулась ко мне. Мне показалось, что она подумала то же, что и я: Сэм и не собирался купаться. – Да ты струсил, Сэм, – выкрикнула Бет. – Испугался за свои яйца, как индюк! Большой жирный, трусливый индюк!