— А мы ведем дело об убийстве, господин Гретте. Гретте повернулся к Беате и смерил ее долгим взглядом: — Вас наверняка еще никто не любил. Я прав? Лицо Беате помрачнело. — Немецкие ювелиры в Сан-Паулу считаются лучшими в мире, — сказал Гретте. — Я купил то кольцо с бриллиантом, которое было на Стине, когда она умерла. Пришли двое санитаров и забрали Гретте. Наступило время обеда. Харри и Беате проводили его взглядом, стоя у окна и ожидая, когда санитар и их выведет из здания. — Весьма сожалею, — сказала Беате. — Я вела себя глупо… я… — Все в порядке, — попытался успокоить ее Харри. — Мы всегда проводим проверку финансовых дел всех, кто имеет отношение к ограблению, однако здесь я, похоже… — Я же сказал, Беате, все в порядке. Никогда не жалей о том, о чем спросила, — только о том, о чем не спросила. Наконец явился санитар и выпустил их из комнаты. — Сколько времени он еще пробудет здесь? — спросил Харри. — В среду его отошлют домой, — откликнулся санитар. В машине по дороге к центру Харри спросил Беате, почему санитары всегда именно «отсылают домой» поправившихся пациентов. Они ведь не обеспечивают их перевозку, да и куда именно ему ехать, пациент решает сам. Так почему бы не говорить «отпустить домой» либо «выписать»? У Беате не было никаких мыслей на этот счет, и Харри, поглядев на сумрачное небо, подумал, что начинает становиться старым ворчуном. Прежде он был просто ворчун. — Он изменил прическу, — сказала Беате. — И надел очки. — Кто? — Санитар. — Да? А не похоже было, что вы знакомы. — Мы и не знакомы. Однажды я видела его на пляже у Хука. И в «Эльдорадо». И на Стортингс-гате… По-моему, лет пять назад. Харри с интересом посмотрел на нее: — Я и не знал, что это твой тип мужчины. — Вовсе и не мой, — сказала она. — Ах да, — спохватился Харри. — Как же я забыл, ведь у тебя в этом смысле мозги набекрень. Девушка улыбнулась: — Осло — маленький городишко. — Ах вот как? Сколько раз ты видела меня, прежде чем пришла на работу в Управление? — Один раз. Шесть лет назад. — И где же? — По телевизору. Ты тогда распутал это дело в Сиднее. — Хм. Должно быть, это произвело на тебя впечатление. — Помню только, мне было досадно, что из тебя сделали героя, хотя на самом-то деле ты облажался. — То есть? — Ты должен был отдать преступника под суд, а не убивать его. Прикрыв глаза, Харри подумал о том, какой вкусной будет первая затяжка, когда он закурит, и даже потрогал пачку во внутреннем кармане. Вытащив сложенный листок бумаги, он показал его девушке. — Что это? — спросила она. — Та страничка, на которой Гретте что-то черкал. — «Прекрасный день», — прочла она вслух. — Он написал это тринадцать раз. Немного напоминает «Сияние», да? — «Сияние»? — Да ты знаешь — фильм ужасов. Стэнли Кубрик. — Харри бросил беглый взгляд на девушку. — Там Джек Николсон сидит в отеле и раз за разом пишет на листке одну и ту же фразу. — Я не люблю фильмы ужасов, — тихо сказала она. Харри повернулся к ней и хотел что-то сказать, однако счел за лучшее промолчать. — Ты где живешь? — спросила она. — Бишлет. — Это по дороге. — По дороге куда? — В Уппсаль. — Да? А там где? — Ветландсвейен. Прямо возле станции. Знаешь, где находится Иорнслёкквейен? — Да, там на углу еще такой большой желтый деревянный дом. — Точно. Там я и живу. На втором этаже. На первом живет мать. Я выросла в этом доме. — Я тоже вырос в Уппсале, — признался Харри. — Может, у нас есть общие знакомые. — Наверное. — Беате посмотрела в боковое окно. — Надо бы выяснить, — заметил Харри. Дальше они ехали молча. Ближе к вечеру поднялся ветер. К югу от Стада обещали бурю, а на севере страны — расширение строительства. У Харри появился кашель. Он достал свитер, который мать связала для отца, а отец, в свою очередь, преподнес ему в качестве рождественского подарка несколько лет спустя после ее смерти. «Странно, и чего это я о нем вспомнил?» — подумал Харри. Он разогрел макароны и котлеты, а потом позвонил Ракели и начал рассказывать ей о доме, в котором вырос. По ее немногочисленным репликам он понял, что ей приятно слушать его рассказ о том, что ему было так близко. Об играх, о маленьком комоде. О том, как он выдумывал истории, глядя на узоры ковра, как будто это были сказки, записанные с помощью хитрого кода. О ящике в комоде, который, по договоренности с матерью, был исключительно его собственностью и к которому она никогда не прикасалась. — Я хранил там свои карточки с изображениями футболистов, — рассказывал Харри. — Автограф Тома Лунда. Письмо от Сёльви — девочки, с которой встречался летом во время поездки в Ондальснес. А позже — первую пачку сигарет. Потом — пачку презервативов. Она так и пролежала у меня нераспечатанной, пока не истек срок годности. Они так пересохли, что когда мы с сестрой попытались их надувать, они все полопались. Ракель смеялась, а Харри все рассказывал и рассказывал, нарочно, чтобы слышать ее смех. Потом он долго бесцельно расхаживал по комнате. В новостях было все то же, что и вчера. Расширение строительства под Джелалабадом. Харри прошел в спальню и включил компьютер. Пока он, потрескивая, загружался, Харри увидел, что пришло еще одно сообщение. Когда он прочел адрес отправителя, пульс его участился. Он открыл сообщение. Привет, Харри. Игра началась. В соответствии с заключением патологоанатома ты вполне мог быть там, когда она умерла. Так значит, ты поэтому продолжаешь все скрывать? Что ж, не так уж глупо. Хотя все и выглядит как обычное самоубийство. Но ведь кое-что не стыкуется, верно? Следующий ход твой. C#MN Харри едва не подпрыгнул от грохота и с удивлением обнаружил, что он сам со всей силы ударил ладонью по столу. Он осмотрелся в темной спальне. Харри был зол и испуган, однако больше всего его раздражало ощущение, что отправитель… где-то рядом. Харри приложил все еще ноющую ладонь к экрану монитора. Холодное стекло остудило кожу, и в то же время он почувствовал тепло, как будто там, внутри, был кто-то живой.