— Он что, через трубку смылся? — несмотря на дурное настроение и серьезность ситуации, Мёллер не сдержал улыбку. — Есть основания полагать, — начал Волер, и Мёллер отметил, как у него на лице мощно заходили желваки в стиле Дэвида Хасселхоффа, — что он вызвал такси. Эйстейн на малой скорости проехал по аллее и повернул на мощеную площадь, образовавшую полукруг перед зданием городской тюрьмы Осло. Он припарковал свое такси между двумя машинами задом к пустому парку и Грёнланнслейрет. Сделал полоборота ключом зажигания, так что мотор выключился, но дворники продолжали работать. Немного подождал. Ни на площади, ни в парке ни души. Он бросил взгляд на здание Управления полиции и только потом дернул ручку под рулем. Раздался щелчок, и багажник наполовину открылся. — Вылезай! — крикнул он и посмотрел в зеркальце. Автомобиль качнуло. Багажник открылся полностью и тут же снова закрылся. Потом открылась задняя дверца, и в машину протиснулся мужчина. Эйстейн разглядывал промокшего до нитки, замерзшего до костей пассажира в зеркало. — А видок у тебя до безобразия хорош, Харри. — Благодарю. — И одет вроде стильно. — Не мой размер, зато из коллекции Бьёрна Борга. Одолжи мне свои ботинки. — Чего? — Да я там только войлочные туфли нашел в коридоре. Не могу же я в них пойти на встречу с заключенным. Да, кстати, куртку тоже одолжи. Эйстейн возвел глаза к небу и скинул с себя короткую кожаную куртку. — Шухера не было, когда ты через оцепление проезжал? — спросил Харри. — Только по дороге туда. Проверяли, есть ли у меня имя и адрес, куда я везу эти манатки. — Имя я увидел на дверной табличке. — На обратном пути они только в салон заглянули и рукой махнули, дескать, проезжай. А через полминуты у них вдруг такой базар в эфире начался — хоть стой, хоть падай. «Всем подразделениям» и все такое прочее. — Да я вроде кое-что слышал. Тебе известно, Эйстейн, что настраиваться на волну полицейского радио противозаконно? — Ну, привет! Настраивайся себе на здоровье. Противозаконно слушать его. А я его почти никогда и не слушаю. Харри развязал шнурки и через спинку кресла бросил войлочные туфли Эйстейну: — На небесах тебя вознаградят. Если они записали номер и придут к тебе, просто расскажешь, как все было. Что тебя вызвали по мобильному телефону и что пассажир настоял на том, чтобы ехать в багажнике. — Правда? Так они и поверили. — Это самые правдивые слова из всех, что я слышал за долгое время. Харри перевел дыхание и нажал на кнопку звонка. Вообще-то вряд ли он сильно рисковал, но все же неплохо бы знать, с какой скоростью распространяется известие, что он объявлен в розыск. Так или иначе, а полицейские толклись здесь в любое время дня и ночи. — Да? — услышал он голос в домофоне. — Старший инспектор Харри Холе, — уверенно представился Харри и, как он надеялся, более или менее ясным взглядом посмотрел в объектив видеокамеры над воротами. — Я к Расколю Баксхету. — Вас нет в списке. — Разве? — возразил Харри. — Я просил Беате Лённ позвонить вам и включить меня в список. Сегодня вечером в десять часов. Можете спросить Расколя. — Приемные часы закончились, так что, если вашего имени нет в списке, звоните завтра в рабочее время. Харри решил зайти с другого бока: — Как тебя зовут? — Бойгсет. Но я не имею права… — Послушай, Бойгсет. Речь идет о деталях важного дела, и я не могу ждать до завтра. Ты ведь слышал, как машины с включенными сиренами отъезжали вечером от Управления полиции, верно? — Ну да, но… — Так что, если не хочешь завтра объяснять журналистам, куда вы задевали список с моим именем, брось свои бюрократические замашки и включи здравый смысл. Тем более что кнопка прямо перед тобой, Бойгсет. Харри уставился в пустой глазок видеокамеры. Тысяча один, тысяча два. Замок зажужжал. Когда Харри вошел в камеру, Расколь сидел на стуле. — Спасибо, что подтвердил договоренность о встрече, — сказал Харри и огляделся в небольшом — четыре на два метра — помещении. Кровать, стол, два шкафчика, несколько книг. Ни радио, ни журналов, никаких личных вещей, голые стены. — Предпочитаю жить в таких условиях, — сказал Расколь, словно бы в ответ на его мысли. — Обостряет ум. — А это тоже ум обострит? — Харри присел на краешек кровати. — Анну убил не Арне Албу, а кто-то другой. Твои люди ошиблись. У них на руках кровь ни в чем не повинного человека, Расколь. Харри не был полностью уверен, но ему показалось, что ничто не дрогнуло на скорбном и одновременно каменном лице цыгана. Расколь склонил голову и приложил ладони к вискам. — Убийца прислал мне письмо по электронке, — сказал Харри. — Как выяснилось, он всю дорогу водил меня за нос. — Передавая содержание письма и рассказывая о событиях сегодняшнего дня, Харри водил рукой по клетчатому пододеяльнику. Расколь слушал Харри, не шелохнувшись, а когда тот закончил, поднял голову: — Но это значит, что и на твоих руках кровь невинного, Спиуни. Харри кивнул. — И ты пришел сказать, что я в этом виноват и потому за мной должок? Харри не ответил. — Согласен, — сказал Расколь. — Тогда скажи, что я тебе должен. Харри перестал поглаживать пододеяльник: — Ты должен мне три вещи. Во-первых, мне нужно место, чтобы скрываться, пока до конца не разберусь с убийством Анны. Расколь кивнул. — Во-вторых, мне нужен ключ от квартиры Анны, надо кое-что там проверить. — Ты его получишь. — Только не тот, что с инициалами АА, он лежит у меня дома в ящике телефонного столика, но туда мне пока хода нет. И в-третьих… Харри остановился, и Расколь вопросительно посмотрел на него. — Если я услышу от Ракели, что кто-то хотя бы косо посмотрит на нее, я добровольно явлюсь в полицию, выложу все карты на стол и укажу на тебя как на заказчика убийства Арне Албу. Расколь по-дружески снисходительно улыбнулся. Словно бы тем самым от имени Харри выразил сожаление о том, что было хорошо известно им обоим, — никто никогда не сможет доказать причастность Расколя к убийству Албу. — О Ракели и Олеге можешь не беспокоиться, Спиуни. Мой человек в Москве отозвал своих людей сразу, как только с Албу было покончено. Ты бы лучше озаботился исходом дела в суде. Мой человек говорит, что перспективы не слишком отрадные. Насколько я понимаю, у семьи отца ребенка есть связи. Харри передернул плечами. Расколь вытащил из стола ящик, достал сверкающий на свету ключ от «Триовинга» и протянул его Харри: — Пойдешь прямо на станцию метро в Грёнланне. Когда спустишься по первой лестнице, увидишь женщину в окошечке кассы у туалетов. Дашь ей пять крон, и она тебя пропустит. Скажи, что пришел Харри, зайди в мужской туалет и запрись в одной из кабинок. Как услышишь, что насвистывают «Waltzing Matilda», знай, что приехали за тобой. Счастливо, Спиуни! Дождь хлестал так сильно, что казалось, будто из-под асфальта били тонкие струйки душа, а если присмотреться, в свете фонарей в конце узкой перекрытой части Софиес-гате можно было увидеть небольшие радуги. Но времени у Бьярне Мёллера не было. Он вылез из машины, натянул на голову пальто и побежал через дорогу к воротам, где его поджидали Иварссон, Вебер и какой-то человек — судя по виду, пакистанец. Мёллер поздоровался со всеми за руку. «Пакистанец» представился: — Али Ниязи, сосед Харри. — Волер приедет, как только они закончат в Слемдале, — сказал Мёллер. — Что вы тут обнаружили? — Боюсь, это тянет на сенсацию, — ответил Иварссон, — но главное, теперь понятно, каким образом мы сообщим прессе о том, что один из наших полицейских… — Эй, эй, — громыхнул Мёллер, — не торопись. Доложи обстановку.