У дверей их догнал Фалько. — Привет, Таня. Мэтьюз кивнула ему, продолжая свой отчет: — Хозяйская спальня на первом этаже. Я предполагаю, что убийца проник сначала туда. Входная дверь вела в просторный холл. Лестница начиналась сразу слева. Там стояла скамейка, был встроенный шкаф и дальше за ним — туалет, а затем левая часть холла терялась в глубине восточного крыла. Направо холл извивался в сторону кухни. Прямо перед ними располагалась огромная гостиная. Надевая бахилы, Керри постаралась запомнить расположение комнат, видимых с ее позиции. Они двинулись вперед, и Фалько пришлось натягивать свои бахилы, прыгая за Керри поочередно то на одной, то на другой ноге. Мэтьюз шла впереди, показывая дорогу. Она не преувеличила, когда сказала, что в доме все было вверх дном. Двери нараспашку. Содержимое полок сметено на пол: книги, фотографии в рамках, безделушки; ящики выдвинуты, как будто преступник повсюду искал что-то ценное. Или что-то конкретное. Они прошли мимо прачечной и двери, ведущей в гараж, и оказались перед входом в хозяйскую спальню в западном крыле огромного дома. Металлический запах крови ударил Керри в нос, как только они приблизились к высоким двойным дверям. Мышцы напряглись от старой знакомой смеси ужаса и предвкушения. Эту комнату преступник или преступники также обыскали. Двери гардеробной были распахнуты, все элегантные ящики комода выдвинуты, а их содержимое разбросано по полу. Когда они подошли к огромной кровати, стоявшей у дальней стены комнаты, возле стеклянных дверей, ведущих на веранду, Мэтьюз сообщила: — Бенджамин — Бен — Эбботт, сорок лет. Он был какой-то компьютерный гуру. Уже к тридцати стал мульмиллионером. Основал свою компанию в Сан-Франциско, но родом он из Бирмингема. Вернулся сюда примерно год назад. Его отец — Дэниел Эбботт. Тот самый. Он и есть главная причина, по которой убийство попало к вам в Спецотдел. — Вершина пищевой цепочки в наших краях. — Керри встретилась взглядом с Таней. — Она самая. Предки Дэниела Эбботта были одними из основателей Бирмингема. Старые деньги. Власть. Значит, жди шумихи в прессе и давления сверху… Примерно так же было в прошлом месяце, когда она занималась расследованием убийства члена городского совета Хейдена, которое оказалось заказным самоубийством. Всю жизнь Хейден скрывал ото всех свое психическое расстройство. Даже его жена не имела понятия о демонах, с которыми он слишком часто и слишком долго сражался. Не в силах продолжать страдать в одиночестве и не желая подвергать семью последствиям самоубийства, Хейден нанял кого-то, чтобы его убили. Возможно, не последнюю роль в таком решении сыграли также страховые выплаты. В конце концов все произошло именно так, как он планировал, однако Хейден совершил одну-единственную ошибку: пожадничал, нанимая убийцу. Керри переключила внимание на первую жертву своего нового дела. Бен Эбботт был красив. Выглядел моложе сорока. Темноволосый, с короткой стрижкой. Загорелый и подтянутый. Дырка посередине лба не оставляла сомнений в том, как именно он умер. Глаза его были закрыты, грудь обнажена. Простыня была откинута до пояса, словно он только что лег в кровать. Со стороны могло показаться, что он просто спит, — если бы не дырка во лбу и не синюшность, уже появившаяся на спине и внутренней стороне рук, вытянутых вдоль тела. Никаких следов борьбы. Керри намеренно не обращала внимания на кровь на другой стороне кровати. Босвелл учил ее каждый раз сосредотачиваться на чем-то одном и, лишь собрав все возможные детали, переходить к следующему элементу. У него было очень простое правило: самый важный аспект сцены убийства — это тело или тела, все остальное вторично. Керри опустилась на корточки рядом с кроватью. Она попробовала пошевелить пальцами правой кисти Эбботта, а затем чуть приподняла его руку. Пальцы застыли, но в более крупных мускулах не было напряжения. Он умер всего несколько часов назад. — Похоже, его застрелили во сне. Мэтьюз кивнула. — Пожилой леди наверху повезло меньше. Керри нахмурилась, немедленно представив себе чью-то отчаянную борьбу за жизнь. Взяла в руки фотографию в рамке, стоявшую на тумбочке. У женщины на фото были длинные черные волосы и большие серые глаза. Она тепло улыбалась и выглядела молодой, здоровой и счастливой. — Что мы знаем о жене? — Керри поднялась и посмотрела на Мэтьюз. Предположительно кровь на другой стороне кровати принадлежала женщине с фотографии. — Села Роллинс Эбботт. Двадцать восемь лет, — сообщила Мэтьюз. — По словам домработницы, пара начала встречаться года полтора назад. Они поженились буквально через пару недель после знакомства. В домашнем офисе мужа куча ее призов за всю благотворительную работу, проделанную с переезда в Бирмингем. Там у них что-то вроде святилища. Мэтьюз пожала плечами и продолжала: — Мы пока что не нашли ее тело, но она должна была быть дома в тот момент, когда пришел убийца. — Она показала на другую сторону кровати, где кровь впиталась в простыню. — Очевидно, это не его кровь. А ее очки и телефон лежат на тумбочке, халат на кресле. И если вы посмотрите в ванной комнате, найдете там пустой футляр от ее фиксатора рядом с одной из раковин. — Откуда такая уверенность, что это ее футляр? Может быть, он принадлежал покойному мужу, — вмешался Фалько. Керри подавила вздох в связи с его манерой выражения. Сам вопрос был обоснованный, хоть он и подвергал сомнению способность Тани к анализу места преступления. Керри мысленно сделала себе пометку не забыть поговорить с ним о навыках коммуникации. Спецотдел находился под тщательным наблюдением. Детективы и так всегда старались демонстрировать эффективное взаимодействие в команде, но особенно это было важно, когда приходилось сотрудничать с местными полицейскими на их территории. Мэтьюз секунду молча смотрела на Фалько, а потом ответила: — Он розовый, и на нем есть стикер со словом «жена». Керри подавила улыбку. — Вы считаете, убийца забрал миссис Эбботт с собой? — Мы не нашли ее тела, поэтому такое предположение логично. Впрочем, если только криминалисты не обнаружат с помощью люминола чего-то нового, что я пропустила. Я не нашла следов волочения — вообще ни капли крови, которая могла бы указать на преступника, который утащил жертву с собой. — Он мог во что-то ее завернуть… — Керри огляделась. — В плед или одеяло. Когда она отошла от кровати, Фалько присел на корточки возле мертвого мужа и внимательно присмотрелся. — Могу поспорить, это был двадцать второй калибр, — объявил он, поднялся и кивнул на жертву. — Стреляли в упор. Убийца прижал ему дуло ко лбу. Это было что-то личное, Девлин. Этот кто-то знал, что делает. Он не сомневался, иначе Эбботт бы проснулся и открыл глаза. — Фалько покачал головой. — А тут не было никаких сомнений. Наш стрелок подошел и шлепнул его, не моргнув глазом. — Похоже на то, — согласилась Керри. — Но посмотрим, что скажут криминалисты и судмедэксперт, прежде чем делать выводы. Следственные процедуры придумали не просто так. Этому она тоже научилась у Босвелла. Никогда не делай преждевременных выводов, никогда не бойся уточнить, иначе можно пропустить важную деталь, которая не влезла в первоначальный вывод. — Двери на веранду были открыты, когда вы приехали на место преступления? — спросил Фалько, ничуть не смутившись от того, что Керри напомнила ему про протокол. Мэтьюз кивнула: — Да. Но следов взлома не было. И сигнализация не сработала. Я говорила с компанией, контролирующей системы безопасности, и они сказали, что система была отключена в пять утра. А камеры так вообще отключили несколько недель назад. И никто не потрудился снова их включить. Могло ли быть так, что Села Эбботт проснулась, отключила систему безопасности, распахнула двери на веранду и обнаружила за ними убийцу? Или она вышла из этих дверей после того, как застрелила мужа и мать? Ранила ли ее мать во время борьбы? Но каким образом тогда кровь попала на кровать в хозяйской спальне? Может быть, теще не нравился зять, и она его застрелила, а дочь получила ранение в последующей борьбе? Если убийцей была жена, оставалась вероятность, что после борьбы с матерью угрызения совести привели ее обратно в спальню, к мужу, и нескольких минут, проведенных рядом с ним, оказалось достаточно, чтобы кровь попала на постельное белье. Люди делают странные вещи, когда доходят до края. Даже те, у кого нет психических отклонений, порой испытывают краткие угрызения совести, когда уже слишком поздно что-то менять. За семь лет службы в полиции Керри насмотрелась всякого, чтобы сомневаться в такой возможности лишь по той причине, что пропавшая женщина приходится дочерью одной из жертв, или потому, что ее саму ранили. Люди делают ужасные вещи. Иногда это хорошие люди — может, даже святые, — которые оступились. Такое бывает в жизни. Но сначала необходимо отмести другие, более вероятные версии. Керри снова оглядела комнату. — А украшения? Деньги? Мэтьюз указала на распахнутую дверь в гардеробную. — Там есть огромная шкатулка для драгоценностей — больше похожая на маленький комод, — полная сверкающих камней. А сверху лежит ее кошелек. Кредитки и деньги — все внутри. И кошелек мужа тоже там. Кредитки и деньги тоже внутри, как у нее. — На ограбление не похоже, — сказал Фалько, стоя у открытых стеклянных дверей. «Определенно», — мысленно согласилась Керри. Обращаясь к Мэтьюз, она сказала: — Давайте посмотрим на вторую жертву. — Сюда. — Мэтьюз качнула головой в сторону двери. Керри последовала за ней обратно в холл и дальше по лестнице вверх. К тому моменту, как они дошли до второго этажа, к ним присоединился Фалько. — Я проверил снаружи, — сказал он, обращаясь к Керри. — Веранда у спальни выходит во двор. Ступеньки ведут к каменной дорожке. Кругом роскошные газоны, а клумбы засыпаны опилками. Там мы не найдем никаких следов. Керри не удивилась. На подобных участках едва ли отыщется кусок голой земли, где можно было бы обнаружить след обуви. Иногда и самый роскошный пейзаж тебе не друг. Наверху был кабинет и еще три спальни, каждая с ванной комнатой. Первая спальня принадлежала второй жертве. — Это комната тещи. Жаклин Роллинс, — сказала Мэтьюз, задержавшись у входа в комнату. — Семьдесят лет. Она переехала сюда вместе с Эбботтами сразу после их медового месяца. У нее, очевидно, были проблемы со здоровьем. На тумбочке я нашла несколько серьезных лекарств. Я, конечно, не врач, но, — Мэтьюз сделала Керри приглашающий жест, — мой отец умер от рака легких. Я узнала некоторые таблетки. Что бы у нее ни было, она болела, и тяжело. Керри остановилась в центре комнаты и огляделась. Пахло дезинфицирующими средствами, как в свежеубранной палате в больнице. Стены были покрашены в успокаивающий голубой цвет. Их украшали несколько акварелей с изображением пляжа и океана. В подтверждение слов Мэтьюз на прикроватной тумбочке стояло несколько баночек с лекарствами. Рядом с кроватью — ходунки. Покрывало смято, но самой жертвы нигде не было. Взгляд Керри проследовал к приоткрытой двери в ванную. — Она там? Мэтьюз кивнула на дверь. — В соседней комнате. Судя по выражению ее лица, ужасы еще не закончились. Мэтьюз первая прошла в следующее помещение — детскую — и указала на дверную ручку. — На краске вокруг есть несколько царапин. Мне кажется, именно здесь она сломала ногти. Она, возможно, была в ужасе и пыталась открыть дверь. Кроме того, вот здесь есть маленький кусочек плоти, вероятно, кожи, — вот, на краю двери. — Она указала на место прямо над дверной ручкой. — Она плохо соображала, — предположила Керри. — Но стремилась попасть в эту комнату не просто так. Только не говори мне, что еще и ребенок пропал. — От этой мысли у Керри сжалось все внутри. — Не совсем так, — пояснила Мэтьюз. — Пропавшая жена беременна. О господи. Вторая жертва лежала на спине на полу в центре комнаты. Коса из седых волос, длинная бледно-розовая ночная рубашка, перепачканная в крови. Ей дважды выстрелили в грудь, прежде чем она сдалась. На лице были видны следы побоев.