– Боже, она же тоже, наверное, пострадала? – вспоминаю о подруге. – Её успели поймать, если и ушиблась, то не сильно, а вот тебе досталось, – кривит лицо, – их придётся снять, – указывает на колготки. Лицо мгновенно опалило жаром, снимать колготки перед посторонним мужчиной, совсем не захотелось, будто бы мне предстоит полностью оголиться. – Я отвернусь, – явно заметив мою заминку, говорит Виктор и следом поднимается в полный рост, отворачивается, отходит на пару шагов. – Я сама обработаю раны, выйдете пожалуйста, – в груди заворочалась тревога, словно, что-то должно случится и внутренний голос вопит, выпроводить этого мужчину, подальше от себя. – Алёна, снимайте свои колготки, я сам обработаю ваши раны, ничего я вам не сделаю, не стоит меня боятся, – не поворачиваясь ко мне, произносит Виктор. Не отстанет! Зажмурив глаза и прикусив нижнюю губу, встаю с дивана, приподнимаю юбку, цепляюсь за пояс колготок, стаскиваю их вниз, когда капрон спущен до колен, неожиданно распахивается дверь кабинета. Коротко взвизгиваю и огромными от удивления и ужаса смотрю на того, кто стоит на пороге. – Ну ты и дрянь! – с отвращением произносит Гриша, смотря на меня со злостью и ненавистью. – Ты кто? – как-то грозно летит от Виктора в сторону моего жениха. – Гриш, – одновременно с новым знакомым. Хлопок двери выдергивает из омута прошлого. Подрываюсь на ноги, торопливо спешу на встречу вернувшемуся мужу, с твёрдым намерением поговорить и убедить сделать ещё один тест, только в другой клиники. В голове роятся мысли, что в той лаборатории, в которой мы делали тест, есть знакомые у Зинаиды Петровны! А как она иначе могла провернуть такое? – Ты какого хрена ещё здесь?! – сталкиваемся с мужем в коридоре, – я что тебе сказал?! – пронзает меня свирепым взглядом, – убирайся из моей квартиры! – рычит, что зверь. – Гриш, – сдерживаю себя, чтобы не разреветься, – давай поговорим? – взмахивает руку вверх, словно ударить собирается, отшатываюсь, от испуга втягиваю голову в плечи. – Нам не о чем говорить! Убирайся! – лютый взгляд исподлобья. – Я не изменяла! Глеб твой сын! Давай сделаем ещё тест, в другой клинике! Прошу, Гриш, – голос дрожит. – У Ситникова? – скалится муж. – Можно и у него, – шепчу в душе появляется надежда, что он согласится. – Сколько ты ему заплатила, дрянь? – шаг ко мне, нависает сверху. – За что? – спрашиваю, не понимая его вопроса. – За то, что прикрыл твою беременность от любовника и выдал её за ЭКО? – выплёвывает полную чушь. – Что? – выговариваю с трудом. Боже! Он сейчас серьёзно? Откуда он это взял? – Ой! Только не надо так смотреть! Я больше не верю твоим лживым глазам! Убирайся, пока я сам тебя и твоего пацана не вышвырнул! Вон! – гаркает так, что стены квартиры вибрируют. Смотрю на мужчину, что приходится мне мужем, и не узнаю этого человека! Он чужой, не тот за кого я выходила замуж, не тот с кем планировала беременность, с кем столько счастья испытала, не тот, кто любил меня, ласкал длинными ночами, клялся в любви. Из детской раздаются плачь сына, лицо мужа искажается гримасой ненависти. – Уходи, Алёна, на развод подам сам, раздела имущества не будет, эта моя квартира, то что есть на счетах, делиться тоже не будет, хватит с тебя того, что потратил все эти годы! И ещё, я подам иск, на все те суммы, что были потрачены на все ЭКО! Готовься платить, жёнушка! Забежав в комнату к Глебу, бросилась к сыну, сейчас он был моей единственной отдушиной! Взяв малыша на руки, прижала к груди, стала покачивать, с огромным трудом сдерживая себя, чтобы не закричать в голос от той боли, что рвёт душу и сердце на тысячу частей. – Не прощу, никогда больше не прощу, – шепчу, прижимаясь губами к тёплой щёчке сына, – хочет, чтобы мы ушли, мы уйдём, – не выпуская Глеба с рук, подхожу к комоду с детскими вещами, выдвигаю ящики по очереди, бросаю на кресло-качалку вещички. В комнате Глеба нет ни одной сумке, приходится выйти из комнату и направится на лоджию, чтобы взять самый большой чемодан. Всё делаю очень быстро, боль и обида что хлёсткие удары плетью подгоняют скорее покинуть квартиру мужа. Как попала кидаю вещи Глеба в чемодан, здесь не все вещи, но пока хватит, сын кряхтит на руках, ему не удобно, хочет высвободится, чтобы поползать или походить по мягкому ковру, но времени нет, да и не могу я его отпустить! Кажется, только оторву сына от себя, как тут же меня накроет, снесёт волной, что рвётся изнутри. Сейчас он моя якорь, что держит в штормовом море. Я видела, как Гриша скрылся у себя в кабинете, потому без боязни столкнутся с ним и нарваться на его яростные нападения, поспешила в нашу спальню за своими вещами. Чемодан брать не стала, решила взять одежды столько, сколько смогу перенести в руках. К тому же чемодан не резиновый, весь гардероб не уместится, а задерживаться в этой квартире чревато новым скандалом, но теперь на глазах у Глеба. Забежав в комнату, первым делом схватила папку с документами, моими и сына, а после в гардероб. Открыв двери и шагнув в небольшую, но весьма вместительную гардеробную, остановилась. Глаза пробежались по вешалкам, по ящикам. Что брать? Что именно нужно на первое время? И когда я вернусь за остальными вещами? Заметив в углу пакет полный каких-то вещей, сейчас даже не могу вспомнить, что там именно, и когда появился. Отбросив лишние мысли, прошла вглубь, не глядя на содержимое, вытряхнула всё на пол, открыла ящик с нижним бельём, переложила всё в пакет, а дальше сорвала с вешалок самое необходимое на мой взгляд. Когда поняла, что больше моих вещей в чемодан может и не поместиться, поспешила в комнату Глеба. Сын стал капризничать, хныкать, ещё сильнее вырываться из рук, и мне пришлось его отпустить, чемодан одной рукой не застегнуть. Пока я укладывала свои вещи и застёгивала чемодан, упустила из виду сына. Из коридора раздался радостный лепет Глеба, а меня от этого звука пробило разрядом тока. Подскочив на ноги, бросилась из комнаты и стоило только выбежать в коридор, как сердце пронзило острой стрелой. В двух метрах от меня, каменной глыбой стоял Гриша, а рядом с ним, держась за его штанину, слегка покачиваясь, стоит Глеб с запрокинутой головой, смотрит на отца, тянет к нему одну ручку, просясь на руки. Муж молча смотрит на маленького сынишку, его лицо не выражает ни единой эмоции, но вот глаза, в них море эмоций. От счастья, любви и нежности, до отвращения, ненависти, обиды и боли! Глеб захныкал от того, что любимый папочка не берёт его на руки, стало до жути обидно и больно за сына. Он маленький, стоит и просится на ручки к тому, кого любит, к тому, кто ещё вчера вечером играл с ним, обнимал, целовал, был отцом, а сегодня отказался из-за лжи и липового теста. Гриша вытащил руки из карманов брюк, наклонился к Глебу, я была уверена, он возьмёт его, но то, что произошло дальше, за считанные секунды пропустило всё моё нутро через мясорубку! Муж разжал крошечные пальчики сына, что сжимали ткань его брючины, увернулся от второй ручки Глеба, которой он попытался ухватиться за руку отца, сделал несколько шагов назад. Малыш пошатнулся за ним, но не смог устоять на ножках, шлёпнулся на попу и смотря на отца, зашёлся громким плачем. Спотыкаясь на ровном месте, чуть не упав, бросилась к малышу. – Сволочь! – подхватывая сына на руки, кричу мужу. – Время истекло, убирайся! – гремит в ответ. Глеб плачет, изворачивается, тянет руки к отцу, который даже не смотрит в его сторону, облокотился о стену спиной, скрестил руки на груди, смотрит почерневшим взглядом в стену напротив. С плачущим малышом захожу обратно в комнату, хватаюсь за ручку чемодана, дёргаю её вверх. Ручка выезжает, становится больше, позволяя мне катить за собой тяжёлый чемодан. Сердце разрывается от плача сына, он не понимает, что происходит, он хочет к отцу, который так безжалостно отказался от своей крохи. Гриша так и стоит в коридоре, как можно быстрее прохожу к выходу из квартиры, пытаюсь обуть балетки, но то-ли от нервов, то-ли от того, что Глеб извивается удерживаемый одной рукой, не могу обуться, обувь ускользает. – Ключи от квартиры положи на тумбу, сюда вы больше не вернётесь, – летит в спину. – Верну, когда заберу остальные вещи, – не поворачиваясь к мужу, перекрикивая громкий плач сына. – Твоих вещей здесь нет! Все шмотки были куплены на мои деньги! – Что?! – опешив от такого заявления, резко поворачиваюсь к мужу, смотрю на этого подлеца, – большую часть одежды я покупала на свою зарплату! – А я кормил тебя, оплачивал все твои хотелки, возил по курортам, водил по ресторанам, дарил весьма дорогие украшения, – про украшения я совсем забыла, они все в шкатулке в нашей комнате, там не только его подарки, но и те, что я покупала себе сама, и те, что папа дарил, -будем считать это твоя небольшая компенсация, я лучше их бомжам отдам, чем тебе! – произносит с ухмылкой на лице. Боже! Это не мой муж! Кто, кто этот человек? Куда делся мой Гриша? Хватаю свою сумочку с полки, чуть не роняю её на пол, нахожу в ней две связки ключей, одну от квартиры, другую от машины, которую мне пару лет назад подарил отец с мачехой. Беру одну связку, и с силой швыряю её в это чудовище! – Подавись, сволочь! – кричу уворачивающемуся от ключей мужу, и наконец-то засовываю ноги в балетки, толкаю дверь, которая оказалась не закрытой не на один замок, вываливаюсь из квартиры с сыном и чемоданом. Грохот двери за спиной, звук запирания замка, в голове шум, Глеб плачет. Вот и всё, сюда мы больше не вернёмся, такого я ему никогда не прощу! Глава 5 – Алёна? – удивлённо смотрит на меня сводная сестра, открыв дверь своей квартиры. – Привет, – говори тихо и слёзы, что стояли всю дорогу в глазах, срываются по щекам. Я приехала к ней без предупреждения, по-боялась звонить по дороге, и не потому, что она откажет приютить нас на время, просто разрыдалась бы прямо за рулём, и уж тогда бы управлять автомобилем точно не смогла бы. – Эй! Ты чего? – взволнованный голос Юли, – так, давай, проходи, – не получив от меня ответа, а только поток слёз, сестра отступила в сторону, пропуская нас с Глебом. Переступив порог квартиры сестры и её мужа, без сил опустилась на мягкий пуфик, держа на руках спящего сына. Малыш уснул по дороге, наплакался маленький. – Так, – раздалось над головой, – давай ка мне сюда Глеба, отнесу его в комнату, а ты пока разувайся и проходи на кухню, – аккуратно забирает сына из моих рук. Якорь забрали, и теперь меня огромными волнами уносит в глубокое море боли и обиды. Я не иду на кухню, как сказала сестра, закрыв лицо ладонями, молча сотрясаюсь в рыдании. За что он так со мной? Как он мог поверить в такую дичь? Я подкупила Ситникова? Забеременела от любовника? Это слова его матери! Это она наплела ему! – Алёнка! – Юля обхватывает меня за плечи, – что случилось, маленькая? – по голосу слышу, что сестра сама готова расплакаться. Мы не родные, её мама и мой отец сошлись после смерти моей матери через пять лет, я была подростком, а Юльке было уже девятнадцать. Она стала мне настоящей сестрой, поддерживала, подсказывала, даже заступилась перед моим же отцом, когда решался вопрос моего поступления в институт. Отец хотел видеть меня юристом, чтобы я пошла по его стопам, но мне всегда хотелось стать детским врачом. Благодаря Юли и её мамы, я им и стала! Две новые родственницы встали за меня горой, убедили отца. – Ну говори уже! – у сестры явно сдали нервы, она с силой встряхнула меня за плечи. – Гриша выгнал нас из дома, он подаёт на развод, – выдавливаю из себя.