Момент для реплики был выбран явно не удачный. Саша поперхнулся горячим чаем. — Проклятье! Вадим, ты знаешь… Вот честно тебе скажу… Не обижайся… — он принялся вытирать салфеткой мокрый стол. — Но ты в натуре долбанутый на всю голову. — Ага, — только и ответил я ему, делая аккуратный глоток из чашки. Саша наконец закончил со столом и нервно стал разворачивать уже двадцатую конфету за день. — Ну хорошо. Дадут тебе задачи. А если ты с ними не справишься? — Тогда я не достойный мужчина, — я иронически пожал плечами. — Вот справлюсь — и стану достойным. — Ты играешь в опасную игру, Вадим, — Саша игриво погрозил мне пальцем. — Запомни, мы не-мужчины. Обратной дороги нет. А ты творишь невесть что на чужом для тебя поле. — Ну хорошо, — примиряющим тоном ответил я ему. — А как ты будешь решать вопрос с отношениями? — Да не знаю. Никак, наверное. Зачем мне вообще его решать? И так дел по горло, — он недовольно заворчал в ответ на мой невинный вопрос. И только потом его осенило. — Да, блин! Вадим! Я-то думаю, что тут не стыковывается… Ты же сам никак не решаешь таким образом вопрос с отношениями! Наоборот, делаешь их совершенно невозможными! — Поясни, — попросил я его, хотя сам прекрасно понимал, о чем он говорит. — Ты меня проверяешь, да? Ну смотри. Всем известно… всем, Вадим! Что девушек сейчас заставляют быть пассивными, беспомощными и независимыми. Абсолютно несовместимые понятия, конечно, но правда состоит в том, что новая волна феминизма добилась своего. Да блин, ты же сам это прекрасно понимаешь! Девушки сейчас, как негры, оценивают себя в исторической парадигме. Типа раньше с ними обращались как угодно, да только не так, как нужно, поэтому в современном мире нужно защищаться, ограждаться и сражаться за свои права. Но в то же время девушек заставляют быть девушками. Блин… Да ты с ума сошел, Вадим! Если ты попросишь девушку рассказать о своих требованиях к мужчине, то список окажется размером с «Войну и мир» и будет постоянно, ежедневно пополняться! Потому что современная женщина уверена, что ей должны возместить весь исторический ущерб, поэтому лучше перестраховаться и попросить даже больше разумного. И естественно, что ты никогда — никогда! — не выполнишь всех-всех требований. Я понял, что Саша раньше думал об этом, и вот его понесло. Я откинулся на спинку дивана, наслаждаясь его страстным честным монологом. — Так требования еще, блин, могут быть размытыми! Как тебе требование о любви и заботе? Что это, черт возьми, такое? У женщин и мужчин донельзя разное представление об этих формулировках. Да что там говорить — каждый человек вкладывает в эти слова нечто свое! И вот тебе наговорили кучу требований, ты довел человека до истерики… и что дальше? — Я иду выполнять все эти требования, — с улыбкой произнес я. — Ага. Только девушка ждет, что ты наплюешь на все эти ее слова, обнимешь ее, прижмешь к себе, поцелуешь и скажешь, что любишь. Что проявишь себя как мужчина. А ты пойдешь выполнять ее требования до скончания века… Погоди… А что, если ты их всех выполнишь? Эти требования? — Попрошу ее дать мне новые, — я уже смеялся, глядя на его обескураженное лицо. — Не, ну ты реально долбанутый. Вадим, вот честно тебе скажу, от всего сердца. Ты же прекрасно понимаешь, что таким образом ты никогда… Никогда! Никогда не найдешь себе девушку. Я лениво пожал плечами в ответ на его пылкие слова. — А ты не думал о том, что девушка сама может разбить все эти условности и сказать, что хочет быть с тобой, наплевав на требования? — я хитро посмотрел на моего друга. — Это… — Саша даже задохнулся от возмущения после моих слов. — Это… Да это жесть, Вадим! Это просто нестандартная херня, поверь мне на слово. — А зачем нам стандартная? Зачем нам херня? — резонно спросил я. — Ведь мы не-мужчины. Зачем нам быть как все? — Потому что в этом вопросе у нас нет выбора, Вадим. Правила ставит мироздание, а не мы сами. Какими бы крутыми мы себе ни казались. Ты не решишь вопроса своим способом. — Окей, — согласился я с ним. — А может, я и не хочу решать этот вопрос. Может, я эскапирую. Вот ты… Ты как будешь решать этот вопрос? Он на секунду задумался. — Не знаю. Никак, наверное, — честно признал он. — И я никак. Видишь, ничем от тебя не отличаюсь. — Ага, — его скептицизму не было предела. — Только выдумаешь всякую хрень, чтобы занять себя. — А ты как будто нет. Скажи мне, Саш, откуда ты берешь задачи для себя? — Задачи? Ну… сам себе придумываю. — Вот, — я торжествующе поднял вверх указательный палец, как детектив, указывающий на улику. — А я беру их от общества, потому что так мне привычнее и прикольнее. Да, возможно, этот вопрос с отношениями мы никогда с тобой не решим, но скажи мне честно. Даже после всех твоих ярких речей и всех твоих логических домыслов… Скажи мне — согласишься ли ты на обычную девушку, которая тебя не любит, а требует лишь любить ее? Обычную современную девушку? Которая прикрывается историей и собственной социальной значимостью? Которая ждет от тебя мужских поступков, но не дает им четкого и понятного определения? Саша резко помотал головой. — Нет, конечно. — Ну вот и все. И зачем мне твои рассуждения о текущей реальности? Я ее знаю. Я ее принимаю. Я с ней не согласен. Я не-мужчина. Я человек. Я личность. Я сам решаю, как хочу жить, опираясь на себя и окружающую действительность. И пусть мир пробует мне помешать, я с удовольствием буду сражаться с ним до последнего вздоха. Саша элегантно поклонился мне. — Красивые речи, выпендрежник. Особенно интересно их слушать от человека, который не может определить свое место в мире. Я разом поник после его слов. — Твоя правда, — согласился с ним я. — Просто… Смотри. Я положил две оставшиеся в живых печеньки на разные стороны стола. — Вот это, — сказал я, указывая на левую печеньку. — Это жизнь. Ее начало, ее зарождение. А вон та вкусная печенька олицетворяет смерть. Наш логический финал, к которому мы рано или поздно придем. — Ну, — нетерпеливо произнес Саша, хищным взглядом смотря на обе печеньки. — Между двумя этими аппетитными сладостями проходит дорога жизни. И она наполнена разными событиями. А также она наполнена смыслом. И если ты мужчина, то твой смысл быть мужчиной. Если ты женщина, то твой смысл также предопределен. Но что, если ты перестаешь быть мужчиной или женщиной? Становишься человеком, личностью? Что тогда? Какой смысл в нашей с тобой жизни? Потому что в последнее время я чувствую, как усердно наполняю мою жизнь различными событиями, но я не понимаю, куда мне стоит идти. Ради чего мне жить, Саш? В чем моя основная задача? Получается, что вся моя текущая жизнь — это эскапирование… побег от смысла… Саша раздраженно махнул на меня рукой. — Ты задолбал со своим философствованием! Зануда! И он положил в рот обе печеньки, недавно участвовавшие в решении вопроса бытия. — Жизнь существует, чтобы жить! — гордо произнес он с набитым ртом. — А смерть, чтобы умереть. И все! А в промежутке делай что хочешь, кроме ускорения собственной смерти. Это запрещено по нашим правилам игры. — У тебя прямо совмещение гедонистических и христианских ценностей, Саш, — шутливо подметил я. — Да вообще пофиг, как там все называется! Он с улыбкой посмотрел на меня, а потом серьезно сказал: — Все равно мы будем себе задавать все эти вопросы, Вадим. Так уж мы устроены. И сейчас мне кажется, что жизнь — это попытки ответить на вопрос о ее смысле. Постоянная внутренняя борьба, постоянные страдания и самобичевания. — Неожиданно слышать подобное от тебя, — я действительно удивился. — А вот слушай, пока я добрый, — он весело усмехнулся. — Но главное… Ты должен жить, Вадим. Жить, невзирая ни на что. А там уж бери задачи откуда хочешь. Ставь их перед собой сам или спрашивай у общества. Это не важно. Но живи. Как можешь. Живи и твори. Задавай вопросы. Пробуй отвечать на них. А дальше уж как сложится. Его слова не ответили ни на один из моих внутренних вопросов, но почему-то после них мне стало легче на душе. За весь день мы в итоге выпили десять кружек чая и съели в совокупности 63 конфеты, 44 печеньки и более 20 различных других сладостей. В общем и целом день прошел хорошо. И я был рад этому. V Мы гуляли по тихой ночной улице, рядом с деревьями, луной и жаром наших собственных тел. Мы очень понравились друг другу, я это чувствовал, ощущал, понимал. Разговор шел легко, плавно, непринужденно. На душе было то самое прекрасное любовное настроение, доступное каждому из нас в редкие драгоценные моменты жизни. Мы дошли до ее дома. Хотя разве благостное парение по воздуху можно назвать ходьбой? И вот настал тот самый момент. Я знал, что он рано или поздно настанет. Было слегка грустно, но разве можно обмануть самого себя? Можно, конечно, но зачем? И все равно грустно. Она что-то сказала. Я что-то ответил. Это явно было что-то неправильное. Всю прогулку меня тестировали, а я просто наслаждался этой красивой девушкой, луной и общей прекрасной картиной мироздания. Да, меня люди часто упрекали в некоторой несерьезности, но разве можно всю жизнь трактовать, как серьезный экзамен? Я уже не хочу. Я сдал все экзамены в школе и в университете. Больше не хочу. Не хочу правильно отвечать на заранее подготовленные вопросы.