На эту ночь я собиралась остаться у Романа, хотя он пока о моих планах в курсе не был. Могу себе представить, как взбесится брат, мысли об этом вызывали у меня улыбку. Пусть, ему полезно. Сам он тоже так поступает, проводя ночи в чьих-то женских постелях, вот теперь съест свою же пилюлю. Месть воистину сладка. Я уже представляла себе, как у нас с Романом это будет, и потому шла в предвкушении. При всей своей ненависти к Леониду я не могла не признать, что его опытными стараниями мой первый раз мне понравился, особенно если судить по рассказам подруг. Их первый раз в большинстве своем был не очень-то приятен. Жил мой будущий муж в двухэтажном доме в хорошей многокомнатной квартире. Когда-то он продал свое поместье и переехал сюда, ему тут больше нравилось. Я уже бывала у него как гостья, но сегодня входила как будущая хозяйка. Какое странное, но приятное ощущение. Мне прямо не верилось, что я скоро стану его женой. На губах сияла улыбка счастья, и впереди ждал чудесный вечер. Я уже предвкушала, как буду трогать его аккуратно стриженые темные волосы, заглядывать в серые глаза… и однажды обязательно заставлю сбрить эти тупые усики, которые так мешают целоваться. В ожиданиях я не обманулась, вечер был чудесен. Мы выпили вина, посидели перед камином в уютных креслах, пообсуждали книги. Солнце уже ушло, на город опустилась тьма. Мы уже оба знали, чем закончится эта ночь, хотя Роман все еще не был уверен. Он не раз говорил, что не хочет торопить и не будет давить на меня, а мне, наоборот, казалось, что Роман слишком медлит. Вот и сейчас мне уже не терпелось узнать его лучше. Ему, кажется, тоже, но он не решался. — Ты говорил, что иногда перед сном читаешь Диккенса в оригинале, — я решила его немного подтолкнуть. — Покажешь мне книгу? Раз читает перед сном, значит книга наверняка в таком интимном месте, как спальня. Я рассчитывала, что он предложит пройти с ним, но Роман лишь ослабил ворот белой рубашки, будто она его душила, и встал: — Конечно. Сейчас. Он вышел из комнаты, и я, стащив туфельки, в одних чулочках тихо проследовала за ним. Вот они, навыки слежки, пригодились в быту. Я чуть не хихикнула этой своей мысли, но вовремя сдержалась — услышит же, я иду почти сразу за ним. Роман, нервно потирая пальцы, вошел в спальню, оставив дверь приоткрытой, и я тихо скользнула внутрь. Он подошел к небольшому столику, стоящему поодаль от кровати, взял с него книгу, развернулся и увидел меня: — Вероника? — удивленно спросил он. А я, широко улыбаясь, приложила палец к губам, призывая молчать, опустила туфельки на пол и демонстративно закрыла задвижку на двери, затем снова повернулась к нему. Меня распирал восторг, а вот Роман нервничал. Я подошла к нему и взяла за руку, чтобы успокоить, заглянула в глаза: — Не переживай так сильно. Это же просто приятное времяпрепровождение. И я вся в твоих руках, не надо меня бояться. Роман положил ладони мне на щеки: — Не хочу все испортить. Ты говорила, у тебя уже был мужчина, и он обманул тебя. Я не хочу выглядеть таким же в твоих глазах, потому что настроен серьезно. Можешь оставаться сегодня у меня или нет, если не хочешь. И пока не захочешь, у нас с тобой ничего не будет даже после свадьбы. Я не стану принуждать тебя. Хочу, чтобы ты любила меня и делила со мной постель, только если любишь. — Я люблю, — улыбнулась я. Немного покривила душой, конечно, он не Михаил, но он мне очень нравился, правда. Роман потянулся ко мне губами, и я с удовольствием ответила на поцелуй. Опять чертовы усики защекотали чувствительную кожу вокруг губ, но я постаралась не обращать внимание. Мои пальцы потянулись ему за спину, чтобы обнять, но на полпути свернули и закопались в его шевелюру. Роман крепко прижал меня к себе за спину и талию. Он меня хотел, и очень, это сквозило в его эмоциях, в частоте дыхания, в легком дрожании пальцев, его возбуждало, что я сама проявляю активность, сама действую. От его эмоций я получала не меньшее удовольствие, чем от своих. Восторг от происходящего буквально распирал изнутри, и я даже прервала поцелуй, чтобы издать смешок. Роман моментально заволновался, в его мыслях скользнуло предположение, что я высмеиваю что-то в его действиях. В эмоциях сразу мелькнула уязвленная гордость, обида и надежда, что он ошибся в предположениях. Он встревоженно заглянул мне в глаза и прошептал: — Что не так? — Ничего, — так же тихо ответила я, ласково поглаживая ему волосы и улыбаясь. — Просто мне очень хорошо. А когда мне хорошо, я смеюсь. Облегчение в его эмоциях было настолько сильным, что почти материально ощутимым. Его руки скользнули по моей спине, поглаживая, он наслаждался прикосновениями, довольный, что я его люблю и уже вот-вот буду принадлежать ему не только душой, но и телом. Ему нравилась во мне та доля распущенности, которую он уже увидел. Все те жеманные девицы, с которыми Роман встречался раньше, утомляли его. Следуя его мыслям и пожеланиям, я молча потянула за завязочки платья у себя на груди и мягко отстранилась из объятий, чтобы было удобно снимать его с плеч. Горящий взгляд Романа светился все большим восхищением с каждым новым обнажающимся участком моей кожи, пока платье соскальзывало вниз. — Ты великолепна, — выдохнул он, когда ненужный ныне предмет одежды свалился, оставив на мне лишь трусики и чулочки. Никакого бюстгальтера на мне не было, его роль исполняла корсетная вставка, оставшаяся в платье. Он подошел ко мне и потянулся так аккуратно, словно боялся спугнуть. Роман делал это медленнее, чем мне бы хотелось, ему нравилось осознавать, что я в нетерпении, что жду и жажду, и я искусала всю нижнюю губу к моменту его прикосновения. Зато когда он это сделал, я получила свое сполна: его эмоции обдали меня волной желания, жажды и удовольствия. Мои эмоции облегчения оттого, что он наконец сделал это, и пьянящее ощущение власти над мужчиной полыхнули, смешавшись с пришедшими от него эмоциями в тугой комок, грозивший взорвать меня изнутри. Я снова издала довольный смешок, стараясь впрочем сдерживаться, чтобы не напугать его. Роман с опаской бросил взгляд на мою улыбку, а затем жадно впился губами в мои. Его ладони скользнули по моей груди, а затем он подхватил меня и развернул спиной к кровати, на секунду потеряв контроль над своими действиями и сразу остановился, сам испугавшись своего порыва. О да, у него от меня просто крышу сносит. А может, я неосознанно подталкиваю его к этому своими способностями по влиянию на разум. Впрочем, кому какое дело, ведь нам обоим это нравится. Он уложил меня на кровать, схватился за чулочки и жадно стащил их. Уже через пару секунд трусики присоединились к чулочкам на полу. Я осталась совершенно обнаженная лежать на кровати перед ним, не прикрываясь, наслаждаясь его восхищением и разделяя его. — Разденься. Я не стала добавлять пожалуйста, потому что знала, он не ослушается. То самое пьянящее ощущение власти, когда понимаешь, что сейчас этот мужчина готов на все. Он быстро и суетно сбросил с себя все, не отрывая взгляд, а я в это время игралась, упиваясь своей чисто женской властью и зазывно поглаживая себя по груди, животу, бедрам. Действия не были спонтанными, я знала, видела в его бушующих эмоциях, что именно будоражит больше всего. Его возбуждение буквально витало в воздухе, и я наслаждалась этим чувством, с удовольствием поглощала его всем своим существом. Сбросив одежду, Роман навис надо мной и начал целовать живот, его ладони скользнули мне по бедрам. Приятные мягкие прикосновения. Я закрыла глаза от удовольствия и снова усмехнулась вслух, издав тихое протяжное да-а-а, интонацией подразумевающее ты все делаешь правильно, хороший мальчик, продолжай. Его поцелуи поднимались выше, к моей груди, и я наконец потянулась к его разуму, чтобы вкусить все сполна, хватит уже довольствоваться внешними обрывками эмоций. Возбуждение мощной волной захлестнуло меня, закрутило в эмоциональном вихре, чуть не выветрив контроль над собой. Роман уже с трудом сдерживался, чтобы не наброситься на меня, как первобытный человек, и я переняла это, разделила с ним, сходя с ума от удовольствия. Его губы обхватили мою грудь, и неожиданно во мне чувством опасности взорвалось осознание: за дверью кто-то есть. Он обнаружился так внезапно, словно стоял там все это время незамеченным. Я распахнула глаза и, закрывшись от эмоций Романа, положила руку ему на плечо, крепко сдавила: — Стой, — нервно произнесла я, все еще слегка задыхаясь от быстро отступающего под давлением угрозы возбуждения. Роман замер, пару раз моргнул, приходя в себя, пытаясь сбросить не желающее отступать наваждение: — Испугалась? Не бойся. Я же сказал, что ничего не будет, если не захочешь. Я молчала. Внимание и взгляд сконцентрировались на потолке, на котором черным дымом от двери медленно расползались щупальца тьмы, и мне был известен лишь один человек, способный на это — мой брат в крайней степени злости. Роман проследил за моим взглядом: — Пожар? — он не был связан с Отделом и, как любой нормальный человек, попросту не мог понять, что происходит. Дверь с грохотом разлетелась в щепки от мощного удара, и вряд ли это была нога или рука, больше походило на взрывную волну. — Вероника! — рык брата загробным эхом разнесся по комнате, заставив мои внутренности скрутиться от ужаса в тугой узел. Влад тенью возник в проеме, а черный дым ворвался внутрь и заставил свет погаснуть, окутав помещение туманной черной мглой. — Что за чертовщина! — с этими словами, напуганный не меньше меня, Роман отпрянул в сторону и свалился с кровати. Он находился на расстоянии вытянутой руки, но было так темно, что я видела лишь его размытые туманные очертания. Он только начал подниматься, когда Влад темным пятном метнулся в его сторону, и Романа окутала чернота. Всего через секунду в глухой тишине раздался неприятный хруст костей, и тело свалилось на пол с неестественно вывернутой головой. Я схватилась за рот, чтобы не закричать в истерике от страха и шока. Влад, стоящий над телом черным силуэтом во мраке, медленно и оттого жутко повернул голову на меня. Вместо глаз — проемы бездны, хотя казалось, что чернее уже некуда. Они затягивали в себя, манили, как огромная высота манит сделать смертельный шаг к земле. И пока я смотрела в них, казалось, секунды растянулись в вечность. Влад метнулся ко мне, уничтожая магию взгляда, разрывая контакт, и время, будто восстанавливая баланс, потекло быстрее, чем мне бы хотелось. В панике я рванулась с кровати в сторону, но успела лишь повернуться к брату спиной. Влад схватил меня под затылком за шею, второй рукой придавил плечо и вжал носом в подушку, а сам сел сверху, сжимая меня ногами, не давая шевелиться. Вокруг стояла ужасающая тишина, нарушаемая лишь шорохом его одежды и тихим скрипом кровати. Понимание происходящего ускользало от меня, паника не давала сосредоточиться и разумно рассуждать. Я позвала брата по имени, но звуки издевательски увязли в подушке. Сердце бешеным стуком отдавало в голову, легкие судорожно пытались захватить побольше воздуха, но, сдавленные его ногами, не имели этой возможности. Уже через пару секунд я поймала себя на мысли, что кислород улетучивается со скоростью мысли, и я забарахталась изо всех сил, не на шутку испугавшись за свою жизнь, пытаясь сбросить брата. Я не хотела верить, что он решил меня убить, эта мысль просто не укладывалась в голове, и я тщетно силилась сбросить с себя эту скалу. Влад заставил меня потрепыхаться несколько секунд, перед тем как ослабил нажим. Я успела повернуть лицо вбок и жадно глотнуть воздух, прежде чем ладонь снова придавила голову к подушке. — Лежать! — прорычал он. Получив столь желаемый кислород, я и без того перестала дергаться, пыталась лишь отдышаться и решить, что делать. Единственным путем к спасению виделась возможность уговорить его, но увы, до психолога мне было далеко, да и нервозность не давала нормально мыслить: — Влад! Ты убил невинного человека! — звуки голоса вязли во мгле без малейшего эха. Он ничего не ответил, лишь крепко перехватил запястье, чуть не вывернув руку и заставив меня сдавленно пискнуть, стащил кольцо с пальца и выкинул. Золотое украшение с жалобным звоном, показавшимся в этой тишине оглушительным, ударилось об стену и закатилось под кровать. Было в этом что-то символичное, словно он одним жестом перечеркивал всю мою дальнейшую жизнь, сообщал, что никогда у меня не будет мужа, потому что брат всегда будет крепко держать меня, связывать по рукам и ногам. Словно в подтверждение этого, он быстро и туго скрутил мне запястья веревкой, чуть не вывихнув суставы из плеч. Ситуация стремительно превращалась из отвратительной в невыносимую, и надо было срочно сделать хоть что-нибудь, пока она не стала еще хуже, пусть и казалось, что хуже уже некуда. В тщетной попытке вырваться я дернулась в сторону изо всех сил, словно зверь, который уже понимает, что пойман, но все равно инстинктивно продолжает бессмысленную борьбу. В отчаянии я даже обратилась к своему дару, но увы, и так было известно, что ничего не выйдет. На других агентов, выживших после инъекции черной крови, наши способности с прямым воздействием не работали или работали очень слабо. Влад не смог бы поднять меня как ходячего мертвеца. Михаил не смог бы вселиться в меня. А я не могла повлиять на сознание брата. Он такой пугал меня до колик в животе, и я лежала, осознавая, что совершенно не знаю своего брата, в запястьях пульсировала кровь от стягивающей их веревки, дышалось с трудом из-за тяжести чужого тела. Очередная секунда непроницаемой тишины сдавила мне нервы, и я безо всякой надежды жалобно проныла: — Влад, пусти… Он поднялся с меня. На миг мелькнула радостная мысль, что он послушался, но сразу испарилась, когда пальцы брата вцепились мне в плечи и рванули вверх. Влад сдернул меня, безвольную, сдавшуюся на его милость, с кровати, и я чуть не упала, но он перехватил меня за шею. Перед глазами оказалось зеркало в дверце шкафа. Кажется, я навсегда запомню то, что сейчас происходит, потому что каждая деталь выжигается в сознании раскаленным железом. Тяжелое злое дыхание Влада греет мне ухо. Он грубо сжимает мою шею, прижимая к себе спиной, заставляя смотреть в зеркало. Странные мысли приходят в голову в такие моменты. За странные вещи цепляется внимание. Мои черные волнистые локоны растрепаны. В синих глазах горит страх. Его лицо позади меня, но здесь темно, а вокруг него тьма еще гуще, и я не различаю черт, одни бездонные провалы черных глаз. Страх сжимает мое горло его пальцами. — Смотри. Кого ты видишь?.. — зло прорычал он, а поняв, что я не собираюсь говорить, сжал пальцы крепче. — Отвечай! Я снова в панике дернулась в сторону, но он лишь крепче сжал мою шею и запястья, скрученные веревкой за спиной. — Я вижу там шлюху! — рыкнул он. Влад грубо швырнул меня на пол лицом вниз. Челюсть и плечо стукнулись о ковер. Обнаженное тело проехалось по ворсинкам. Немного больно и очень неприятно. Он буквально вытащил меня из-под Романа, и вот я лежу здесь совершенно без одежды со связанными руками. За странные вещи цепляется внимание. Я часто дышу. Ковер пахнет пылью. Перед глазами — ножка комода. Вокруг мрак. Я уже не дергаюсь, бесполезно, просто лежу на животе, как бросили. Запястья, неаккуратно и сильно скрученные веревкой, ноют. Я услышала, как расстегивается ремень, и чуть не рассмеялась в истерике. Он собрался меня выпороть, как ребенка, за то, что я собиралась заняться любовью с тем, кто мне нравился? Это похоже на глупую шутку. Не задушит же он меня этим ремнем в самом деле. Я его сестра! Что он мне сделает в конце концов. И я, собравшись с силами, повернулась, чтобы бросить ему это в лицо и бесстрашно рассмеяться. Как раз к этому моменту его штаны упали. Отброшенный в сторону ремень звякнул бляшкой о пол. Он возвышался надо мной черной тенью в ночном мраке. От осознания того, что Влад собирается сделать, перехватило дыхание, словно он снова вцепился мне в шею. Он не станет меня пороть. Изнасилует. Мысль была настолько неожиданной, что я не сразу поверила в нее, ведь я так давно его знала. Он не может так со мной поступить. Он свалился на колени и схватил меня за бедра, поднимая до своего уровня, раздвинул коленями мои ноги. Кричать бесполезно: Романа он убил, а больше здесь никого нет. Только сейчас до меня дошел весь ужас ситуации, и я в приступе нерациональной паники рванулась в сторону, но пальцы сжали бедра до синяков, не оставляя мне шансов. — Нет. Не надо… Не надо, пожалуйста! — взвыла я. — Не дергайся! — Влад, очнись! Влад! Ты же мой брат! Он остался глух к моим мольбам. Заставив вскрикнуть и поперхнуться последними словами, он вошел в меня до упора и замер так, крепко сдавливая бедра, чтобы я не могла никуда деться. Тяжело дыша, я тихо застонала, с трудом привыкая к его размерам, ощущая себя псом, прижатым за холку к земле: оставалось лишь скулить, признавая превосходство противника, и жалобно подергивать лапами, надеясь, что мне не перегрызут глотку. — Ты моя, Вероника! — прорычал он, и черный дым зашевелился живыми щупальцами, вторя ему. — Только моя! Болевые ощущения слегка отпустили, и, воспользовавшись передышкой, страх и напряжение последних минут наконец вылились в рыдания, заставив меня обессиленно упереться лбом в пол. — Влад… Хватит уже… — сдерживать всхлипывания уже не получалось. — Я твоя сестра… Очнись… Хватит… Попытки выговорить слова давались тяжело, рыдания не позволяли нормально дышать. И он — внутри. Уже не больно, но унизительно. Влад схватил мои запястья за веревку и потянул на себя: — Поднимись. Пришлось поднять голову с ковра, выгнуть спину, и он медленно продвинулся вперед, проникая еще глубже, хотя казалось, дальше некуда. Ощущение стало болезненным, и я снова застонала, не в силах сдерживаться. В тугой клубок сплелись бессилие, унижение, ощущение слабости перед ним — это растаптывало остатки воли, ломало последнее желание сопротивляться, заставляло смириться и сдаться, лишь бы все это быстрее прекратилось. — Вла-а-ад!.. — мой умоляющий плач перешел в громкий стон. Тело содрогалось от рыданий и нервов. Мышцы внутри сокращались, пытаясь не пустить его глубже, но сделать это в моем положении было невозможно, отчего размеры находящейся во мне части его тела казались невыносимо огромными. — Откинь волосы на спину, — приказал он. В его голосе больше не слышалось эхо, черный дым пеплом оседал на пол и таял, мгла медленно рассеивалась. Я, не в силах сосредоточиться из-за эмоционального истощения, пропустила приказ мимо ушей, и Влад, схватив меня за волосы, дернул назад сам, натянул, заставляя выгнуть спину еще сильнее, открыться окончательно. — Запомни, Вероника, ты моя! Только моя! Я убью любого, кто к тебе притронется. Разорву голыми руками. Ты вся принадлежишь только мне! Он стал двигаться, вырывая из моей груди стоны, и каждое движение вместе с болью приносило и удовольствие. Я поймала себя на этой мысли и перестала понимать сама себя: сдавшаяся, сломленная, принявшая происходящее как данность… и допускающая мысль, что мне это нравится. Еще час назад я бы сказала, что эти мысли постыдны, что я, пусть и не ангел, но благовоспитанная леди да и просто сильная женщина, которая если и не будет главной в семье, то уж как минимум будет с мужем на равных. А еще я бы сказала, что никогда не допущу того, что происходит прямо сейчас, а если это и случится, наложу на себя руки. Но оказавшись в этой ситуации, пришлось признать, что хочу жить, а значит, мне придется сжиться с этим воспоминанием, смириться со случившимся. Я, считавшая себя сильной и непреклонной, сдалась и впервые в жизни ощущала себя беззащитной, полностью доверившейся кому-то другому, пусть и по принуждению. Он мог бы сделать со мной, что захотел, и он делал, что хотел. И только ему я могла бы это позволить… И мне это нравилось… Осознание этого оказалось настолько шокирующим, что захотелось выбросить эту мысль из головы, потому что она пугала хотя бы тем, как резко могла изменить мою жизнь, не говоря уже о рамках морали, которые оказались безжалостно разбиты. И я испуганно отодвинула мысль в сторону, закинула в самые далекие и темные уголки души, где ей самое место, и постаралась забыть. И вместе с этим сразу навалилось ужасающее понимание того положения, в котором я находилась, душа снова зарыдала от боли, а я — от бессилия и унижения. Никто не должен узнать о таком позоре для нашей семьи, и тяжесть этого камня на своей душе я понесу одна. Движения Влада участились, его контроль над мыслями потерялся, и я стала улавливать обрывки эмоций. Брат считал это наказанием, полагал, что раскрывает мне глаза на то, что всегда подразумевалось, хоть и никогда не говорилось: я принадлежу ему, и он не станет мной ни с кем делиться. Я должна была это понять по его поведению, но почему-то не понимала, и вот теперь Владу приходится объяснять доходчивее.