Зять кивнул и передал малышку мне. Я взяла племянницу на руки, вдохнула ее запах и прикрыла глаза от удовольствия. Я так скучала по ней… — Завтра днем посидишь с ней? — ровно спросил Вадим. — Конечно, — я прижала малышку еще крепче и сообщила ей: — Я завтра к тебе приду. С щемящей болью в сердце вернула Агату Вадиму и посмотрела на запертую дверь в комнату Миланы. Ну что ж, с сегодняшнего дня я плохой полицейский, придется это принять и как-то с этим смириться. Мы с Маратом оделись и вышли в подъезд, провожаемые тяжелым взглядом Вадима. Когда спустились на первый этаж, Марат вдруг резко привлек меня к себе, поцеловал так, что голова закружилась, и прорычал: — Я люблю тебя, Машка, поняла? Не слушай ее, никому не верь, кроме меня. Я тебя люблю. Блядь, я с ума по тебе схожу. И не брошу. Никогда. Он шептал как в бреду, целуя меня и прижимая к себе до боли, а я… Я, как счастливая влюбленная школьница, млела от его признаний, замирая от счастья. По щеке потекла слезинка — впервые от счастья. И в тот момент я была готова пойти за ним куда угодно, жить там, где он скажет, лишь бы продолжал срывающимся голосом шептать о любви, прижимать к своему телу и целовать так же отрывисто, жадно… — И я тебя люблю, — вырвалось у меня. — Не бросай меня, — попросил он. — Не брошу. Никогда! Глава 31 Глава 31 Марат Я открыл глаза, дернулся, протянул руку к лицу спящей Маши, удостоверился, что она дышит, и подождал, пока закончится приступ тахикардии. Я знал, что такое страх, я давно с ним знаком, но я никогда не подозревал, что он может вырасти до таких размеров. По ночам мне снилось, что я просыпаюсь, а Маша не дышит. Ее больше нет. Открывал глаза, протягивал руку, холодея внутри и подыхая от панического ужаса до тех пор, пока кожу не обжигало ее тихое мерное дыхание. Неделя, сука, неделя счастья, смешанного со страхом. Мы просто жили, как договаривались, — на всю катушку. Я уходил на работу, а когда возвращался, то брал Машу, и мы всегда что-то делали. Придумали игру «Я никогда не…» и исполняли желания друг друга. По очереди, так Маша настояла. Мы гоняли по пустой трассе, я учил Машу водить машину, мы прыгали с гаражей в сугробы, лазили по крышам домов, а однажды забрели в клуб, но там у Маши разболелась голова от басов. Мы ушли и гуляли всю ночь напролет, иногда прячась в подъездах, чтобы согреться. Мы брали наушники, делили их и танцевали по ночам на моей кухне. И занимались любовью. Много, часто, там, где хотели, забив на мораль и страх, что нас могут увидеть. Это был наш крохотный мир, где никому не было места. Только я и она. В такие моменты мы оба забывали обо всем и веселились. Возвращались домой, трахались как ненормальные после выброса адреналина, и засыпали. А вот ночью приходил леденящий, панический страх. А будет ли завтра? Маша тоже об этом думала. Я знал, что она боялась, видел, как она мысленно разговаривает сама с собой, когда думает, что я не вижу. Но она первая всегда строила планы. На завтра, послезавтра, через год… Она говорила, а я слушал, поддерживал, кивал. И выл. Молча. Не подавая виду. А по ночам, как по будильнику, просыпался каждый час, чтобы удостовериться: то, что я видел с закрытыми глазами, просто сон. Плохой сон, который никогда не сбудется. Я осторожно встал, оделся и тихо вышел в комнату. Щелкнул кнопкой чайника и пошел умываться, зная, что Маша проснется через пятнадцать минут. — Что, морда? — спросил у подскочившего Снежка. — Гулять? Пес замотал хвостом и побежал к двери, нетерпеливо перебирая лапами, а я накинул куртку и открыл дверь. Пока Снежок делал свои собачьи дела, курил у подъезда. С ней даже пес ожил. Когда я забирал его из дома матери, он был напуганной забитой псиной. Теперь это наглая морда, которая обожала Машу. Как только она входила в дом, пес только что не писался на пол от радости и лужицей растекался у ее ног, в надежде, что Маша еще немного его погладит. Она — любовь. Концентрированная. Я не понимал, как в одном человеке, пережившем столько дерьма, могло это сохраниться, пока не встретил Машу. Ее хватало на всех. Она дарила любовь, не требуя ничего взамен. Это было в ее природе, на уровне ДНК, млять. Докурил, щелчком выбросил сигарету в сторону и приказал: — Домой. Снежок посмотрел на меня и побежал к дереву. — Сука, Машу ты слушаешься, — покачал я головой и гаркнул: — Быстро! Пес подбежал ко мне и замотал хвостом. Он быстро понял, что обижать его больше никто не будет, а своей хозяйкой назначил Машу. — Охреневший ты тип, — я сел на корточки и потрепал его за уши, — оба сдохнем, если она уйдет, да? Снежок высунул язык и наклонил голову вбок. — Пошли, — я поднялся на ноги и открыл подъездную дверь, впуская Снежка. Открыл дверь в нашу комнату, и этот придурочный сразу же забыл, что недавно нагло меня не слушался. Подбежал к Маше, ткнулся носом ей в колени и присел на задних лапах. — Зря я его взял, — вешая куртку на вешалку, признался я. — Почему? — с улыбкой ответила Маша. — Никак не могу да него донести, что ты моя женщина, — уголком губ улыбнулся я, подходя к Маше. — Я твоя женщина, — мягко пропела она, кладя ладони на мои плечи. — Ему скажи, — хмыкнул я, кивая на собаку. — И немножко его. Марат, он прелесть, не рычи на Снежка. У меня никогда не было домашних животных, я даже не представляла, насколько это здорово. — Ладно, живи, шерстяной, — я притворился суровым и показательно надулся. Маша рассмеялась, притянула меня к себе и обняла, крепко прижимаясь. Уткнулась носом в шею и замерла. Она любила так делать. Мы могли подолгу просто стоять в обнимку и думать каждый о своем. Казалось, ей это было нужно. Маша черпала во мне силы и уверенность, пока я пытался не утратить того, что было ей нужно. Нервы сдавали. От страха, недостатка сна, неизвестности и невозможности заработать денег. Всеволод больше не звонил, а в своей автомастерской я много не заработаю. Я сам ему позвонил два дня назад, но абонент оказался недоступен. И мне все чаще приходила в голову мысль, что мы зря тогда не взяли деньги… Уходила и снова возвращалась. Казалось, что выхода нет совсем. Что бы я ни пытался сделать, вариант всегда оставался только один — ждать конца. — Ты сегодня дома? — спросил у Маши. Мне хотелось услышать ее голос. Только он успокаивал бурю внутри. — Да, сегодня с Агатой сидит Вадим, он поменял график и теперь работает два через два. Ругается, что денег стал меньше зарабатывать. — Это его проблемы, — отрезал я и замялся. — Что? — Маша напряглась. Я осторожно выпустил ее из своих рук и потянул за собой на диван. Сел, взял ее ладони в свои и пристально посмотрел в глаза: — Мама. — Что с ней? Я вчера у нее была, твоя мама выздоравливает.