Оставался лишь один номер в записной книжке, который не очень-то хотелось набирать. Потому что ответила бы Алиса. Приехав, Оля случайно узнала, что на одном из ее семинаров есть какая-то русскоговорящая, и надо было заполучить ее. Свои должны держаться вместе, считала она. То, что она нашла, никак не выглядело своим. Определить национальность Алисы не удавалось: в ней словно проступали черты нескольких этносов сразу, но ни одного — отчетливо. В блеклых, на первый взгляд, чертах вдруг могло прорезаться что-то чуть ли не шаманское. Это впечатление создавали острые, угловатые скулы и темные волосы до самой поясницы. Акцента на немецком у Алисы не было, и, как выяснилось, она родилась и выросла в Германии, в семье мигрантов. По-русски действительно говорила, но как-то ломано и искусственно деля слова. «Мама из России, — лаконично пояснила она. — Вышла замуж и переехала сюда». А отец, судя по экзотической внешности, даже немцем не был. Ее знакомая напоминала кусок айсберга, который дрейфовал в море до тех пор, пока его не прибило к случайному берегу. На ней стояла печать в форме вопросительного знака. Но тогда выбирать не приходилось, и Оля в своей привычной манере насела с вопросами об университете и городе. Алиса выдала ей развернутую справку, но участия не проявила и дружеского плеча не подставила. О себе не говорила вообще, от посиделок отказалась. Ее помощь походила на обслуживание роботом-андроидом. В общем, Алиса ей не понравилась. И после того семестра, когда девушки посещали один семинар, по учебе они больше не пересекались. Иногда виделись в столовой и библиотеке, и уже позже пара знакомых кое-что нашептала. Во-первых, почти ни с кем не общается. Во-вторых, ее парень пристрелил себя из пистолета у нее на глазах. Так говорили. В-третьих, ходили слухи, что она шастает по кладбищам, черт ее знает зачем. Последние два пункта сами образовали тревожную связку. Между эстетствующей готкой и какой-нибудь крезанутой сатанисткой имелась существенная разница. И дело уже не в блэк-метале. Однако больше всего Олю отталкивало непонимание ее сути, что не слишком вязалось с планом получить управляемый девчачий бэкап для разгона свидания. «Но ты уверена, что в одиночку сможешь развлекать такого человека, как Люк Янсен?» — спросила она саму себя. В конце концов, наверняка Алиса не более безумна, чем другие люди. В ухо уже лились тягучие гудки, которые казались бесконечными. Трубку сняли не сразу, создавалось впечатление, будто достучаться до Алисы — все равно что звонить на тот свет. Когда Оля уже практически растворилась в монотонности гудков, в наушниках вдруг ясно прозвучало: — Слушаю. — Привет, Алиса! Это Хельга! Ответная реакция была обескураживающей: — Кто? — Ну, Оля. Мы же вместе были на медицинском праве… — А, да. Помню, — с небольшой задержкой ответила она. — Тогда привет. — Ты сейчас где? — деловито спросила Оля. — На работе. Алиса была почти готовым медиком в одиннадцатом семестре, но лечить никого не собиралась. Оля знала, что она выбрала себе профиль «патологическая анатомия» и даже уже работала ассистентом в институте судебной медицины. — Ну, как ведут себя жмурики? — Нормально. Вчера привезли двух мужчин. У обоих прострелен висок, но смерть наступила от отравления газом, пропаном. Это значит, что головы им прострелили уже потом, когда они задохнулись. Любопытно, не находишь? — Очень, — слукавила Оля, едва слушая ее. На языке вертелась неудобная и стыдная просьба, и она в итоге метнула ее как гранату. — Слушай, ты свободна через два дня, часов в шесть? — А ты хочешь сделать мне предложение, от которого я не смогу отказаться? — Ну, ты же знаешь, что я выиграла билет на концерт Люка Янсена? Она так орала в тот день на весь универ, что невозможно было остаться непричастным к такому счастью. — Нет. Но ты только что об этом сообщила. От Алисы всегда несло каким-то едким буквализмом. — Хоть Люка Янсена ты знаешь? — Это тот, что поет сейчас на каждом канале? — Да, это он, — поджала губы Оля, слегка покоробленная ее упрощенным восприятием божественного фронтмена. — Через два дня Люк со своей группой Inferno № 6 выступает в «Олимпии», а потом у меня с ним ужин в его особняке. Ты нужна мне на один вечер. Очень-очень! — Без обид, но у меня дел по горло. — Алиса, ну пожалуйста. Один вечер. Посуди сама: ты получаешь халявный билет, болтаешь с самым красивым мужчиной на свете и потом идешь домой. Ты даже ляжешь спать вовремя. — А почему я? — резонно вопросила Алиса и добавила с потрясающей прямотой: — Мы ведь даже не подружки. — Прошу тебя! — Голос Оли внезапно наполнился внушительной силой. — Это мой шанс, но я не смогу одна поначалу. Побудь там лишь чуть-чуть. Пожалуйста. Надо поддерживать беседу какое-то время, и если меня вдруг понесет куда-то, толкни или подмигни, чтобы я поняла. Я… я… заплачу тебе. Повисло молчание, в полной мере вобравшее в себя безумие влюбленной девушки. И Алиса не могла этого не почувствовать. — Ну… ладно, — чуть ли не со скрипом ответила она. — Если это так уж необходимо… хорошо, я помогу тебе. Бесплатно. — Ты будешь со мной? — Обещаю болтаться рядом. — И заполнишь паузы, если они возникнут? — Чем именно? — Ну уж придумай. Расскажи чуток о себе, отвесь комплимент его музыке, скажи, какая я классная… Немного движухи. Последнее слово отлично вязалось с Алисой. — Хорошо, — прозвучало безо всякого энтузиазма. — Отлично, я заеду за тобой ближе к семи, — радостно провизжала Оля, у которой камень с души свалился. *** Алиса приходила после обеда. Три года подряд по субботам она неизменно приезжала на кладбище и ныряла в блуждающие тени главной аллеи. Сквозь листву над ее головой мерцали звездочки света, мягко шелестел ветер. Солнце по-прежнему светило всем на этой земле, но с ее приходом его точно становилось меньше. Ее шаги были быстрыми и бесшумными. Вскоре она скрывалась за огромными деревьями, охраняющими ее мрачную тайну, и становилось еще тише. «Здесь спит Любовь», — каждый раз издевательски шептала витиеватая надпись над воротами. Она уже знала это кладбище и его обитателей как свои пять пальцев. Приветствовала про себя каждого плачущего ангела, пересчитывала надгробия. Имена и даты, памятники и венки — вот и все, что тут имелось. Ни бога, ни дьявола не было и в помине. Петляя меж чужих надгробных плит, Алиса пробиралась к могиле, за три года ставшей ее собственной. Знакомый крест из белого камня с молчаливым равнодушием выглядывал из-за живой изгороди. Якоб Радке Пусть ангелы ведут тебя даже там, где нет Бога. Пусть они сохранят твою юность и доброе сердце. Плавно она опускалась на скамейку напротив, молчаливо приветствуя того, кто оставил ей этот мир. Смерть Якоба походила на странный дар. «Держи, Алиса. Это жизнь без меня, которую ты выбрала. Так почему ты ею не наслаждаешься? Ты же хотела все закончить…» Она уже не знала, звучал ли в голове голос совести, принявший его облик, или же это был сам Якоб. Несмолкающий. Укоряющий. Зовущий ее, даже когда она сюда не приходила. Где-то заливался жаворонок. Его пронзительная трель расколола небосвод, и в это мгновение весь мир сузился до белого креста, а буквы на камне прожгли сознание. «Якоб…» «Ангелы…» «Там, где нет Бога…»