Фанаты зверели с каждым днем, преследуя его по пятам. Тексты его песен стекали кроваво-красной краской по стенам домов и заборов в сотнях городов. Люк незаслуженно превратился в икону тяжелой музыки, оккупировал и высокую моду, рекламируя темные очки, черные шмотки и горький парфюм, и даже умудрился между делом сняться в кино, сыграв секси-вампира (ну какой еще образ можно подсунуть гот-звезде?). И ему захотелось остановиться, перестать штамповать бездарные музыкальные трагедии и закончить все эти сказки про дураков, королей и добрых фей из сферы постпродакшн. Но его существование подчинялось контракту, и у него не было другой жизни. Анри за эти годы стал ему настоящей мамашей, без его контроля все опять превратилось бы в ту помойку, в которой они сидели в период затишья. Что же он будет делать после тридцати? Так же красить глаза и петь о любви и смерти? А в сорок? От одной мысли, что этот театр будет длиться еще много лет, Люк холодел и думал, что лучше ему тогда умереть чуть раньше, чем Иисус Христос. *** Пресс-конференция, проходившая в банкетном зале «Ритц-Карлтона», была в самом разгаре. Анри Реми, продюсер группы Inferno № 6, крутился на месте, иногда не давая звезде даже вставить слово. Люк Янсен скучающе курил и лениво помалкивал. На его носу сидели огромные темные очки, скрывающие взгляд. То тут, то там мигали вспышки фотоаппаратов. — …один из самых крупных туров, которые когда-либо совершали Inferno № 6. В частности, группа впервые дала концерты в Японии, Китае и Тайване, — трещал Анри со скоростью пулемета. — Все билеты были распроданы за полгода до концертов! Слова. Факты. Цифры. Вырваться бы отсюда куда подальше. От скуки и раздражения Люк разглядывал лица прессы. В какой-то момент взгляд выцепил приятную мордочку близко сидящей журналистки, которая робко пыталась задать вопрос, но ее в упор не замечали. — Вы, пожалуйста, — ободряюще обратился к ней он, из легкой вредности заткнув Анри на полуслове. Тот метнул на него сердитый взгляд, но промолчал. — Люк, скажите, а почему вы всегда поете о смерти? Является ли это данью вашему прошлому? — чуть ли не по слогам выдала она, робея, как ребенок. Вопрос на миллион баксов. Из года в год одно и то же. Посоветовать ей поднять архивы молодежных журналов за последние десять лет? Или снисходительно полить пафосом? Наверное, все же второе… — Смерть — это, возможно, самое важное, с чем предстоит встретиться человеку, — сказал он, плавно поведя рукой с сигаретой. — Думаю, это особая точка, в которой получаешь резюме всей своей жизни. Что-то вычитается, что-то прибавляется. Решив это совершенное уравнение, вы постигнете смысл своего существования. Ответ зачли. Защелкали фотоаппараты. — А что вы сами можете сказать о своей музыке? В висках вдруг опасно застучало, и какой-то важный предохранитель в его голове бесшумно слетел. Когда дым рассеялся, с губ сорвались следующие слова: — Тогда начистоту: если бы существовал термометр безвкусицы, я был бы критическим мерилом. Представляете: втыкаете этот термометр кому-то в задницу, и тот отображает — «Люк Янсен». Лицо Анри нервно перекосилось, и он поспешно залопотал в микрофон: — Люк весьма критично оценивает свою музыку и предпочитает не говорить о ней… — Постойте, постойте! — включилась другая журналистка, из Bravo. — То есть вы обвиняете ваших же фанатов в плохом вкусе? — Это была шутка, — ледяным тоном сообщил Анри, наклоняясь к микрофону. — А как вы относитесь к мнению, что вы штампуете песни, а вся шумиха вокруг вас — всего лишь дань моде и грамотный пиар? Даже не повернув головы, можно было сказать, что продюсер вспотел. От этого стало еще веселее. Люк обезоруживающе улыбнулся всем присутствующим и сверкнул поверх темных очков развеселыми зелеными глазами. — Слава богу, это еще кто-то замечает… — был его ответ. Воцарилась гробовая тишина, в которой кто-то придушенно пискнул. Кажется, Анри. Но агрессивная журналистка вдруг некстати порозовела и сказала: — Вы же не серьезно? — Разве вы не знаете, что люди, спящие в гробу, всегда серьезны? — медленно начал Люк и погасил свою улыбку так же внезапно, как и зажег. — Как бы то ни было, я не зря плачу деньги своей команде, тому же господину Реми. — Он радостно хлопнул зеленеющего продюсера по плечу, а затем невпопад продолжил: — Ясен пень, качество упало. Все это сплошное дерьмо, но хоть на пиво хватает. Расписаться вам на сиськах? В зале послышались смешки. Последний вопрос был настолько неуместным, что корреспондентка впала в ступор, почему-то осмысливая его предложение. Продюсер обреченно закрыл лицо руками. А так хорошо все начиналось… Журналисты вдруг уставились с каким-то нездоровым хищническим интересом, а Люк приглашающе улыбнулся. И они словно очнулись от долгого сна. Вопросы и обвинения посыпались как из рога изобилия. — Почему в ваших текстах присутствуют депрессивные или даже суицидальные мотивы? — Вы понимаете, что оказываете на подростков пагубное влияние? — Ваша популярность стабильна из года в год. Чем вы за нее платите? — Своей печенью, — умудрился вставить он. Вспышки слепили… — Вам не кажется, что в вашем творчестве наступил кризис? — Мне постоянно что-то кажется. Возможно, надо перестать пить… Кто знает, что я еще увижу? — Значит, у вас снова проблемы с алкоголем? — Люк, а что насчет наркотиков? Говорят, вы проходили реабилитацию… — Все-то вы знаете! Они по-рыбьи открыли рты, и их физиономии покраснели. Ох, что после сегодняшнего понапишут… «Вот что вы на самом деле думаете. Вот что на ваших языках. Вы просто ждали повода, чтобы спросить. Ну, я вам тогда отвечу». — Вы не уважаете свою музыку и не очень-то, судя по всему, цените фанатов. Не боитесь так профукать их лояльность? — спросил еще какой-то корреспондент. Но его тут же перебил другой: — Не кажется ли вам, что ваш образ страдающего вампира уже не актуален? — Какую из современных рок-групп вы можете назвать своей достойной заменой? — Никакую. К сожалению, другие тоже играют дерьмо, — снова ляпнул он. — Слышали, коллеги? Вы все лабаете жуткий отстой, потому что копируете меня! Выражаясь математически, вы — дерьмо в квадрате, а может, даже в кубе! Анри на полном серьезе пытался отодвинуть Люка от микрофона, но тот вцепился в него намертво, с удовольствием ожидая возможности выстрелить очередным провокационным ответом. — Вы ругаете собственную музыку из кокетства или таким образом у вас выражается комплекс неполноценности? В его глазах запрыгали чертовы искорки, а губы подрагивали. Он сдерживался, чтобы не засмеяться во весь голос. Анри менялся в лице, как хамелеон, и наконец подал кому-то знак. Микрофоны просто вырубили. Сам продюсер вскочил с места и истерично провыл: — Конференция закончена, всем спасибо! Люку надо готовиться к концерту! И он шустро вытолкал его прочь, а тот уже и не сопротивлялся — видно, наскучило. Фотографы помчались следом, ослепляя друг друга вспышками, и Люк на миг застыл в дверях, послав им очередную дьявольскую улыбку. В его лице промелькнуло что-то пронзительное и незабываемое. Двери гулко захлопнулись, и воцарилась разочарованная тишина. Только кто-то все еще щелкал непонятно что, видимо, на автомате. Журналисты могли ругать Люка, но камеры любили его и не хотели отпускать. ***