– Сначала подымай рукы кто за Арона, – сказал он и сам первый вскинул кулак. К удивлению Фандорина, почти вся толпа последовала примеру грузина, в том числе и Невский. Поймав взгляд Эраста Петровича, актер подмигнул. Стало ясно, что кроме всеобщего внимания и аплодисментов «герою-любовнику» ничего и не требовалось. Благодарственную речь победитель произносить не стал. – Кто на дежурстве – по местам! – крикнул он. – Остальным тоже далеко не отлучаться. Жохов, Топор, Спартак, через пять минут ко мне! Лучшие из худших – Что вы собираетесь делать? Обыскать их? Фандорин не поспевал за угрюмым артельщиком. Тот остановился, подождал. – Нет. Обыск унизителен. К тому же вор мог где-то припрятать добычу. Потолкую с ними. Я же говорил, я хорошо вижу людей. Да и ты, я уверен, в них разбираешься. Нарочно велел им зайти не сразу. Коротко объясню про каждого. Спартак, самый молодой, когда-то был учеником телеграфиста, но с прошлого февраля втянулся в революцию. Он к нам попал из безмотивников. – Кто это? – Самые крайние из анархистов. Считают, что все представители эксплуататорского класса преступники и подлежат уничтожению. Безмотивники подкладывали бомбы в вагоны первого класса, поджигали дорогие дачи, обстреливали окна богатых домов. Безо всякого мотива, отсюда и название. Спартак – парень резкий, даже жестокий. Думаю, от юношеского максимализма. Но неплохой. Во время ноябрьских боев штурмовали мы штаб милиции Временного правительства, а там – собачий питомник. Ну, пожар, псы воют, не могут выбраться. Так Спартак кинулся прямо в огонь и выволок ищейку. Рисковал. Не думаю, что это он ограбил стариков. То есть отобрать медальон мог, но утаить – непохоже. Эраст Петрович не стал спорить, хоть повидал на своем веку самых разных «юношеских максималистов», в том числе отъявленных преступников. – Что скажете про смуглого, дерганого? – Топор. Видели, у него за поясом топорик на коротком топорище? Отсюда и прозвище. С этим нехитрым инструментом он управляется, как хирург со скальпелем. Хоть дверь вскрыть, хоть ногти почистить, хоть череп проломить. – Налетчик, – кивнул Фандорин. Ремесло второго он угадал верно, да это было и нетрудно. – Уголовный элемент, – подтвердил Воля. – У нас таких много, я говорил. Это нормально. Бандит стихийно, по зову натуры, отвергает эксплуататорское общество с его законами. Такие, как Топор, были на Руси всегда. Шалили по лесам и дорогам, а при Разине и Пугачеве резали дворян. Анархия – магнит особый. Притягивает самых лучших и самых худших. Точнее так: самых лучших из лучших и самых лучших из худших, – поправился он. – За Топора я, пожалуй, не поручусь. Сколько волка ни корми… Полный георгиевский кавалер Николай Федорчук – Третий? Неподвижный? – Он только с виду неподвижный, Жохов. Когда надо, он быстрый. Герой войны, полный георгиевский бант. Пластун-разведчик. Ползал через линию фронта, приволакивал «языков». В одиночку. Он вообще-то молчалив, но однажды со мной разговорился. Рассказал, что в тылу у немцев сначала, бывало, одного-двоих зарежет «для сугрева» и только потом берет живого. Этот из людей, в которых война разбудила зверя. Про него ничего сказать не могу. Субъект интересный, но совершенно непредсказуемый. Они наконец добрались до приемной, где Рысь раскладывала по полкам в маленькой комнатке-кладовке какие-то папки. – Поздравляю с переизбранием! – высунулась она. – Было бы с чем, – проворчал Воля. – Сейчас ко мне трое придут. Пустишь. – Знаю, слышала. Спартак, Топор и этот кошмарный Жохов. Не могу его видеть, бррр. От него трупом пахнет. – Что ты врешь. Каким трупом? – удивился Воля, должно быть, не читавший Чехова. – У меня нюх хороший. Я бы уловил. В общем, ко мне их. Не прошло минуты, в дверь постучали. Один за другим вошли подозреваемые: первым уголовный «хирург», вторым «безмотивник», последним, неторопливо, герой войны. – Здорово, братья, – сказал Воля. В одинаковых плащах и шляпах, с заросшими черным волосом лицами они действительно были похожи на младшего, среднего и старшего братьев. – Чего вызвал, начальник? – спросил нетерпеливый Топор. – Дело какое? Я со вчерашнего не спал. Собирался в матрасную, подрыхнуть. Воля молча смотрел на него своими мерцающими глазами, будто просвечивал насквозь. Потом так же неспешно оглядел остальных. Спартак не обратил на это никакого внимания, он пялился в пространство, пошмыгивая носом. Жохов выдержал пронизывающий взгляд с абсолютной невозмутимостью. Но Топору осмотр не понравился. Он задергал углом рта, в голосе зазвучала истерическая нотка: – Ты чего глазами впился, будто дырку сверлишь? Говори чего надо! Артельщик тихо спросил: – Кто-нибудь из вас сегодня реквизицию делал? – Я – нет, – быстро ответил Топор. – А чё такое? – А? – не сразу услышал молодой. – Нет… Я по своим делам ходил. Жохов отрицательно качнул головой. Воля стал совсем мрачен. Должно быть, все же надеялся, что медальон сдадут. – …Чтоб больше никаких реквизиций. Начинается горячее время. Будет сшибка с большевиками. Жохов кивнул. Топор сказал: – Пустим краснюкам краснянку, давно пора. – А? – переспросил Спартак. – С завтрашнего дня перевожу всю артель на боевое положение. А вас троих прошу заступить на боевое дежурство прямо сейчас. Вы, братья, мне нужны. Топор, поручаю тебе проверку караулов. Чтоб глядели в оба. А то разболтались, ворон считают. Пулеметные гнезда во дворе пустые. Часовой, вместо того чтоб казну охранять, бабу на стене рисует. – Понял, – кивнул бывший налетчик. – Будут стоять, как на шухере. – Спартак, ты давай на телеграфный пункт. Не забыл, чему учился? Мы в штабе, на совещании командиров, договорились телефонной связью для секретных разговоров больше не пользоваться. Коммутатор занят большевиками, подслушивают. – Я не могу, – насупился Спартак. – Сегодня никак. Дело у меня. – Какое еще дело? Покраснел. – Личное… – Личные дела после победы революции! – вскипел Воля. – Марш на телеграфный пункт! Девятое правило помнишь? Тот с несчастным видом кивнул. – Теперь ты, Жохов. Рысь выменяла два новых «максима». Проверь состояние. Если что не так – исправь. Тебе одному доверяю, ты на все руки мастер. Молчун наклонил голову и впервые разомкнул уста. Сипло спросил: – Всё, что ли? Тогда я пошел. За ним последовали остальные. – Который, по-твоему? – спросил Воля. – Любой. В том числе и мальчишка. Для себя он золотую безделушку не взял бы, но ведь он влюблен. Я этот отсутствующий взгляд хорошо знаю. Может быть, у него есть какая-то Клеопатра, которая требует дорогих подарков. Артельщик вздохнул. – Да. Я всё время забываю про этот фактор. Ладно. Дальше мы сделаем вот что… Дверь распахнулась. В кабинет ворвался Джики. – На чэрдаке сосэднего дома латишы ставят пулэмёт! – возбужденно объявил он. – Что дэлат, Арон? – И сам ответил: – Пэрэстрэлят к эдрёне матэри! Пуст знают, как с нами шутки шутыт! – Спокойно, Джики, спокойно. – Воля взял грузина за плечи. – Остынь. Стрелять в большевиков рано. Возьми ребят, поднимитесь на чердак. Латышей вежливо выпроводить. Пулемет реквизировать. Пусть передадут от Арона Воли привет товарищу Дзержинскому и благодарность за помощь оружием. Понял? Веж-ли-во. Кавказец ухмыльнулся. – Почэму не понял? Вэжливо. Пулэмёт на мэсте оставлю. Толко с нашим расчётом. – Вот это правильно. Иди. Они снова остались вдвоем.