Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 62 из 78 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Эраст нахмурился. Около белостенного дома стояли оседланные лошади. От подъезда, истошно клаксоня и визжа шинами, рванул в сторону центра автомобиль. Придерживая шашку, на крыльцо взбежал какой-то офицер, еще двое военных, наоборот, выскочили и стремглав понеслись в разные стороны. Отпустив извозчика, Фандорин предъявил караульному начальнику свой пропуск, подписанный Козловским. – Недействителен, – ответил унтер. А когда Мона попросила вызвать капитана Романова, подозрительно сощурился и вообще ничего не сказал. Что за чудеса? – Едем-ка в штаб армии, – взял ее за локоть Эраст. – Нужно понять, что происходит. Здесь нам никто этого не скажет. – Не надо никуда ехать, штаб уже здесь. Мона качнула подбородком в сторону. У тротуара остановился длинный черный «паккард». Из него вылезал Скукин. Приложил руку в перчатке к козырьку. – А, господин Фандорин. Сударыня… – Что здесь т-творится, полковник? Почему нас не пустили к князю Козловскому? – Убит, – коротко ответил Скукин. Мона вскрикнула. – Боже! Кто его убил? Вопрос, конечно, был глупый, женский. Понятно, что красные. Невежливый Скукин и отвечать не стал, обратился к Фандорину: – Новый удар подполья. Командующий понадеялся, что вы поможете нам его уничтожить, но, видимо, напрасно. Пусть новый начальник Особого отдела войсковой старшина Черепов решает, нужна ли ему ваша помощь. Мона ожидала, что Эраст вспыхнет, но он спокойно спросил: – А где капитан Романов? – Отстранен от должности и взят под стражу. Кто-то ведь сообщил красным, где живет Козловский и какой дорогой возвращается со службы. Кто-то из своих. А Романов дружил с убитым. И, что странно, не ночевал дома. Устанавливают, где он был… Так выяснили вы что-нибудь по делу о взрыве? – Кое-что, – негромко ответил Эраст, и поведение Скукина сразу переменилось. – Так бы сразу и сообщили! Пойдемте в дом, расскажете. – Полковник недовольно покосился на Мону. – А присутствие супруги обязательно? Злопамятный, не забыл про самца-пидера, подумала Мона и сладко улыбнулась, когда Фандорин отрезал: – Как вы скоро увидите – да. – Хорошо. Пожалуйте, сударыня. Она улыбнулась еще приятней. Поскольку главным человеком, принимающим решения, здесь сейчас был Скукин, следовало применить к нему Метод. И Мона заставила себя полюбить Аркадия Сергеевича. Это оказалось очень легко. Не потому что Скукин такой милашка, а потому что очень уж любил себя сам и демонстрировал это каждым своим движением: глядите, какой я ладный, отчетливый, я центр вселенной, она крутится вокруг меня. Даже не так – это я ее кручу и подгоняю. Мона явственно услышала холодный и ясный звук флейты. Под такую музыку при Николае Палкине, наверное, гоняли солдат под шпицрутены. Передалось Моне и скукинское настроение: возбуждение, собранность, нервозность. Полковник подозвал караульного начальника. – Где Черепов? – Допрашивает жильцов дома, где квартировал князь Козловский. Господина полковника застрелили в подворотне. Вдруг кто-то из окна что-нибудь видел, – доложил поручик. Эраст и Мона тем временем перешептывались. – Черепов меня слушать не с-станет. – Значит, придется всё объяснить Скукину. Этот втемную действовать не согласится. Но если объяснить – горы перевернет, – уверенно сказала она. Муж кивнул. – Аркадий Сергеевич, на м-минуту. Я должен вам кое-что рассказать…
Скукин слушал, и его внутренняя флейта засвистала ускоренный марш (Мона это прямо услышала). Схватил всё на лету, даже не стал переспрашивать и уточнять. – Рыжеусый и чубатый? Превосходно! Сейчас мы их, голубчиков, выявим. Идемте к Черепову, Эраст Петрович. Я прикажу ему собрать полусотню, но объяснять ничего не буду. А вы, Елизавета Анатольевна, пожалуйста, садитесь в мою машину и поскорее доставьте начальницу приюта. Имя-отчество помнит, «пожалуйста» говорит. То-то. Теперь, когда цель достигнута, Мона его сразу любить перестала. Все-таки он был противный, Скукин. Холодный, скользкий, как угорь. (Угрей Мона не ела, потому что похожи на змею. Фу, гадость.) – Дежурный! Проводите госпожу Фандорину к моему авто! И знаете что – на всякий случай отправляйтесь с нею. Доставьте сюда даму, на которую укажет Елизавета Анатольевна… Так. Где Черепов? – На третьем этаже, господин полковник. Допросный кабинет там. Скукин и Фандорин направились к лестнице, а Мона с поручиком к выходу, но откуда-то сверху донесся громкий вопль. Что-то загрохотало, и опять стало тихо. Мона, конечно, остановилась. – В чем дело? – задрав голову, крикнул Скукин. По ступенькам сбежал офицер. – Арестованный напал на войскового старшину Черепова! Все бросились вверх, на третий этаж. Мона, конечно, тоже. Что за арестованный? Вдруг Романов? По коридору третьего этажа навстречу шел человек со страшным, костистым, неподвижным лицом, с черной повязкой на лице, с единственным сверкающим глазом, и тер огромный кулак. Рукава засучены по локоть, волосатые жилистые ручищи – как корабельные канаты. – Виноват, господин полковник, – растерянно сказал он Скукину. – Допрашивал жильца из дома Козловского. Некто Сальников, банковский конторщик. Прижал его немного. Ну, как обычно: «Признавайся, сволочь, мы всё знаем». Я всем это говорю. А он как заорет, как набросится… Я и вмазал с разворота. Не рассчитал силу, угодил в висок… Не дышит… Скукин поморщился, отодвинул одноглазого, заглянул в распахнутую дверь. Мона, охнув, увидела на полу неестественно вывернутые ноги. – По крайней мере мы знаем, кто навел убийцу, – прогудел Черепов. – Иначе с чего бы ему на меня кидаться? – Вы убили того, кто мог вывести вас на с-след? – недоверчиво спросил Фандорин. – Я же говорю – не рассчитал удара. От неожиданности. – А почему у вас з-засучены рукава? Успели завернуть, пока Сальников на вас кидался? Черепов свирепо посмотрел на Эраста. – Рукава засучены, чтобы не забрызгать кровью. Я с задержанными не миндальничаю, времени нет. Вместо «здрасьте» бью наотмашь – моментально делаются шелковыми. После этого не юлят, отвечают. Сальникова для разминки тоже стукнул, легонько. А он драться. Наверно, решил, что если сразу лупят – значит, он раскрыт. – Вы били свидетелей? Всех жильцов дома, подряд? – Эраст глядел на офицера с брезгливым изумлением. – Просто чтоб были «шелковые»? И женщин? – Бабе довольно пощечины, – промямлил Черепов, оглядываясь на Скукина, словно в поисках защиты. Войсковой старшина, кажется, не очень понимал, кто этот настырный седовласый господин и почему так повелительно держится. Вдруг какое-то начальство? Полковник внушительно сказал: – Вы далеки от реалий момента, Эраст Петрович. Да, войсковой старшина человек жесткий. Даже жестокий. Уверен, что в нынешних условиях нам нужен именно такой начальник Особого отдела. Умеющий вселять страх. Мы должны действовать, как татаро-монголы, использовавшие расчетливую жестокость как самое действенное орудие пропаганды. Слухи о страшных карах, которые ожидают всех, кто посмеет сопротивляться, разносились во все стороны, и города сами сдавались Чингисхану. Парализующий ужас – вот что приведет нас к победе. А когда мы победим, эту разболтанную страну нужно будет стиснуть в железном кулаке и долго, долго не разжимать хватку. Пока съехавшее с глузда население не вернется в разум. Наши витии любят разглагольствовать о «белой правде». Чушь это. Настоящая правда совсем другого цвета. – К-какого же? Мона увидела, что Эрасту действительно интересно, и сразу вспомнила, что точно с таким же любопытством он расспрашивал зеленошкольского «директора». – Коричневого. Цвета дерьма – пардон, мадам. – Скукин говорил спокойно и уверенно, должно быть, излагая нечто давно продуманное. – Дурно пахнущая и, мягко говоря, неаппетитная, зато честная. Правда в том, что всякое государство, а уж наше в особенности, держится только страхом и принуждением. Люди делятся на тех, кто принимает решения, и тех, кто их исполняет, даже если не хочет. Потому что боится ослушаться. Русь зашаталась и начала разваливаться, когда слабый и неумный царь в девятьсот пятом году затеял играться в свободы. Все, кому предписано помалкивать, сразу разговорились. Стадо, которому полагалось собираться, только когда прикажут, немедленно превратилось в стаю. Кому от этого стало лучше? Никому. В России, которую мы построим на этом пепелище заново, всё будет иначе. – Как? – коротко спросил Фандорин. – Крепко и прочно, а для стада – страшно. Сначала мы развешаем по площадям и перекресткам красных, малиновых и бледно-розовых. И висеть они будут долго, пока не истлеют. Как стрельцы при Петре Великом. Всех ворчащих отправим в специальные лагеря, где они или сдохнут, или перевоспитаются. У нас будет сильная, вездесущая тайная полиция, одно название которой будет повергать в трепет. И для руководства этой службой нам нужны такие люди, как Черепов. А не такие, как покойный Козловский. Войсковой старшина, и прежде слушавший полковника с явным одобрением, дважды энергично кивнул. – Хорош у вас начальник т-тайной полиции. Только появилась нить – оборвал собственной рукой. – Как оборвал, так и восстановит. Благодаря Елизавете Анатольевне у нас появилась возможность добраться до подполья с другого конца. И знаете что. Может быть, мы обойдемся без начальницы, а поступим проще. – Скукин повернулся к Черепову. – Вы помните, кого поставили часовыми у дверей актового зала перед приездом главнокомандующего в приют? Черепов насупил лоб. – Двоих каких-то, кто подвернулся… Виноват, не припомню. Конвойная полусотня набрана недавно. По фамилиям знаю всех, по лицам пока не очень. А что такое?
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!