Господин с достоинством, но очень быстро направился к вешалке. – Мы на телефонную станцию? – спросил Маса, когда они вышли на улицу и повернули к Николаевскому собору. – Разумеется, к-куда ж еще. – Странно, что Романов-кун не уцепился за этот очевидный хвост. Господин промолчал. Харьковский городской коммутатор из-за чрезвычайного положения был военизирован, вместо телефонных барышень его обслуживали солдаты-связисты. Фандорин предъявил начальнику свой мандат и потребовал немедленно собрать всю ночную смену, благо казарма находилась рядом. То же самое сделал бы и Маса: попробовал найти анонимного доносчика. На рассвете звонков немного, а уж вызов контрразведки оператору наверняка запомнился. Так и вышло. На вопрос господина сразу поднял руку немолодой солдат. – Так точно. Был такой звонок, я соединял. – Откуда з-звонили? Помните? – Так точно. Из штаба армии. Фандорин многозначительно посмотрел на помощника, и они вдвоем отвели свидетеля в сторонку. – Что это был за человек? Попробуйте описать, – мягко сказал господин. – Услышав в трубке голос, вы наверняка мысленно представляете себе звонящего. Все телефонисты так делают, чтоб было не так с-скучно. – Не могу знать. Я, чтоб не скучать, завсегда про колбасу думаю. Сильно колбасу люблю, – пояснил солдат. – Голос как голос. «Соедини-ка, грит, меня, братец, с Особым отделом, да поживей». И назвал добавочный номер с трех цифр, не помню каких. Чтоб сразу попасть к кому надо. Человек, привыкший командовать, понял Маса. – Точное время звонка не п-припомните? – Наверно, четверть пятого. Или половина. – Молодец. На? тебе, на к-колбасу. Господин дал солдату бумажку. – Почему у вас такой довольный вид? – спросил Маса. – Мы мало что узнали. Ведь и так было ясно, что в штабе есть шпион. Там сто или двести человек. Как мы поймем, кто из них звонил? – Ночью на службе людей гораздо меньше. Это раз. Вряд ли звонок был с телефона, находящегося в коллективном пользовании, – слишком велик риск, что кто-то п-подслушает. Это два. Значит, с Особым отделом связался некто, у кого есть собственный аппарат. И третье: звонил человек, которого в контрразведке знают. – Потому что он говорил шепотом? – Не только поэтому. Он назвал телефонисту внутренний номер Черепова вместо того, чтоб просто соединиться с Особым отделом и дать добавочный т-тамошнему дежурному офицеру. – Значит, двадцать четыре часа нам не понадобится. Едемте в штаб искать шпиона, господин. – Вот полный список сотрудников, которые находились на службе в указанное вами время, – сказал, вернувшись в кабинет, Скукин. – Я уточнил. Восемнадцать человек (имена подчеркнуты) имеют доступ к телефону. У пятерых, помеченных еще и галочкой, была возможность беспрепятственно говорить без риска. Ну, мой дядя, я надеюсь, не считается. В три часа ночи он отпустил меня спать, а сам остался в кабинете. Остальные четверо: адъютант Макольцев – в приемной; начальник егерской службы капитан Ржешевский; дежурный офицер гаража поручик Штубе и начальник личного конвоя командующего подъесаул Попенко. Неужели кто-то из них состоит в красном подполье? В это трудно поверить. – Не будем делать выводы раньше времени, – уклончиво ответил господин. – Я п-поговорю с каждым. Но сначала, с вашего позволения, просто прогуляюсь по штабу. Осмотрюсь. Большой красивый дом, в котором когда-то по торжественным случаям собирался цвет харьковского самурайства, сейчас, в дневное время, был полон военных, которые усердно занимались своими военными делами, так что отрадно посмотреть. Маса любил, когда люди стараются. Одни сидели и писали или печатали, другие чертили цветными карандашами красивые схемы, третьи быстро шли куда-то и приятно звенели шпорами, четвертые хрипло орали в телефонную трубку. И все курили, отчего под потолками покачивался голубоватый дым – как туман из танка про долину Мусаси: Голубой туман Над долиной Мусаси. Уткнулись в землю, Не любуются красой Усердные крестьяне. На двух штатских, бродящих по штабу, поглядывали с некоторым удивлением, но без подозрительности. Раз находятся здесь – имеют право. Не любуются красой усердные крестьяне Прислушиваясь к телефонным разговорам и обрывкам бесед, Маса скоро понял, что всё крутится вокруг трех главных тем: положения на северном фронте (там дела идут неплохо), движения «литерного» (это эшелон с английскими танками) и внезапного наступления партизанской армии Махно (думали, что батька разбит, а он внезапно ударил по Белой армии с тыла). Господин, конечно, заинтересовался эшелоном. Поговорил с начальником службы железнодорожного движения, предъявив свой волшебный документ. Этого оказалось недостаточно, начальник еще перепроверил по телефону у полковника Скукина и только потом стал отвечать на вопросы. На каждой станции усилены караулы, сказал он. Вдоль всего пути следования патрулируют конные разъезды. В Чугуеве назначена последняя дозаправка, но точное время неизвестно даже службе движения. Во избежание диверсий график следования спо-ра-дический: поезд то несется на всех парах, то делает неожиданные остановки. Эта периодичность контролируется специальными шифротелеграммами командующего. Фандорин вежливо поблагодарил, а по выходе из кабинета сказал Масе: – Скукин прав. В больших помещениях нет ни одного аппарата, с которого можно было бы позвонить в контрразведку, не привлекая внимания. Значит, круг подозреваемых остается прежним. – С кого начнем? Господин удивился: – Ты еще спрашиваешь? Разумеется, с капитана Макольцева. Он знает всё, что известно командующему, и, вероятно, даже больше. Это раз. Адъютант заходил к генералу, когда обсуждались детали визита главкома в приют. Это д-два. Был в контрразведке незадолго перед побегом Заенко. Это три. И, конечно же, осведомлен о графике движения засекреченных поездов. Скорее всего, именно он и относит распоряжения на шифровку. Это четыре. В приемной капитана не оказалось. Дежурный сказал, что Павел Андреевич полчаса как уехал на автомобиле, причем сел за руль сам. Сказал, ему нездоровится. – Далеко он живет? – спросил Фандорин. – Нет, в гостинице «Париж». – Зачем тогда автомобиль? Это ведь в пяти минутах. – Не могу знать. Должно быть, совсем неважно себя чувствовал. Вид у него был какой-то… необычный, – подумав, припомнил офицер. – Павел Андреевич ведь всегда веселый, улыбается, а тут был хмурый, бледный. Не дай бог тиф. – В г-гостиницу! – бросил Масе господин. – Быстро! Но Макольцева не было и в номере. Более того – портье сообщил, что капитан с утра не появлялся. Поднялись, отмычкой открыли замок. – Будем делать обыск? – спросил Маса. – Если это шпион, у него обязательно должен быть тайник. Моя сторона правая, ваша левая? Фандорин стоял у письменного стола, склонившись над открытым блокнотом. – П-погоди с обыском… Здесь вырван листок. – Поднес блокнот к глазам. – Недавно. Ну-ка… Вошел в ванную, присыпал бумагу слоем зубного порошка, осторожно сдул. Глядя господину через плечо, Маса увидел, что на тонких вмятинах проступили буквы. – Ростов 03.15. Александровск – неразборчиво. Ю… А, Юзовка 11.30. Луганск – неразборчиво, – медленно прочитал Фандорин. – Чугуев 18.15. – Что это, господин? – Станции Южной дороги. И, видимо, время прибытия? Нет, скорее, время отправления, поскольку темп движения неровный, со стоянками разной п-продолжительности… – Он посмотрел на часы и пробормотал: – Ах, вот з-зачем… – Что? – Вот зачем Макольцеву понадобился автомобиль. Чтобы доехать до Чугуева. Сейчас половина шестого. К-капитан, верно, уже подъезжает к станции. Нужно торопиться!