(Липучки?) (Завязки. Обычный бантик. Босс, аккуратнее, не затяните на узел.) Рубашка последовала за халатиком. Теперь можно было ползти без помех. Иоганн раздвинула заветную дверь и оказалась у цели. Некоторое время спустя она с облегчением выдохнула. (Мне лучше.) (Мне тоже. Обратно попробуем пройти? Главное, чтобы было за что уцепиться. А можем подозвать стул, и пусть едет перед нами.) (Дойду.) Ноги больше не подкашивались. Идти было легче, чем когда-либо за последние двадцать лет. Однако она все равно держалась ближе к стене. Ванную комнату давно оборудовали поручнями, чтобы немощный старик ненароком не упал. Иоганн оказалась перед высоким трюмо в конце гардеробной. (Боже, Юнис, какая же ты красавица!) (Боже, какие мы неухоженные! Босс, вы только взгляните, какие у нас ногтищи на ногах! Когти! И – о боже! – грудь обвисла! Живот обмяк!) (Ты прекрасна. Сногсшибательна. Юнис, радость моя, я всегда мечтал увидеть тебя абсолютно голой. Мечта сбылась.) (Рада за вас. А я бы предпочла привести себя в порядок, прежде чем показываться вам. На голове опять бардак. И… да, как я и думала. От нас воняет.) (Эй!) (Извините, ляпнула не подумав. Босс, мы не вернемся в постель, пока не примем горячую пенную ванну. Это приказ высшего командования. С обвисшей грудью за один день ничего не сделаешь, а вот помыться нужно обязательно.) Она обернулась и рассмотрела ягодицы. (Ох! Задница у девушки, конечно, должна быть, но не такая здоровенная!) (Юнис, у тебя самая красивая попка в штате. Во всей стране.) (Была когда-то. И снова будет, обещаю. Завтра начнем делать зарядку. Потихоньку все подтянем.) (Как скажешь. Но ты все равно самое прекрасное создание, какое я видел в жизни. Постой-ка. Юнис, ты ведь надевала лифчик к тому образу русалки?) Она хихикнула. (Ну что вы! Босс, на мне была только краска. Просто грудь у меня тогда была крепкая; Джо нарадоваться не мог, когда с ней работал. В тот раз я максимально перед вами обнажилась.) (А сейчас, по-твоему, как? А, красотка?) (Я имею в виду, до того как меня убили. Когда я еще была вашей «хорошей» девочкой, которая не смела раздеться настолько, насколько хотелось бы вам, старый козел. Хотя вы могли бы легко увидеть меня голой – и куда более красивой, – стоило вам только попросить.) (Теперь я каждый день буду приходить сюда и пялиться в зеркало.) (Кто же вам запретит, тело-то теперь ваше. Но положите сюда гимнастический коврик, чтобы одновременно заниматься. Почти все упражнения лучше делать перед большим зеркалом. Думаю, мы…) Дверь распахнулась. – Мисс Смит! Иоганн чуть не подскочила от неожиданности и грубо ответила: – Мисс Герстен, какого черта вы врываетесь ко мне в ванную без стука? Медсестра пропустила грубость мимо ушей, поспешно подскочила и обняла пациентку за талию: – Обопритесь на мое плечо, я уложу вас обратно в постель. Как же так! Что скажет доктор Гарсия? Он меня убьет! С вами все в порядке? Иоганн заметила, что медсестричка вот-вот расплачется. – Конечно. Все хорошо. – Иоганн попыталась освободиться, но быстро поняла, что Винни куда сильнее, чем кажется. – Но вы не ответили на мой вопрос. Теперь медсестра и впрямь расплакалась: – Умоляю, не спорьте со мной! Давайте уложим вас, пока вы не упали и не ушиблись! Может, доктор Гарсия не слишком рассердится. Видя, что девушка напрочь утратила профессиональное спокойствие, Иоганн позволила отвести себя в спальню и усадить на кровать. Рыженькая Винни перевела дух: – Вот! Теперь крепко держите меня за шею, и я подниму ваши ноги. Вот нехорошая девочка! Так меня напугала! Иоганн не послушалась: – Винни… – Да, милая? Ложитесь, не надо сердить доктора. – Не гоните лошадей. Собираетесь наябедничать – идите и ябедничайте. Я подержусь за кровать, не упаду. Медсестра была в отчаянии: – Мисс, хотите, чтобы меня уволили? В черный список внесли? Что плохого я вам сделала? – Винни, дорогая моя. – Да? – Не говорите ничего доктору Гарсии. – Она приобняла медсестру за талию. – Хорошо? Та покраснела, но не отстранилась. – Ну… я должна. Таковы правила. – Должны, но не расскажете. И я не расскажу. Это будет нашей тайной. Никому ни слова. – Ну, если вы не расскажете, то и я. – Обещаете? – Обещаю. Иоганн поцеловала ее. Винни оторопела и сжалась, но не уклонилась. Переведя дух, она разомкнула губы, и поцелуй продолжился. Наконец медсестра освободилась и хрипло прошептала: – За это меня точно уволят. Она не уточнила, за что именно, и, казалось, не заметила, что Иоганн свободной рукой поглаживает ее грудь. – Тогда остановимся. Пора мне прилечь – нет, не помогайте, я сама справлюсь. Иоганн справилась. Медсестра накрыла ее покрывалом и вновь напустила на себя серьезный вид: – А теперь давайте оденемся. – Она подняла с пола халат и больничную рубашку. – Что за безобразница! Раскидываете вещи по полу, пугаете меня. – Бросьте их в корзину для грязного белья. Я их больше не надену. – Ну-ну, дорогая. Халатик можете не надевать, а вот рубашку наденьте. Хотите, свежую принесу? – Винни, я больше не стану носить эти дурацкие ангельские одеяния. Халат можете повесить рядом на стул, а вот больничную рубашку я больше не надену. Буду лежать голой. – Доктор Гарсия… – Хватит пугать меня доктором Гарсией. Мы ведь договорились? Медсестра закусила губу: – Ну… да. – Не его дело, в чем мне спать. Пока мне не принесут нормальную одежду, я останусь голой. Или… а вы спите здесь? Может, у вас есть лишняя ночная рубашка? Женского фасона? – Да, я ночую здесь. Но одолжить рубашку не могу. Я… сама сплю голой. – Разумно. – Я видела ночные сорочки, пеньюары и прочее в вашей гардеробной. – Черт побери! Кто их туда приволок? – Не знаю, мисс Смит. Их привезли, когда… ну, когда стало понятно, что они вам понадобятся. – Умно. А размер подходящий? Знать бы еще, какой у меня размер. – Безусловно! Я помогала снимать мерки. – Прекрасно. Найдите мне самую изящную сорочку – я попрактикуюсь быть женщиной. – С удовольствием. – Медсестра вышла. (Лесба. Буч.) (Юнис, что ты несешь? Конечно, она симпатичная… а мне как раз в голову пришло, как к ней подкатить. Пришлось покопаться в памяти; навыки слегка подзабылись.) (Я сказала «буч»! Вам понравилось с ней целоваться.) (А тебе разве нет?) (Еще как. Она целуется так, что не оторваться. Но я, в отличие от некоторых, не ханжа. Не вы ли делали круглые глаза, когда я говорила, что с девушками тоже может быть хорошо? Вы, вы, старый озабоченный лицемер. И буч!) (Юнис, ты рехнулась, фримп твою мать. Я был ценителем девушек без малого сотню лет; хочешь, чтобы я переменился в одночасье? Вот если нас поцелует мужчина, тогда я точно почувствую себя гомосеком. Меня откачивать придется!) (Бедный босс. Никак не может определиться со своей ориентацией. Ничего, милый, Юнис вас научит – уж я-то знаю, как целоваться с мужчинами.) (Не сомневаюсь.) (Мне послышался сарказм в вашем тоне? Ладно, не отвечайте. Откачивать придется не вас, а его. Кстати, босс, вы ведь утверждали, что занимались в своей жизни всем. Абсолютно всем?) (Какие мы любопытные. Нет уж, повода звать меня «лесбой» и «педиком» в одном предложении я тебе не дам. Может, когда-нибудь мемуары напишу, и ты все узнаешь. Кстати, Юнис, а наша Винни такая? Чувствовалось, что ей тоже понравилось.) (Скорее фем, чем буч, хотя не исключаю, что она гуляет по обеим сторонам Голубой улицы. Но если вопрос был, лесбиянка ли она, то могу держать пари, что нет. Амби – точно, однако мужчины ей куда интереснее. Вы разве за ней не наблюдали? Огонь!) Вошла Винни, неся в каждой руке по ночной рубашке: